Собрание сочинений святителя Григория Богослова - Григорий Богослов

149. К Амфилохию (164)

Благодарит за путешествие к Парнасу и за обнаружение клеветы на епископа; также просит ехать далее, засвидетельствовать о сем епископам и разобрать с ними остающиеся в сем деле недоумения.

Исполнит Господь вся прошения твоя (Пс. 19:6), и да не презришь моление отца. Довольно успокоил ты старость нашу тем, что выехал даже до Парнаса, как был приглашаем, и что обличил клевету, возведенную на досточестнейшего и боголюбивейшего епископа. Порочные люди любят слагать вины свои на тех, кто их обличает. Правда, что всякое обвинение опровергали лета и жизнь сего мужа, опровергал и я, которой часто слышал и пересказывал о делах его другим, а равно опровергали и те, которые отведены им от заблуждений и присоединены к общему телу Церкви; однако же нынешнее лукавое время, по причине наветников и людей злонравных, требовало более точного доказательства, и ты представил это доказательство нам или, лучше сказать, людям легкомысленным, которых не трудно обмануть подобными клеветами. Если же соблаговолишь, приняв на себя труд дальнейшего пути, лично засвидетельствовать о сем и с прочими епископами разберешь то, в чем недоумение, то сделаешь духовное дело, достойное твоего совершенства. Я и все, кто со мною, приветствуем твое братство.

150. К нему же (240)

Просит молитв его о себе.

Едва освободился я от трудов, какими обременяла меня болезнь, как притекаю к тебе, снабдителю исцеления. Ибо язык иерея, любомудрствующий о Господе, восславляет болезнующих. Поэтому соверши наилучшее священнодействие и разреши великие мои грехи, прикасаясь к жертвам Воскресения. Ибо у меня, бодрствую ли или сплю, попечение о твоих делах, и ты стал для меня добрым смычком и стройной лирой, поселившись в душе моей, после того как, пиша ко мне тысячи писем, усовершился ты в познании души моей. Но, богочестивейший, не обленись помолиться и ходатайствовать за меня, когда словом привлекаешь Слово, когда бескровным сечением рассекаешь Владычнее тело и кровь, вместо меча употребляя глас.

151. К Постумиану (71)

Как человека сильного при дворе [341], просит его об умирении Церкви во время предполагаемого собора епископов.

Высок ты ученостью, и притом какой угодно и в каком кто хочет роде наук. Об одном из этого знаю только по слуху, потому что не знаком мне римский язык и не силен я в италийских учениях; а другое изведал на опыте, почему могу довести до сведения и других, если только вправе сколько–нибудь судить о подобных вещах, а немало людей, которые говорят, что вправе. До немалых почестей возвысился ты или, если надобно употребить более правильное выражение, немалые подъял на себя почести. Достиг крайнего предела власти, получив это не как дар счастья, что желали бы сказать многие, но как награду за добродетель, чтобы и она сделалась досточестнее, и царь приобрел похвалу таким суждением о тебе. Еще и этого мало; присовокуплю нечто из своего. Наставленный прежде в благочестии, потом принял ты оное. Ибо мне памятны твои слова, и слух мой доселе еще оглашается удивлением. Если присовокупишь к сему память о друзьях (знаю же, что присовокупишь, и гадаю о сем по предшествовавшему), то еще больше будем дивиться тебе. Это последний предел человеческого благополучия или блаженства. Что далее Гадеса, то непроходимо для людей, в чем верим любомудрствующему Пиндару. Но поелику достиг ты великого, то и обязываешься к великому. Благодеющий Бог сперва соделал тебя нашим, а потом поставил начальником над нами; и не сообразно было бы от такого мужа не потребовать наибольшего; поэтому прими от меня следующий совет: поелику теперь опять собор епископов, не знаю для чего и как собираемых, то ничего не почитай столько приличным твоему начальствованию, как это одно, чтобы под твоим начальством и твоими трудами умирены были Церкви, хотя бы для сего нужно было с особенной строгостью наказать мятежных. А если кажусь странным, что, удалившись от дел, не покидаю забот, не дивись этому. Хотя уступил я престол и высокость сана желающим, однако же не уступил с этим и благочестия; но думаю, что теперь–то и покажусь для тебя достойным доверия, даже более прежнего, как служащий не собственному своему, но общему благу.

152. К Сатурнину (72)

Подобного с прежним содержания.

Очень знаю, что требуешь от меня свойственного дружбе, иначе несмело было бы и писать. Ибо мирским уделишь власть, а мне, удостоенному приближаться к Богу, как добрый соработник, — дерзновение. Поэтому и приветствую тебя, и по желанию твоему изложу свое дело. У меня, при Божией помощи, все идет хорошо, кроме того одного, что беспокоюсь о

Церквах, которые в таком смятении. И если чем можешь помочь им, не обленись и словом и делом восстановить общее согласие; потому что опять собор епископов, и опасно, чтобы и ныне еще нам не остаться в стыде, если и этот собор будет иметь такой же почти конец, как и прежний. Ибо дело свое предоставил я изведать и судить всеведущему Богу, хотя охотно уступил зависти, дав место желающим и отказавшись не от чего–либо, как многим кажется, полезного, а, напротив того, крайне опасного и как бы после ужасной и жестокой бури сретив спокойную и безопасную пристань.

153. К нему же (132)

Поручает его покровительству одного ученого, Евдоксия.

Хотя высота начальственной власти неприступна, однако же дружба человеколюбива; по ней–то и я осмелился представить тебе сию просьбу. Ко всему, что сделал для меня доброго, присовокупи и это. Ученейшего сына нашего Евдоксия, человека и по жизни и по уму достойного твоей доблести, как и в ином чем не лиши своего приятного внимания, так удостой покровительства, если в чем окажется ему нужным твоя правота. А я воздам за это молитвами, чем одним и могу вознаграждать благодетелей.

154. Виктору (133)

Из уединения, где поправляет свое здоровье, просит стараться об умирении Церкви на открывшемся соборе.

Если теперь пишу, это не значит, что я дерзок; а если не написал скорее, это значит, что ленив. Лучше же сказать, даже не значит и этого; потому что не с кем было послать мне письмо, хотя (как

сам полагаешь) и желал сего. Я провожу время среди поля вдали от жилых мест и там поправляю телесное свое здоровье. Но теперь, когда есть случай, и приветствую тебя, и прошу жаловать меня, отсутствующего, той же честью, какой жаловал, когда был я с тобой, и не полениться утешать письмами меня, сильно огорченного разлукой. А поелику опять собор и опять борьба, притом среди врагов, которые внимательно наблюдают за всем, касающимся до нас, то подай руку общему собранию, будучи и сам не последним членом Церкви, и не допусти, чтобы все были потреблены пожаром, который ныне распространился в Церкви; но сколько можешь найти огнегасительных снарядов, употреби их в дело; побуди к тому же и других, чтобы и твои дела шли успешно, когда общее дело пойдет лучше.

155. К нему же (134)

Представляет к нему Иперехия.

Подлинно ты победитель, чудный мой, и победитель во всем доблестный; ибо, пока можно было, побеждал врагов оружием, а теперь побеждаешь всех добротой. Потому и осмелился я представить тебе это приветствие, а с приветствием и досточестнейшего сына Иперехия, которого, как знаю, почтишь за нрав, когда изведаешь этого человека, почтишь и ради меня, как положивший все делать в угодность мне. Вели же понадеяться ему на тебя в память нашей дружбы, которую, я уверен, очень ты уважаешь.

156. К Мардарию военачальнику (135)

Просит стараться об умирении Церкви на соборе епископов.

Ты мне и сродник, и свой, и все, чем только можно наименовать в подобном значении; потому что нас сопрягли благочестие и слава добродетели, какую узнали мы в тебе, ясно показавшем, что быть эллином и быть варваром — вся разность в теле, а не в душе, и расстояние в месте, а не в нравах и произволениях. Если бы многие из нашего рода стали возражать твоей правоте, то, очень знаю, у нас все было бы хорошо, и общественное, и частное. Прошу же тебя, как прекращаешь брань с внешними врагами своей десницей и своим благоразумием, так прекрати и нашу брань; и сколько станет у тебя сил, потрудись сделать, чтобы у собравшихся ныне епископов миром кончилось дело; потому что, как сам знаешь, весьма стыдно собираться многократно и не находить предела бедствиям, но к прежним смятениям прилагать непрестанно новые смятения.

157. К нему же (136)

Представляет на милостивое его внимание воина Феодора.

Давно желал я приветствовать твою досточестность; и благодарение Богу, подавшему повод! Рассуждая, чем вознаградить вручившего тебе это письмо, признал я всего лучшим передать его в твою власть. Отчасти и ради меня удостой его благосклонного внимания, потому что он вместе мой и твой: как живущий со мною — мой, а как воин — твой, разумею Феодора, который приходит теперь к тебе от меня. Пусть и он узнает, какой честью всегда пользовался я от тебя и еще пользуюсь.