Апокалипсис on line - Михаил Соловьев

руки там, где находились «браслеты». Запястья болели.

«Наверное, действие лекарства. Дергался, — решил я, — Надо же какие заботливые

ребята… для вас же».

Что-то зажужжало.

Я обернулся: в открывшуюся нишу в стене заходили несколько человек.

Один из них прошел в туалет и вынес оттуда стопку белых пластиковых стульев.

Расставил. Сдвинул в сторону крайний и сделал приглашающий жест:

— Присаживайтесь, Михаил… Или как вас там… Несущий удачу, — произнес он без тени

иронии.

Сделал, что просили.

«Гости» расположились напротив полукругом.

Первый вопрос оказался обезоруживающим:

— Может быть, вам интересно, что сейчас происходит? — задал вопрос живчик,

расставлявший стулья, — Вы спрашивайте, не стесняйтесь.

Я задумался, разглядывая плешь на его голове. Непонятного много. Вспомнился

первый допрос и насторожившие меня эмоции. Провернул ситуацию в голове и отогнав

желание подурачиться, спросил:

— Скажите, а почему так важна неосознанность вербовки?

— То, что с вами проще общаться — объяснять не буду, — заулыбался живчик, — А

вот часть вторая — серьезней. — Выдержав паузу и сверля взглядом, продолжил, —

Дело в том, что добровольцы вашей сети в большинстве своем реконструированы

биологически. За те льготы, которые им давались, они, подписывая договор, и

позволяли вводить себе инъекцию, приводящую их в состояние скрытой боевой

готовности. Фактически каждый из них по команде готов уничтожать окружающее

пространство. Когда мы вас задерживали, никто не ожидал, что вы проявите столько

прыти, поэтому нам и пришлось прибегнуть к группе препаратов, тормозящих

активность.

Я молчал.

— А скажите, — продолжил живчик, — Вас завербовали принудительно. Зачем же вы

так сопротивлялись?

— Сам не знаю, — задумался я, — Во-первых, кто же знал, что у вас такие условия

и лояльное отношение. Да и сдаваться всегда как-то подленько, к тому же сильно

не люблю, когда меня задерживают.

— Часто приходилось убегать?

— Бывало, — улыбнулся я, вспоминая проблемы из старой жизни, — Главное, чтобы

сразу не поймали. А потом текучка любого активиста заест. Тот парень, которого я

ударил жив?

— В больнице сейчас, — обдумывал что-то своё собеседник.

— Это не наш сотрудник, — заскрипел неожиданно жестким голосом седой мужчина,

напоминающий непонятно кого, — Чем ты его ударил?

— Кулаком, — ответил я после короткого раздумья,

— Дураку наука, — удовлетворенно откинувшись на спинку кресла седой, — А утюг

куда дел?

— Кулаком бил, — настаивал я

— Да говори ты, что хочешь, мне плевать, — рассердился тот, — Подвиги твои

камерами зафиксированы. Мы не милиция и нам плевать. То, что утюг не бросил и с

собой унес, молодец оперативной хватки не потерял — меньше хлопот. Здесь кстати

принудительно завербованных нет — все добровольцы. Нам главное, чтобы человек

осознанно с нами шел… Хочешь, удивлю тебя? — задал он неожиданный вопрос.

Я промолчал.

— Карина, — крикнул, обернувшись к панели в стене, седой, — Заходи дочка…

Глава 28.

В последнее время: неожиданности, перемены и быстрая смена обстановки стали

привычными. Предыдущий опыт оказался к месту, но пережитое мною до этой минуты

представлялось теперь далекой сказкой.

Такое количество событий на «квадратный метре» времени происходило со мной

впервые.

Появлением Карины седой меня добил.

Увидев ее, идущую без конвоиров, я ощутил вдруг масштаб-необычность случившегося

со мной после приобретения «Малыша» у Димы «Нока».

Окружающий мир исчезал в непонятной дымке и оставался лишь мой стон доносящийся

почему-то со стороны. Я еще пытался нырнуть в него, понимая: стон — это старый я,

мои дочки, жена, жизнь которой больше не будет — дотянись, исчезнет всё и

комната эта и люди, но нет…

Слава Богу, хоть со стула не упал — седой поддержал, тот, что назвал Карину

дочкой.

Сквозь собственный вопль уловил — такой реакции от меня не ожидали.

Кто-то звал врача, а я мог лишь моргать на участие, присевшей на корточках

Карины, и шепнуть:

— Дайте пожрать…

После этого все закрутилось.

Седой хохотал над моими словами и собственной несообразительностью.

— Доктор же сказал мне, мол, тебя кормить пора, да уж больно не терпелось

поговорить, — скрипел он, — Я на него и цыкнул. К нам такие отчаянные экземпляры

редко попадают, тем более Карина сказала ты в доску свой, а если поймешь — она с

нами, выслушаешь все предложения.

В палату закатили столик, на котором стояла салатница и плоская тарелка с мясной

нарезкой. Кто-то притащил горячий чайник и теперь колдовал с белой фарфоровой

кружкой.

Неожиданное тепло отношений сильно меня обезоружило, и я чуть не заплакал. Перед

глазами снова появилась фиолетовая муть, но я прогнал ее и потянулся за

бутербродом, который соорудила Карина.

После первого куска проснулся звериный аппетит.

Захотелось выпить.

Я испытующе посмотрел на седовласого и поинтересовался: нет ли у него под рукой

спиртного и не составит ли он мне компанию.

Присутствующий врач сначала заартачился, но перспективный собутыльник лишь

зыркнул на него и выудил из кармана плоскую фляжку,

— Чего тут пить-то, — загудел он, — Давай, Семеныч и тебе налью.

Врач обреченно махнул рукой и выудил из ящика под аппаратурой несколько

пластиковых стаканов.

— Сколько? — повернулся ко мне седой.

Я, молча, показал, мол, полнее.

Мужчина довольно гукнул и забулькал из фляжки, наливая коричневой жидкости.

— Ром, — гудел он, — Кубинский, пятилетний. Лучше напитка не бывает. Меня Юрием

Леонидовичем зовут…

Я в ответ мычал что-то невразумительное.

— Давай прожевывай, и пьем, — подытожил седой, вопросительно глядя на врача, —

Тебе половинку Семеныч?

Мы встретились взглядом с Кариной. Сегодня она была другой. Вела себя скромно и

все не могла насмотреться на седовласого. Я даже заревновал, но ничего не успел

ей сказать.

— Давай, Михаил, за знакомство, — торжественно произнес тот, — За знакомство и

чудесное избавление всех вас из лап «Системы». — Поймав удивленный взгляд, он

разъяснил, — Мы так называем вашу бывшую хозяйку, системную сеть…

Сразу вспомнился первый допрос, а Юрий Леонидович продолжил:

— Мы все когда-то ей принадлежали и даже воевали за нее. Много народу положили,

а оказалось зря… Да, дочка? — обратился он к Карине.

Неожиданно до меня дошло, кого он напомнил. Я видел его в фотоальбоме, который

девчонка показывала на трассе. Это был ее отец…

Девушка заметила перемены и подтвердила:

— Да, это мой папа. Я думала, его нет в живых, а он здесь. В тот вечер, когда

Саня выступал, именно он меня из клуба увел. Я пыталась сразу остановить

операцию, но им был нужен «Профессор», да и на вас папа хотел в деле посмотреть.

— Посмотрели? — интересовался я.

— Да, — перестал улыбаться седой, — Посмотрел и в принципе доволен. Сашка

отработал прекрасно, вот только мозгов нашей сети в той комнате не было. Так

небольшой муляжик стоял. Интересно было, как поведет он себя на захвате и

допросах.

— А где он сейчас? — поинтересовался я.

— В соседней палате, отсыпается.

— Увидеться сможем?

— Не сегодня. Времени мало. Нужно поговорить.

— Этого не хватит на поговорить, — тыкнул я пальцем в его фляжку, — Что такое

двести граммов, пусть даже и рома?

— Не жадничай. Семеныч нам с тобой враз кислород перекроет. Скажи-ка мне честно:

у тебя есть теперь личные счеты к «системе»?

Счет у меня конечно был. И немаленький. То, во что меня втравил Дима «Нока»

прощать было нельзя, но играть в подобные игры еще раз почему-то не хотелось.

— Зачем я вам? — опрокинул я в рот остатки капель ароматной жидкости, — У вас

вон, какая команда…

— Ты знаешь, — задумчиво заговорил Юрий Леонидович, — Операция будет вам знакома.

Во-вторых, «система» не просто так выбрала тебя, как человека приносящего удачу,

у нее на это дело нюх и опыт несоизмеримый. Ну а потом та карусель, которую ты

устроил, говорит о многом. Неясно одно — как ты в гостинице нас просчитал?

— А Сергей ничего не рассказывал?

— Молчит как партизан, — глянул из-под бровей седой, — Странно. Он вроде из

принудительных, а ведет себя хуже фанатика.

— Поговорю с ним, — обещал я, — Есть у меня к нему ключик.