Три розы - Юрий Бурносов

Грешно, кто берется за вопросы и советы, тогда как все в этих делах лживо, тщетно и суеверно, и тем наносит ущерб нашей религии и вносит смущение в мир…

В величайшем смятении настоятель царапал грудь свою ногтями и стонал. Бофранк все так же сидел под столом; он проник в келью с единой целью – проведать, нет ли там Деревянного Колокола. Он не знал, как выглядит сей священный предмет, но полагал, что сумеет распознать его. Однако ничего даже отдаленно похожего в келье не обнаруживалось: здесь не было ничего, кроме книг и свитков. Вероятнее всего, Колокол забрал с собою Клааке, и находился он, таким образом, в междумирье. Это знание никак не обрадовало Бофранка, в то же время он сообразил, что начертанные на стене квадраты суть не что иное, как пресловутая дыра из сего мира в междумирье, посредством каковой и переправляется туда-обратно Шарден Клааке.

Настоятель все бормотал и истязал себя, после чего повалился в изнеможении на тюфяк и тотчас уснул. Бофранк выждал немного, выбрался из своего убежища и, еще раз осмотрев со всем тщанием келью, выскользнул в коридор.

Он довольно скрупулезно осмотрел все закоулки его, но не обнаружил никаких выходов, кроме того, через который путники попали сюда. Внезапно Бофранк ощутил, что с ним происходит нечто необычное – то пропадал на мгновение обретенный дар зрения в темноте, то лапы сводило странной судорогой. Из этого субкомиссар сделал вывод, что время обращения назад в человека уже совсем скоро, и припустил обратно к месту заточения.

Пробежав мимо монаха-стражника, который по-прежнему спал, Бофранк почувствовал, что обращение вот-вот произойдет. И только тут его осенило, что человек может сделать многое, чего не сделать слабому коту. Остановившись возле самой двери, он зажмурил глаза, а когда открыл их, то увидел себя уже в образе человеческом. Сразу же стало холодно – нет нужды говорить, что Бофранк был абсолютно наг. Дрожа от холода и волнения, субкомиссар вернулся к месту, где почивал монах. Упрекнуть стража в нерадивости было трудно – надежно запертые, пленники никак не могли выбраться наружу… Увидав на столе глиняный кувшин с питьем, Бофранк поднял его и со всей возможной силой обрушил на голову спящего.

Удар, противу ожиданий, оказался не столь уж громким. Глиняные обломки полетели в стороны, хлынула вода, и Бофранк еле-еле успел подхватить падающую алебарду, которая, несомненно, наделала бы грохоту. Монах же лишь осел на своем сиденье, вырубленном прямо в камне коридора.

Связавши руки и ноги поверженного стража вервием, коим тот был подпоясан, Бофранк заткнул монаху рот куском его же сутаны. Ключи лежали близ; подхватив их и сняв со стены факел, Бофранк поспешил к дверям узилища и, отворяя замок, услышал, как его спутники в волнении переговариваются:

– …Неужто его умыкнули на допрос или расправу?

– Светите, светите, хире Альгиус… не может быть, чтобы его тут не было…

– Я здесь, друзья, – сказал Бофранк, входя. – Поторопитесь! Я сумел открыть дверь, но нам нужно выбраться наружу из подземелий.

– Но как вам удалось, хире Бофранк?! И почему на вас нет одежды?! – воскликнул в изумлении юный Фолькон. Бофранк не отвечал, поспешно облачаясь в свое разбросанное на полу платье; нашел он и фигурку кошки, которая лежала здесь же, ничуть не изменившись. Времени думать о том, дурно его деяние или же нет, от бога оно или от дьявола (что вероятнее), не было.

– Ведомы ли вам здешние ходы, брассе Эмон? – спросил Альгиус.

– Ведомы. Их, конечно же, охраняют, но я поведу вас туда, где охраны будет менее всего.

Выйдя в коридор первым, Бофранк огляделся и прислушался. Вокруг царила тишина; тревоги никто не поднял, на что субкомиссар, собственно, и надеялся. Брассе Эмон делал знаки, приглашая остальных идти вслед за ним далее по коридору. Миновав несколько запертых дверей, они остановились перед круглой дырою в полу, куда вела грубая деревянная лестница. – Сей путь выведет нас к морю с иной стороны утеса, – сказал монах, указывая рукою вниз. – Если там и есть стражники, то один или два. Обычно этим путем ходят желающие рыбачить; там есть небольшая гавань, а в ней – рыбацкие лодки.

Большей удачи никто не мог ожидать. Первым в дыру с факелом в руке полез субкомиссар, который до сих пор не мог успокоиться от неожиданного своего геройства. Лестница качалась и поскрипывала под ногами, угрожая рассыпаться, но следующий за Бофранком монах успокоил его, сказав, что сие дерево куда крепче железа.

Короткий коридорчик вывел их к очередной запертой двери, подле которой стоял монах и выглядывал в прорезанное наружу оконце. Он не успел ничего сказать, как Оггле Свонк – кто бы мог ожидать от него такой прыти! – тут же вонзил в брюхо монаха свой книфе. Альгиус тем временем зажал умирающему рот рукою, и монах умер безмолвно. Юный Фолькон взирал на происходящее с некоторым ужасом, брассе Эмон же заметил с сожалением:

– Имя ему было брассе Диогенис. Не худший человек из всех, коих я знал.

Отворив дверь, закрытую на простой засов, они вышли наружу, где стояло не то раннее утро, не то поздний вечер. В сумерках неотчетливо просматривалась тропинка, круто спускавшаяся вниз, к полукруглой гавани, с краю которой привязаны были несколько лодок разной величины.

Было решено взять среднюю, в коей без труда поместились все пятеро. В небольшом бочонке имелся запас воды, а хранившиеся тут же сети позволяли надеяться на некоторую добычу в пути. На весла сели Оггле Свонк, монах, Альгиус и юный Фолькон, Бофранк же оказался за рулевого.

С тем и отбыли.

Умилостивить господа – дело не последнее, когда отправляетесь вы в странствие. А коли не сделали, не пеняйте.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,

в которой описывается нелегкое путешествие беглецов по бурному морю, закончившееся довольно трагично

Паруса на лодке не было – монахи, по словам брассе Эмона, рыбачили недалеко от берега и довольствовались веслами. Не было парусов и на иных лодках, так что погоня, коли таковая случится, находилась бы в тех же условиях, что и беглецы; если же учесть, что их исчезновения никто не заметил, разыскать одинокую лодку в открытом море не представлялось никакой возможности.

Остров все уменьшался, благо гребцы старались изо всех сил. Светало – стало быть, побег состоялся под утро. Море выглядело спокойным, но Бофранк с тревогою думал, что случится, коли погода переменится.

Направление по солнцу определял Альгиус. Он поведал, что коли остров остался к югу, то им следует плыть на север, тогда никак не миновать земли. Сколько мог занять переход, составлявший для большого корабля день, никто не знал, да об этом и не думали. Воду решено было расходовать с великим бережением, но жажды покамест никто и не испытывал.

К полудню солнце пекло столь нещадно, что все, кроме монаха, разоблачились по пояс. Сие зрелище напомнило спутникам об их чудесном освобождении, и Фолькон спросил:

– Не расскажете ли вы, хире Бофранк, как удалось вам выбраться наружу?

– Я не хотел бы говорить об этом, – сказал Бофранк. – Тому есть множество причин, просто радуйтесь, что мы на свободе.

Однако Фолькон не унялся и принялся обсуждать с Оггле Свонком возможности тела человеческого, причем Свонк припомнил, как некий его собутыльник в свое время вынужден был пробираться через дымовую трубу, что сделал, обнажившись и облившись постным маслом. Таковое толкование вполне устраивало субкомиссара, и он не стал прекословить.

Альгиус, напротив, греб молча. Бофранку показалось, что толкователь догадывается о происшедшем, но разбегавшиеся в разные стороны глаза Альгиуса не позволяли даже приблизительно понять, что за мысли посещают его.

Монах же строил планы касательно того, как вернуть братию на путь истинный, и намеревался, самое малое, посетить кардинала, дабы поведать ему о непотребствах, творящихся в обители.

– Что может ждать фрате Фроде и остальных, коли признают их впавшими в опасную ересь? – спрашивал он.

– Плаха и костер, – отвечал Бофранк. – Однако допрежь того нам нужно вернуться невредимыми.

– Господь поможет и направит нас, – убежденно сказал монах. – Иначе и быть не может. Но что более прочего волнует меня, так это судьба святыни, что обретается ныне невесть в чьих руках.

Увы, Бофранк вынужден был признать, что плавание их на Брос-де-Эльде плодов не принесло. Деревянный Колокол, потребный для всех последующих планов, так и не попал к ним в руки, разве что Бофранк знал теперь, где находится прореха в междумирье, коей пользуется Шарден Клааке.

Немного после полудня монаха сменил на веслах Бофранк, не слишком в этом преуспевший вследствие увечных рук своих. Лодка сбавила ход, ибо остальные гребцы также заметно притомились. Монах, дабы не пребывать в праздности, забросил сеть и тут же вытащил двух небольших рыб с зеленою чешуею. Приготовить их должным образом не имелось возможности, потому улов разделили и съели сырым. Бофранк подумал, что подобной гадости прежде не пробовал, но кто знает, что может стать их пищею уже к вечеру, тем более что монах уже который раз забрасывал сеть вотще.