Кто твой враг - Мордехай Рихлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что бы вам навещать меня почаще. А вам, — с улыбкой адресовался Карп к Эрнсту, — следовало бы лучше заботиться о ней. Салли просто прелесть, я на днях это отметил.
— Спасибо.
— Надеюсь, — сказал Карп, — вчерашний обморок не повторялся.
Эрнст заметно удивился.
— Я чувствую себя вполне хорошо, — сказала Салли. — Правда. — Она опустила глаза, разглядывала затянутый ворсистым ковром пол. — Мы пришли сказать, что съезжаем.
— Подыскали небольшую квартирку.
— Как так получилось, что у вас оказался военный билет Николаса Синглтона?
Эрнст укоризненно посмотрел на Салли.
— Вчера утром, когда тебя не было дома, он зашел выпить чаю. Я выбежала за молоком, вот тогда, наверное, он и…
— Видите ли, — сказал Карп, — Нормана поставили в известность о смерти брата, но никаких подробностей не сообщили. Мы предполагали, что он погиб на маневрах. Несчастный случай, так мы решили… Минуточку, я сейчас вернусь.
На кухне Карп открыл духовку, провел по окороку пальцем, слизал с пальца мед. Перед тем как вернуться в гостиную, чуть прикрутил газ.
— Вы сглупили: если вы убили его, военный билет следовало сжечь, — сказал Карп.
— Билет я купил у одного барыги в Мюнхене. Вот как он у меня оказался.
— И по этой причине вы надумали сбежать?
— Мы подыскали квартиру.
— Вы конечно же знаете, что здоровье Нормана оставляет желать лучшего. — Карп откинулся на спинку стула, вздохнул. — Болезнь эта коварная. И хотя приступов амнезии давно не было, тем не менее он должен избегать потрясений. — Карп встал. — Извините.
Он снова смазал окорок медом. Окорок начал потрескивать. Эрнст, как он заметил, вернувшись в гостиную, придвинул свой стул поближе к Салли. Они держались за руки.
— Когда я познакомился с Норманом Прайсом, я работал санитаром в госпитале. Этим домом и вообще всем я обязан ему. И он никогда ничего не просил взамен. — Карп уселся в кресле поудобнее. — Как бы вы поступили на моем месте?
— На вашем месте, — сказал Эрнст, — я бы тут же поговорил с Норманом.
— Но он же нездоров, — начала Салли. — Вы сами сказали, что потрясения для него…
— Что, если я ему не скажу? Что тогда? — спросил Карп.
— Мы сами с ним поговорим, — сказала Салли.
— Что, если я вам не верю?
— Тут мы ничего поделать не можем, — сказал Эрнст.
— Откровенно говоря, — обратился Карп к Салли, — нельзя сказать, что он внушает доверие, а?
По комнате поплыл дразнящий дух жарящегося мяса.
— Почему вы не предложили мне деньги? — спросил Карп. — Мне, человеку моего племени. Надо думать, такой ход должен бы первым делом прийти вам в голову.
— Сколько вы хотите? — спросила Салли.
— Дурочка, — сказал Эрнст. — Он над нами издевается.
— Издеваюсь, разве?
— Сколько вы хотите?
— Почему это, — спросил Карп, — люди готовы поверить любой гадости обо мне и моих соплеменниках, тогда как о его, — он ткнул пальцем в Эрнста, — нет?
— Эрнст не сделал вам ничего дурного.
— Посмотрите на меня, — сказал Карп. — Что вы видите?
— Отвяжитесь от нее.
— Картошку! Жирного коротышку, польского едока картошки. У нас у всех землистые одутловатые лица. — Карп зло рассмеялся. — Вы что, думаете, мне не хотелось бы быть рослым, иметь такую же хорошенькую любовницу?
Салли передернуло.
— Разве вы не гомосексуалист? — спросила она.
Адресованная Эрнсту улыбка была полна яду.
— Извините, — прошептала Салли.
— Ей все равно, кто вы. Так же, как и мне.
Карп вытянул руки вперед, сплел пальцы.
— Молодежь, — сказал он, — как мне претит бесцеремонная молодежь. Я сейчас вернусь.
Открыв духовку, он увидел, что окорок подрумянился на славу. Еще убавил газ и подложил к окороку бататы — запекаться. Обтер каждый палец по отдельности и вернулся в гостиную. Эрнст и Салли уже встали.
— Уходите? — спросил он. — Так быстро?
— Салли устала.
— Я ее огорчил?
— Она устала.
— Но Норман вернется не раньше…
— Вы ему не скажете? — спросила Салли.
Карп устроился в кресле поудобнее, задумчиво потягивал херес.
— Мистер Карп, прошу вас… Эрнст не виноват. То есть не так виноват…
— Где вы были, — спросил Эрнста Карп, — когда я сидел в лагере?
— Его отец тоже сидел в лагере.
— Как же, как же.
— Я был в гитлерюгенде.
— Почему вы не убежали до того, как она узнала? — спросил Карп. — Почему не пощадили ее?
— Я люблю ее.
— Вот-вот, — голос у Карпа был усталый, — он любит вас.
— Мы любим друг друга. Это что, смешно? — спросила Салли. — Вас что, это смешит?
— Я не скажу Норману, — отрезал Карп. — Сегодня, во всяком случае. Но не вздумайте убежать. Убежите, я вас найду.
Они вернулись к себе, распаковали вещи. Салли плакала.
XIXА под вечер к Норману пришла Джои.
— Если впустишь, — сказала она, — обещаю на этот раз не закатывать истерики. — На ней было туго обтягивающее зеленое вязаное платье. Смуглое лицо подергивалось — в такой она была панике.
— Что случилось? — Норман снял с нее пальто.
— С Чарли бог знает что творится. Норман, ты должен мне помочь. Я схожу с ума.
— Сегодня утром я получил от него отсроченный чек на двести фунтов, — сказал Норман, — а с ним записку: он требует снять его имя с титров. Джои, это же глупо. Деньги его, он их заработал. Ты не заберешь чек?
— Что толку. Он его не возьмет.
— Вы на мели?
— Не то слово. Но это нам не внове… Норман, скажи, по-твоему, я все эти годы стояла на его пути?
— Он что, так говорит?
— Понимаешь, он всегда помогал моей семье. А это не облегчало жизнь.
— Как бы там ни было, Чарли сказочно повезло с тобой. Ей-ей.
Джои метнулась к окну.
— Он думает, у нас роман. — Она испуганно оглядела улицу. — Не исключено, что он следит за мной.
— Ну-ну. — Норман обнял ее за талию, ласково погладил по волосам. — Чарли никогда бы так не поступил.
— А ты знаешь, что он время от времени встречается с Карпом?
— С Карпом?
— Чарли вполне мог не уезжать из Штатов. За ним ничего не числилось.
— Не все сразу. — Он подвел ее к стулу. — Зачем он встречается с Карпом?
— Они много говорят о тебе. Больше я ничего не знаю.
— Джои, Карп нездоров, психически нездоров. Ему нравится дразнить людей — так мальчишки тычут змей палками. Он своего рода провокатор. Я говорю тебе это потому, что Карп вполне может тешить свое извращенное чувство юмора, понося меня.
Джои засмеялась, в смехе ее смешались каверза, издевка и мука.
— Что ни день, узнаю о тебе нечто новенькое, — сказала она. — Раньше я думала, что тебе, единственному из моих знакомых, чужое мнение безразлично. Теперь ты, как у тебя водится, окольным путем внушаешь мне, чтобы я не верила в те страсти-мордасти, которые Карп, судя по всему, плетет о тебе Чарли.
— Хорошо, — слова Джои задели Нормана за живое, — посмотри на это так. Войди сейчас Карп в комнату, мы смутились бы, как если бы он застиг нас в постели, — такое у него свойство.
Джои снова кинулась к окну.
— Задерни, пожалуйста, шторы, — попросила она.
— Джои, золотко, да не следит он за тобой. — Норман надел пиджак. — Пошли в паб.
В пабе было так людно, что их притиснуло друг к другу; ее облегающее платье не давало ему сосредоточиться на том, что она говорила.
— Было время, когда я верила в его проекты. Тогда он еще не растолстел. А в двадцать один год ты, похоже, думаешь, что у каждого, кто подает надежды, все выйдет. Тебе кажется, впереди уйма времени.
Норман опустил глаза в стакан, но его взгляд неминуемо перебежал на ее широкие многоопытные бедра, поэтому он снова вскинул глаза, и его губы растянула бессмысленная улыбка.
— Впрочем, я рада, что у него ничего не вышло, — сказала Джои. — В ином случае Чарли бросил бы меня. Но это отнюдь не означает, что он меня так и так не бросит. И возможно, раньше, чем ты думаешь.
— О чем это ты?
— Я та девушка, которой Чарли наобещал золотые горы. Что, по-твоему, он бесчувственный? Вчера вечером все стало ясно. Ничего из того, на что он всегда рассчитывал, ему не светит. И, как ты думаешь, Чарли захочет, чтобы весь остаток его жизни я была рядом, не давая ему забыть, что он неудачник?
— Вчерашний вечер не в счет. Он опомнится.
Норман заказал еще две порции виски и бутылку — взять домой.
— Бедняжка, он смерть как хочет ребенка, а я никогда не смогу родить.
— Что бы вам не взять сироту?
— Черт подери, Норман, ну почему мир так устроен, что талант достается одним мерзавцам? Объясни.
— Я помню, — сказал Норман, — когда УОР[101] выдавало пособия, все завидовали Чарли. Никто лучше него не мог запудрить мозги чинушам.