Хельсрич - Аарон Дембски-Боуден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я знаю. Я чувствую… что-то.
— Я знаю. Я чувствую… что-то.
Жилые башни по обе стороны от шагающего титана были покинуты: этот квартал был одним из немногих счастливчиков, из которых легко было добраться до подземных бункеров.
Сообщи полковнику Саррену, что я настаиваю на второй фазе.
— Сообщи полковнику Саррену, что я настаиваю на второй фазе.
— Да, мой принцепс.
Этот сектор, Омега-юг-девятнадцать, был одним из первых занятых врагом, когда рухнули стены. Ксеносы много часов пробирались через эту территорию, но значительного количества гаргантов здесь пока не наблюдалось. Такая ситуация давала отличную возможность уничтожать целые легионы врагов, пока их титаны были заняты где-то в другом месте.
В ее голове усилилось навязчивое, острое чувство, громыхая в сплетениях вен в мозгу. Ничего подобного она не слышала многие, многие десятилетия.
Кто-то кричал в агонии.
Зарха почувствовала, как открылся рот, когда чувство расцвело и пустило корни. Оно стало более резким и грубым, ядовито пульсируя в черепе.
— Мой принцепс?
Сначала она не услышала.
— Мой принцепс?
Да, Валиан.
— Да, Валиан.
— Мы получаем сигнал от «Безжалостного». Мой принцепс, он умирает.
Я знаю… Я чувствую это.
Через мгновение Зарха осознала, как все чувства словно оцепенели. Предсмертный крик бушевал в ее подсознании подобно урагану. «Безжалостный» погибал. Его принцепс, Ясен Верагон, вопил, когда ксеносы облепили труп гиганта, карабкаясь по металлической коже.
Как его смогли убить?
И вот нашелся ответ. В крике боли была память, которую она искала. Искажавшийся образ того, как машину боевого класса «Грабитель» повергли на колени. Чувство приводящей в ярость беспомощности. Он был богом… Как такое могло случиться? Почему его конечности больше не двигаются?
Вокруг были только обломки и дым, которые не давали что-либо разглядеть.
Теперь крик утихал. Сердце-реактор «Безжалостного», сосуд кипящей плазмы, остывало.
— Мы потеряли контакт, — сообщил Валиан, почувствовавший это вслед за Зархой.
Она плакала, хотя соленые капли, вытекавшие из слезных каналов, немедленно растворялись в окружавшей ее жидкости.
Лонн закрыл глаза, получая доступ к гололитическому дисплею когнитивной связи.
— «Безжалостный» был в районе Омега-запад-пять. — Его темные глаза открылись, блеснув. — Рапорты показывают, что район такой же, как этот: эвакуированные жилые башни, минимальное присутствие гаргантов.
Адепт с похожим на скарабея динамиком вместо рта, управлявшийся со сканирующим экраном, выпалил через рубку серию машинных кодов.
— Подтверждено, — сказал Кансомир. — Мы поворачиваем ауспик на юг. Значительные показатели тепла. Почти наверняка вражеская машина.
Зарха не расслышала почти ничего из этих слов. Картина смерти «Безжалостного» стояла перед ее искусственными глазами. Она еще раз всхлипнула, сердце болело, готовое разорваться от такой муки. Но, услышав о том, что враг поблизости, она задвигала конечностями, имитируя ходьбу.
Титан вздрогнул и сделал шаг.
— Мой принцепс? — позвали одновременно оба модератуса.
Я отомщу. Даже в собственном сознании она едва ли слышала свои слова. Механические нотки добавились к ее мыслям — и защищались с непреодолимой яростью. Я отомщу.
— Мы отомстим.
Титан проходил мимо высоток, задевая их плечами.
— Мой принцепс, — начал Кансомир. — Я рекомендую, чтобы мы остались здесь и подождали, пока скитарии разведают район впереди.
Нет. Я буду мстить за Ясена.
— Нет, — раздался из вокса резкий голос. — Мы отомстим за «Безжалостного».
Не видя разницы между мыслями и вырывавшимися словами, Зарха дернулась вперед. Голоса не смолкали, но от них она могла отмахнуться усилием воли. Никогда прежде принцепсу не было так легко пренебречь дребезжащими низшими голосами ее меньших родичей. Другое дело голос Валиана, доносившийся из отсека мостика, а не по когнитивной связи.
— Мой принцепс, мы получаем прошения о мессе.
Никакой мессы. Я охочусь. Месса с Легио может состояться вечером.
— Никакой мессы. Мы охотимся. Месса с Легио может состояться вечером.
Валиан с усилием повернулся в ограничителях трона. Кабели, змеившиеся из разъемов в черепе, последовали за ним, словно хвосты причудливого животного.
— Мой принцепс, принцепс Верагон мертв, и Легио требует мессу. — В его голосе отчетливо слышалось беспокойство — без намека на панику или страх.
Остальные члены боевой группы жаждали моментального разделения внимания и цели — единство принцепсов и душ их машин, — что было традицией после подобных потерь.
Легио подождет. Я жажду битвы.
— Легио подождет. Мы жаждем битвы.
Вперед. Главные орудия к бою. Я даже отсюда чувствую вонь ксеносов.
Ее голос заглушило шумом помех, но «Герольд Шторма» продолжил движение.
Кансомир не был чересчур эмоционален, но что-то холодное и неудобное промелькнуло в мыслях, когда он повернулся обратно, чтобы посмотреть на город через гигантские глаза титана.
Он не был так тесно соединен с пылающим сердцем «Герольда Шторма», как принцепс, но его собственные узы с богоподобной машиной не были лишены некоторой дружеской близости. Через связи с менее чувствительным центром машины Кансомир ощущал всю глубину ярости, которая была сродни наркотику в своей всеохватывающей чистоте. Страсть эта перерастала через эмпатическую связь в мрачную раздраженность, и Валиану пришлось сопротивляться желанию обругать за неэффективность всех вокруг, пока он двигал титана вперед. И осознание причин этого раздражения совсем не утешало.
Правая нога титана ступила на угол улицы, превратив грузовик в лепешку. «Герольд Шторма» медленно и величественно повернулся, и встроенные в корпус пикт-приемники показали широкую улицу. Утреннее солнце заблистало на полированной металлической коже титана. Валиан всего на мгновение погрузился в прилив внешних изображений, пришедших через мысленную связь. Сотни пикт-приемников, каждый из них демонстрировал чистую серебристую кожу или плотную броню, покрытую трещинами и царапинами от огня легкого стрелкового оружия.
Впереди, в конце широкой улицы, виднелась вражеская машина, мерцавшая на ауспик-сканерах мостика размазанным красным пятном. Валиан вздрогнул при виде его, глубоко вдыхая насыщенный специфическими запахами воздух. Как и всегда, жизнь внутри «Герольда Шторма» была пропитана машинным маслом, ритуальным фимиамом и сильным жгучим потом экипажа — они работали изо всех сил, хотя их тела неподвижно покоились на тронах.
Вражеский титан был нелепым до такой степени, что одним своим видом внушал отвращение. Его массивная, словно собранная из металлолома конструкция не внушала ни благоговения, ни уважения. Металлические кости «Герольда Шторма» были трижды благословлены техножрецами еще до того, как их собрали вместе в скелете титана. Каждый из миллиона зубцов, шестерней, заклепок и пластин брони, использованных при рождении титана класса «Император», были доведены до совершенства и благословлены прежде, чем стать частью тела гиганта.
Сейчас же воплощение безукоризненного совершенства столкнулось с полной своей противоположностью, и каждый член команды, пилотирующей титана, ощутил прилив отвращения. Вражеский гаргант был жирным, похожим на большой колокол — чтобы вмещать и войска, и боеприпасы для усеивающих тушу орудий. Они были установлены беспорядочно и казались бородавками на его отвратительном теле. Голова гарганта, в отличие от выполненного в готическом стиле механического черепа «Герольда Шторма», была мелкой и плоской, с треснувшими глазными линзами и тяжелыми челюстями. Он драчливо уставился на двигающуюся имперскую машину и заревел, бросая вызов.
Он звучал именно тем, чем являлся: военный вождь орков на мостике в голове ревел в вокс-передатчик. «Герольд Шторма» расхохотался в ответ, и его предупреждающие сирены стеной звука ударили в ответ.
В контейнере с жидкостью Зарха подняла руки, направив вперед лишенные кистей обрубки.
«Герольд Шторма» с оглушительным ревом в точности повторил ее движение.
Но гигант не выстрелил. Ловушка, грубая и примитивная, захлопнулась вокруг величественного титана.
— Ваше прошение о подкреплении принято, — протрещал голос.
Райкин опустил вокс-микрофон, вновь сжимая лазерную винтовку.
— Они в пути, — прошипел он Вантине.
Женщина прижалась спиной к стене рядом с ним. Выражение ее лица, скрытого очками и респиратором, трудно было определить, но она кивнула майору.