Мир, который рядом - Юрий Карлаш

  - Хорошо, Антон, я поработаю еще.

  Провожала Антона вся блоть колонии. Мы заварили литров семь чифира, достали из заначек хороших конфет и шоколада. И вот когда вся эта блоть выстроилась в круг, для ритуального чаепития, Антон сделал то, что еще раз подтвердило мое к нему уважение.

  - Подождите, парни, я не вижу тут еще одного хорошего человека.

  - Да вроде все собрались, - послышались возгласы со всех сторон, - все в сборе, Антон, давай, а то домой опоздаешь!

  - Где Яковенко? - крикнул завхоз в окно.

  - Бля, Антон, он же пидор, - сказал кто-то из так называемых блатных.

  - Ну и что, пидор. Пидор тоже человек. Давай, Андрюха, кружку и чифирни-ка за мое освобождение, - в пищкомнату, смущась зашел высокий парнишка лет двадцати, - давай, давай, не бзди.

  - Спасибо, Антон.

  Андрей Яковенко жил в нашем бараке среди обиженных. Но не все обиженные, как я смог убедиться, заслуживают того, чтобы их называли пидорасами. Судьбу этому парню сломал зек, который был смотрящим в тюремной хате Саратовского централа. За то, что Андрей отказался сливать ему информацию на сокамерников, эта мусорская подстилка провела хуем по губам парнишки, когда тот спал, и на утро объявил его пидором. Беспредел? Да. Но положение тут уже не исправишь, и пришлось Андрюхе полоскаться в обиженке, так как сил на то, чтобы покончить жизнь самоубийством у него не хватило. Он жил в бараке, жрал за пидорским столом, но ничего общего с ними не имел. Как мог, помогал бараку и в художественной самодеятельности, и гуманитарной помощью. Занимался спортом и был хорошим собеседником. Антон, вопреки всему, увидел в нем человека и подолгу беседовал с ним о жизни. Поэтому и прощальный чифир без этого парня завхоза не устраивал.

  Яковенко подставил кружку, и ему налили чифирку. Он отошел в сторонку и, стараясь не глядеть в глаза окружающим, выпил за здоровье завхоза.

  - Ну а теперь пора и покурить, - Антон выложил на стол несколько пачек «Парламента», и все вышли в локалку.

  Во время перекура в барак позвонили и потребовали завхоза на выход. Я обнял его, он сказал мне: «не бзди» и пошел. На память у меня осталась его шелковая феска.

  Антон ушел, а я остался работать с Панченко. Новый завхоз палки в колеса мне не ставил и, если я просил о чем-то, старался помочь. Но не было у него того стремления к победе, которым отличался старый завхоз. Зеки, видя пассивность Панча, тоже остыли к движениям и с каждым днем все больше забивали хер на колоническое соревнование. Я, в свою очередь, пытался что-то делать, старался удержать барак на должном уровне, но, видя, как мои усилия ни капли не оправдываются, решил пустить все под откос. Нет, я не забил совсем, но работал уже не так, как раньше. Увидев, что с новым завхозом у меня ничего не получилось, Леха Иванов вызвал меня в клуб.

  - Ну что, Юрок, хреново без Антона?

  - Как видишь.

  - Ты не гони, все, что от тебя требовалось, ты сделал. Если зекам не хочется телек смотреть и в теннис по выходным играть, то нахуй оно тебе?

  - Ты прав.

  - Короче не забивай голову, лучше помоги мне в одном деле.

  - Что за дело? - заинтересовался я, так как знал, что Леха ерунду не предлагает.

  - Ты ведь видел синтезатор в клубе? Машина хорошая. Андрюха пишет на ней фонограммы для мероприятий и концертов.

  - Да, я знаю, в клуб-то хожу.

  - Ну вот. Пишет-то Андрюха хорошо, но вот барабаны нормально прописать не может. А ты ведь барабанщик, знаешь, как должно быть на самом деле, может, поработаешь в клубе, позабиваешь машину?

  - Я вообще-то даже не знаю, как к этой машине подходить.

  - Андрюха покажет. А за отрядные свои дела не гони, пока работай, насколько возможно, а потом я тебя на постоянку в клуб заберу. Идет?

  - Хорошо, можно попробовать, - согласился я. А что еще оставалось делать? Умереть со скуки в бараке?

  Единственное, что меня не прельщало в предстоящей работе, так это то, что судьба опять меня сводила с Андреем. «Ну сейчас-то ты меня не наебешь!» - успокаивал я себя, понимая, что лучше работать с ним, чем гнить в бараке.

XXVI

С синтезатором я разобрался быстро и стал забивать барабаны для фонограмм. Работы было много, но она мне нравилась. Во-первых, я занимался тем, что мне было по душе, во-вторых, меня никто не трогал. Я сидел в наушниках, и внешняя суета меня не касалась, а в-третьих, время за этим занятием пролетало настолько быстро, что, приходя под вечер в барак, я еле успевал справиться с делами отряда. Еще мне нравилось работать в клубе из-за того, что синтезатор стоял в кабинете, ответственным за который был Мишаня. Мишка, после того как его достали всякие секретари, поставил мусорам ультиматум: или ему дают кабинет для работы, или работать он не будет вообще. Конечно, за такие выходки его запросто могли посадить в изолятор, но так как работу он знал лучше самих мусоров, плюс к вопросу об отдельном кабинете приложил усилия Леха Иванов, комнату Рябошу дали. И вот теперь мы могли работать с ним вместе. Это радовало. Единственным неудобством был Андрей, но в отношениях с ним я решил действовать его же методами. Так как он был из разряда людей коммерческих, то и поступал я с ним соответственно. Если он просил сигареты, я давал ему в долг, если садился с нами чифирить, то каждая третья кружка чая была заварена из его сбережений. По-другому с ним было нельзя. В клубе нас никто не трогал, никто не стоял над душой. Более того, туда боялись заходить козлы. После того, как председателем СКК стал Леха, козлы дорогу в клуб забыли.

  Леха – парень тридцати лет из города Ртищев Саратовской области. Если бы наша зона была «черной», то стопудово Леха был бы на ней положенцем. Я точно не знаю, чем он занимался на воле, но  уверен - не картошку растил. Помимо того, что его уважали все зеки зоны, его и мусора обходили стороной. Леха был единственным человеком в лагере, который разговаривал с Сергеевым на ты. Майор Сергеев, встречи с которым избегали все, с Лехой общался на равных. И не потому что Иванов был сукой или козлом. Нет. В те времена, когда Леха приехал в лагерь, Сергеев был начальником штрафного изолятора. Тогда зона еще не была настолько красной и режимной, но свои порядки мусора уже наводили. Леха отказался подниматься в зону и его пустили под очень жестокий пресс и закрыли в изолятор. После того, как он оклемался от побоев и отказался во второй раз подниматься в лагерь, его чуть не убили. И вот, когда этот парень, еле живой, корчился от боли на холодном полу камеры изолятора, в хату зашел Сергеев и кинул Лехе пачку сигарет. Вообще-то, курить в изоляторе строго запрещалось, но мусор сжалился и решил сделать несломляемому зеку подачку:

  - На, покури, - Сергеев стоял в дверном проеме, глядя, как Леха с трудом поднимается с пола.

  - Пошел ты нахуй со своими сигаретами! - с этими словами Иванов поднял пачку с пола, и что было сил, бросил в мусора.

  Сергеев ушел, лязгнув запорами тяжелых камерных дверей (тормозов), но с тех пор зауважал этого зека.

  В зоне Леха побывал на многих должностях, и везде, где он рулил, был порядок. Не мусорской порядок, а пацанский. Конечно, и страдал Иванов за этот порядок тоже очень часто. Во-первых, он чаще всего ненадолго задерживался на какой-нибудь из должностей, так как все тот же Сергеев снимал его и сажал в изолятор. Во-вторых, несмотря на его положение, его тоже отправляли на исправленческие работы. Но в изоляторе теперь Леха сидел иначе. В отличие от первого раза, теперь он просто отдыхал. Его не напрягали режимом, разрешали курить, да и жратву ему приносили свои пацаны из зоны. Зеки всегда были на его стороне, а мусора хоть и видели, что он нарушает режим, его практически не трогали, так как сами частенько делали через него свои дела. Так как Иванов разговаривал с майором, не мог себе позволить ни один мусор. И если у какого-нибудь мусора возникали проблемы с Сергеевым, он шел к Иванову и просил посодействовать. Звучит нелепо, правда? Но факт остается фактом, Леха был авторитет. И поэтому клуб вздохнул с облегчением, когда Иванова поставили здесь рулем.

  Что самое интересное, он никогда не козырял своей значимостью и положением. Увидев, как парни из цирковой студии жонглируют гирями, он попросил научить и его. Научившись этому ремеслу, он стал ползать по канатам с акробатами из той же цирковой студии. За что бы он ни брался, все доводил до конца. Ну а в то время, когда я пришел работать в клуб, Леха познавал новый вид творчества – клавиши. И поэтому он просиживал вместе с нами в кабинете дни напролет, забивая в синтезатор после моих барабанов остальные инструменты.

  В клубе было хорошо, но из-за него я практически совсем забил на отряд. А так делать тоже было нельзя. И я стал придумывать способ, как передать все свои дела кому-нибудь другому.