Грааль никому не служит - Андрей Басирин

Над нами висел металлический бублик неправильной формы. При взгляде на него кружилась голова.

– Да, здорово, – без энтузиазма отозвался я. – Очень красиво. – И зачем-то спросил: – А вы в космических боях участвовали?

– Да. Я дрался на Лионессе.

– Расскажите!

– А что рассказывать? Ты думаешь, это приключение? Стрельба, росчерки лучевых ударов… Ты смотрел «Звездный Джаггернаут»?

– Ну… – Я всё ещё не понимал, куда он клонит. – Но это же старый фильм.

– Помнишь корабельную дуэль в космосе? Когда Джаггернаут сражался против Чёрного Рейдера?

Я кивнул. Наш знаток физики, Мишка по прозвищу Злобный Крендель как-то здорово раскритиковал этот фильм. За это я неделю на него дулся.

– В этом фильме, – продолжал Николай, – корабли уворачивались от лучевых залпов, а пилоты джойстиками координировали маневры истребителей, несущихся со скоростью света. Знаешь, как бы всё это выглядело на самом деле?

Я помотал головой.

– Во-первых, бой начался бы гораздо раньше. Как сенсоры определили противника, так и пошла бы пальба. Дистанция в несколько световых секунд уже достаточна. Во-вторых, никаких манёвров: от залпа можно увернуться, лишь используя тремор пространства. В-третьих, стреляла бы автоматика. В мире Джаггернаута не существует пси-мод «счетчица». Люди там проигрывают компьютерам в скорости реакции. Улавливаешь?

– Улавливаю. В общем, всё выглядело бы не так красиво.

– Некрасиво – полбеды. Неинформативно. Лучи лазеров в космосе не видны, грохота взрывов не слышно. Пылевые облака не возникают. В результате фильм выглядел бы так: на экране появляется маленькая точка – это вражеский корабль. Время идёт, а точка не меняется. Противник давно уничтожен, но продолжает полёт. Понимаешь, Андрей, конструкторы обычно проектируют корабли так, чтобы в случае аварии взрываться было нечему. Сверхнадёжные реакторы, двигатели, арсеналы. На борту – ни одного живого человека, вся автоматика в руинах, но корпус летит. А значит, зрителю непонятно, что произошло. Кто победил. Поэтому киношные бои такие красивые – там другие правила. А в жизни смотреть особо не на что. Жив – уже здорово.

Он помолчал и добавил:

– Если честно, экзоразведчики вообще не должны сражаться.

– Как это?

– Очень просто. Есть Первое Небо – Земля, Ордусь, Камелот, Основание и Гайя. Есть Второе – это колонии, которые мы открыли, и которые от Земли почти не зависят. А ещё есть неоткрытые миры. Так вот, наше дело – осваивать их. Шпионаж в колониях, дипломатия и торговля – этим не мы должны заниматься. – Капитан помрачнел и добавил: – Только учти: я тебе ничего не говорил.

Гавань надвигалась на нас сияющей громадой. Мельчайшие детали очерчивались на её поверхности резко, словно тени на лунной поверхности. В какой-то момент Гавань заполнила всё пространство над нами, и мне показалось, что мы падаем. Личинкой диковинного насекомого над (под?) нами проплыла трирема рунархов. Вдоль борта её опоясывала лента двигателей – они действительно напоминали вёсельные порты античных судов. Вот только сами вёсла находятся в ином пространстве.

Я поискал взглядом наши корабли. Угловатая рама линкора висела чуть поодаль – словно летучая мышь под потолочной балкой. Ещё несколько крейсеров дрейфовали в кольце тора. Приглядевшись, я стал замечать и корабли классом поменьше: они были десятками разбросаны тут и там по поверхности станции.

– Скоро прибудем, – Николай нервно рассмеялся. – Веришь, до этого я ни разу не был в Гавани.

– Как это?

– Очень просто. Не будь тебя, я бы так и куковал на Казе. Год, другой, десять… Хотя нет: меня перевели бы куда-нибудь ещё. – Он уселся, обхватив колени руками: – На Лот или Оркней… все они одинаковы. Лионесцев, гадов, ненавижу. Они предатели. Знаешь, Андрюха, в твоём возрасте мы все мечтали о Казе. Мне повезло. Я восемь лет мотался по колониям. И почему я такой дурной? Вот сижу – и никакой радости, лишь усталость… А ты-то что чувствуешь?

– Не знаю, – честно признался я. – Петь хочется, и мурашки по спине.

– Мурашки. Не растеряй их, эти мурашки, – улыбнулся Николай. – Тебе ведь тоже повезло.

– Точно. Я бы сейчас в Лачугах оказался, если бы не вы, – задумчиво сказал я.

– Ага. Когда-нибудь я расскажу тебе, что такое Лачуги. Только не сейчас. Мерзкое это место, Андрюха. Но бывают и хуже.

Глава 8. Харон любопытничает

Интересно: как на Земле уживаются разные национальные кухни? Индийская, немецкая, русская. На Казе синтет-кашу готовят всего одним способом. Правда, он-то как раз мне и не нравится.

Мы втроём – я, Николай Джонович и Визионер – сидели на верхней палубе Гавани, любуясь звёздами и лакомясь суши. Капитан и Визионер беседовали, я помалкивал. Гигантское помещение подавляло меня. Совершенно не представляю, зачем на космической станции нужен зал-оранжерея таких размеров. Да ещё и отгороженный от космического пространства лишь туманной дымкой силового поля. Показуха чистейшей воды. Наверное, для большого начальства. И чтобы на парады любоваться.

Николай растёр кусочек васаби, обмакнул сушину и отправил в рот.

– Страшный народ эти японцы, Сергей Дарович, – сообщил он, вытирая слёзы. – Вот и еда – вроде нормальная, а почитаешь названия – боже мой. Ика, сэмисаба, магуро дункан. Какие суровые люди были!

– Я в училище с одним фанатом каратэ учился. Мы с ним спорить любили. Раз поспорили, будто он названий всех ударов каратэ не знает. – Генерал подцепил палочками креветку и бросил в соус. – Я предложил ему показать «эби темпуру».[2]

– И?

– Показал. Оказывается, в двадцать втором веке был расцвет боевых искусств. Школы как грибы росли. Вот один шарлатан и создал новое направление каратэ, совершенно не зная японского. Взял меню в ресторане и год по нему учил людей.

Глаза Визионера обессмыслились. Сергей Дарович полез в эфиросферу. Мы ждали двух гостей: рунарха и человека, посланника Пелеаса. Оба задерживались.

– Мы видели рунархский корабль, – заметил Николай Джонович. – Он уже пришвартовывается.

– Пелеас расист. Он рунархов терпеть не может. А я, Николай Джонович, обещал императору, что к концу месяца справлюсь.

– Подчинить мантикору?

– В точности так.

Я нацелился на кусочек осьминога. Палочки выскользнули из пальцев и покатились по полу.

– К гостям, – сообщил Рыбаков. – Вилка – значит, придёт мужик. Ложка – женщина.

– А если палочки, то рунарх.

Джемитин – рунарх. Он пси-мод. Трансформация «харон» доступна лишь нашим соседям, людей-харонов не существует. Впрочем, так же как, например, рунархов-срединников. Хароны очень интересная модификация. Они живут вне времени, проникая одновременно в прошлое и будущее. Недалеко: минут на двадцать, не больше. Но этого обычно хватает, чтобы испортить им жизнь.