Грааль никому не служит - Андрей Басирин

Я надулся. Сбылась моя давняя мечта: я любовался Землёй из окна аэра. Вот только почему мне так нерадостно?

Аэр летел низко, почти задевая верхушки сосен. Временами «летяга» плавно уходила в сторону, и тогда я замечал неясную тень меж деревьев. Камуфлирующие поля надёжно скрывали дома. Мы летели среди миражей.

– А мы не врежемся? – тревожно спросил я.

Николай открыл окно и рассеянно ухватил пролетающую мимо ветку. В руке остался пучок хвоинок.

– Нет, не врежемся.

– Точно?

Он провёл кончиками пальцев по потолку, и кабина раскрылась. Яркое полуденное солнце брызнуло в глаза. Я зажмурился. Над головой радостно кричали птицы. Ветерок доносил запахи сосновой смолы и цветов. Повинуясь мысленному приказу, «Летяга» замедлилась до скорости пешехода. Капитан встал и неторопливо прошёл к тупому носу машины.

– Иди сюда, – махнул он мне. – Здесь не так удобно, как в кресле, зато море впечатлений. Мальчишкой я только так и мечтал летать. Родители не позволяли.

Я проследовал за ним. Мы лежали на тёплом пластике, свесив головы вниз и глядя на тень «летяги», скользящую по земле.

– Вы на Земле родились? – спросил я.

– Да. Когда я прибыл на Каз, мне было лет двадцать пять. Сама идея, что транспорт может сталкиваться и ломаться, казалась мне чем-то невозможным. Пришлось привыкать.

Аэр замедлил движение и вскоре совсем остановился. Николай Джонович прижал к губам палец:

– Тс-с. Видишь белку?

На ветке сидел рыжий потрёпанный зверёк. Капитан вытянул руку и призывно зацокал. Белка радостно помчалась к экзоразведчику. Вот это да! На Казе единственные существа, которых можно безбоязненно брать в руки, – это крабики-бретёры. Но и с теми следует держать ухо востро. Зазеваешься – палец отхватят.

– Можешь погладить, – разрешил капитан. Он достал из кармана орех и протянул гостье. Белка беззаботно ухватила подарок передними лапками и принялась грызть. Я уважительно погладил зверька по мохнато й спинке.

– Как вы её позвали?

– Вот так, – капитан поцокал языком. Белка недоумённо на него покосилась. – На самом деле это беличий крик опасности. Но мы его неправильно воспроизводим. Белки привыкли.

– Здорово, – я с сожалением отпустил зверька. – А мы не опоздаем?

– Нет. Извини, Андрей. С ребятами ты ещё погуляешь. А я хотел тебе показать свою Землю.

Аэр двинулся дальше. Скорость была всё так же невелика. Иногда мы останавливались, чтобы осмотреть какие-нибудь достопримечательности.

– Видишь тридцатитиэтажку? – внезапно спросил капитан. И гордо пояснил: – Двадцать первый век, памятник архитектуры.

– Красивая, – согласился я. – И как только сохранилась?

– Это реликт. Мы бережём её, следим, чтобы она не рассыпалось в пыль. – Он помолчал немного, а потом добавил: – Наша служба – такой же реликт. Андрей, у людей нет врагов. Рунархи не воюют, а с негуманоидами нам нечего делить. Самая большая опасность для нас – мы сами. Второе Небо. Провинциальные планеты вроде Каза.

– Разве Каз может сражаться с Землёй? – удивился я. – У нас даже космофлота нет. А тут всё вон какое… – Я запнулся, подыскивая слово, и наконец нашёл: – Могучее.

– Да, могучее… Дело не во флоте, Андрей. И не в технологиях. Армии и спецслужбы существуют, потому что существуют другие спецслужбы и армии. Знаешь, иногда я завидую рунархам.

Он умолк, кусая губы.

– Нас тянет на окраины, к ледяному Лангедоку. К засиженным птицами скалам Айесты. Потому, что мы чужие сами для себя. А рунархи везде дома.

Те, кто не спешит, всегда успевают вовремя. Когда мы прибыли к орбитальному лифту, выяснилось, что нас могут отправить в Гавань немедленно. Только что на орбиту ушёл сверхнормативный груз. Прилети мы раньше, пришлось бы ждать.

– В туалет не хочешь? – спросил капитан. – Когда отправимся, придётся терпеть. Орбитальный лифт ходит медленно.

Я послушно сходил в туалет. Потом мы отметились в регистрационном компьютере и отправились на стартовую площадку. Погрузчик, привезший наш аэр, растёкся металлической кляксой и впитался в пол. На мгновение зеленовато-бирюзовые плитки стали ярче, а затем погасли.

– Далеко не уходи, – предупредил капитан. – На краю болтанка большая. Если тебя унесёт, так и будешь всю дорогу висеть в воздухе.

Я кивнул, хотя ничего не понял. Мне было интересно: как же мы полетим? Почему-то я представлял себе вырастающие по краю площадки решётчатые фермы, непроницаемый купол, отгораживающий нас от черноты космоса.

Действительность оказалась куда прозаичней. Пол под ногами тряхнуло; служебные помещения, находящиеся за пределами бирюзового поля, медленно поползли вниз.

– Сядь. Когда можно будет ходить, пол станет желтым.

– Что значит «нормально ходить»?

Вместо ответа Николай достал из кармана ручку и бросил её к краю площадки. Ручка покатилась по плиткам, затем подпрыгнула на полметра и повисла в воздухе. Упала. Вновь подпрыгнула – но уже выше. Так повторилось несколько раз.

– Не люблю лифт. Болтаешься, словно яблоки в авоське. Но в Гавань иначе не попадёшь. Когда стартуют большие корабли, у катеров сбоят двигатели. Тоже приятного мало.

Я уселся рядом с капитаном. Меня укачивало; к тому же выяснилось, что плитки пола – это обман. На самом деле это силовое поле.

Прозрачное.

– Красиво… – пробормотал я, глядя на уходящий вниз город.

– Ага, – отозвался Николай. – На границе атмосферы ещё красивее. Только надоедает быстро.

Он улёгся на спину. Лицо его расслабилось: мой наставник нырнул в эфиросферу. Чудак человек! Неужели ему не нравится эта красотища?

Земля величаво уплывала вниз. Маскирующее поле в отдалении пропадало. Шпили и купола выныривали из небытия, чтобы тут же опасть до размеров кукольных домиков. Горизонт окутался зыбким многоцветным сиянием. Глядя на него, хотелось петь и смеяться. Прохладный ветерок прокатился над полом. Плитки приобрели цвет янтаря: гравитационные возмущения прекратились.

Восхищался я долго: целый час. Потом надоело. Заняться было нечем. Николай Джонович всё так же лежал, глядя невидящими глазами в чёрную даль.

На меня навалилась агорафобия. Мне хотелось закрыть глаза и не открывать никогда. Воздух на площадке оставался таким же, как на Земле, но мне казалось, что я задыхаюсь. А то вдруг становилось холодно до гусиной кожи. Глупость, конечно: откажи терморегуляция – и я вмиг превращусь в ледышку. Всё-таки космос вокруг.

– Смотри, – Николай указал в небо. – Вон Гавань. Там строят земные корабли.

Над нами висел металлический бублик неправильной формы. При взгляде на него кружилась голова.

– Да, здорово, – без энтузиазма отозвался я. – Очень красиво. – И зачем-то спросил: – А вы в космических боях участвовали?