Третья тропа - Александр Власов

Волоча ноги по земле, Славка подошел к такой теперь мирной катушке. И здесь расслабляющая дрожь охватила его. Он сел и затуманенно посмотрел на подбегавших со всех сторон мальчишек.

Сергей Лагутин пощупал раздробленную до древесины еловую кору.

— Ну, Славка! — он оглядел столпившихся у катушки ребят. — Видали, какой у нас командир!

Мальчишки еще не совсем очнулись от пережитого страха. Вовка Самоварик досадливо надул щеки. Все произошло так быстро, опасность была так велика и близка, что он лишь теперь вспомнил про фоторужье и представил, какие могли бы получиться кадры.

К Славке Мощагину подсел Богдан, спросил:

— На что надеялся?

Хотелось Богдану понять, что заставило Славку поступить именно так. Ведь не мог же он серьезно думать, что остановит катушку и сам останется цел и невредим.

Славка долго молчал. Ребята расселись вокруг, ожидая ответа на вопрос Богдана. Славка виновато улыбнулся.

— Спроси что-нибудь полегче.

— Помню, случай такой был, — тихо произнес Кульбеда. — Маневры шли. Ну и потребовалось ночью переправить бронетранспортеры через озеро. А готовых плавсредств — никаких. Используй что под руками!.. Навалили, значит, лесу, связали плоты — отчалили. Что там, почему — неизвестно, только один плот до середины озера доплыл и крен дал. Пополз бронетранспортер по скользким бревнам. А внутри-то солдаты! Кувырнется броневая коробка в воду, — считай, погибли!.. Откуда ни возьмись — гвардии старшина Грехопуд. Видит — плохо дело! Сел он на плот и ногу свою под транспортер сунул. Бронетранспортеру — что нога, что спичка. Знал это гвардии старшина Грехопуд, а не мог удержаться — стоять и смотреть, как солдаты на дно канут. Ногу ему все-таки малость помяло. Но не из-за нее, конечно, не из-за ноги гвардии старшины Грехопуда остановился транспортер. Скользкое место, может, кончилось, или еще что… В общем, переправились нормально… Гвардии старшина Грехопуд еще прихрамывал маленько, а ему уже медаль вышла. За что?.. За готовность, за жертвенность солдатскую!.. С той медалью он еще строже стал — спасу нет! А любили его как родного.

Встряхнуть их надо

На четвертый день к вечеру основные работы по благоустройству лагеря были закончены. Присланные шефами электротехники проверили проводку и подключили ток. На просеках загорелись яркие фонари, в палатках зажглись лампочки. Мощные динамики сухо защелкали с фонарных столбов. Голос капитана Дробового начал проверочный отсчет: «Раз… два… три…».

Все работало нормально.

На штабной поляне уже высилась мачта для флага, укрепленная в злополучной катушке. Тут же стояла небольшая трибуна.

В расположении первого взвода была оборудована спортивная площадка, а за мастерской — плац для военных занятий.

Быстрота, с которой обживался лагерь, объяснялась просто: за что бы ни принимались мальчишки, все трудоемкое, тяжелое было уже сделано шефами. Ребятам оставалось выполнить завершающие работы.

Была проведена и граница, за которую переступать мальчишкам не полагалось. Капитан Дробовой самолично, без помощников занимался этим делом. Привязанная к кустам и деревьям тонкая бечевка на уровне груди опоясывала со всех сторон территорию лагеря. Желтые флажки висели на равных промежутках по всей длине веревки.

— Череп нас, как волков, обложил! — говорили мальчишки.

Черепом они звали капитана Дробового за бритую голову, а про волков говорили без злобы — понимали, что граница эта условная, рассчитанная на добровольное подчинение.

Утром на следующий день, до завтрака, все четыре взвода стояли на штабной поляне. Флаг был уже поднят, и подполковник Клекотов заканчивал короткую речь, посвященную открытию лагеря.

— Моя мечта, — говорил он, показывая всем пачку каких-то листов, — чтобы эти рапортички взводных командиров стали краткими и содержали две фразы: «Все в порядке. Происшествий и нарушений не замечено.» Но пока — вот полюбуйтесь! — Клекотов под общий негромкий смешок вытащил из пачки и расправил исписанный целиком лист с приклеенной внизу дополнительной полоской бумаги. — Видите — места не хватило на ваши художества!.. Если б с самого начала действовала утвержденная вами шкала наказаний, я думаю, мы ходили бы уже не по земле, а по ковру из волос, срезанных с голов провинившихся!

Смех усилился, а Клекотов, выждав, продолжал:

— Моя мечта — вернувшись вместе с вами в город, услышать приблизительно такой разговор. «Что это вдруг так спокойно у нас стало?» — спросил бы кто-нибудь из нашего района. А другой бы ответил как нечто само собой разумеющееся: «Разве не знаешь? Лагерь вернулся!» Это про наш лагерь пусть так скажут! Про наших ребят, которые не только сами больше не нахулиганят, но и другим не дадут!

Еще громче засмеялись мальчишки — такой неправдоподобной показалась им мечта начальника лагеря.

— Не верите? — удивился Клекотов. — А я верю!.. Верю, потому, что вижу ваши смеющиеся лица. Вы от души смеетесь над собой. А кто так смеется, тот будет хорошим человеком!..

После завтрака ребята столпились у стенда, на котором в то утро были вывешены расписание обязательных военных занятий и график коллективной работы. Здесь же перечислялись различные кружки. Ребят записывали в них по желанию, и только в одном случае принцип добровольности был нарушен. На объявлении саперного кружка кто-то приписал: «Ефима Сокова и Дмитрия Волкова просим явиться обязательно».

Фимка озадаченно хмыкнул.

— Мы ж ему сказали — неинтересно!

— Пойдем откажемся, — предложил Димка. — До него тогда не дошло.

Они разыскали комиссара Клима. Высказывать недовольство мальчишкам не пришлось. Увидев их, Клим сразу понял, зачем они пожаловали, и встретил ребят неожиданным сообщением:

— Нашел я для вас динамит! Будете копаться в минах и трястись от страха!

— Ну да! — Фимка не поверил, но заинтересовался. — Шашка какая-нибудь с дымом-вонючкой?

— Не угадал.

Димка был доверчивей.

— Настоящая взрывчатка? — спросил он. — И пальцы оттяпать может?

— Если б только пальцы! — Клим таинственно прикрыл рот бородой. — Она в самую голову метит!

Совсем заинтриговав мальчишек, Клим раскрыл свою тайну:

— Сапер ошибается один раз, — это вам давно известно. Так вот, мы с капитаном Дробовым решили: если вы на занятиях допустите роковую для сапера ошибку, быть вам без волос. Острижем! Такое наше условие!

Заметив у мальчишек некоторое разочарование, Клим нажал на них с другой стороны:

— Неуверенных в саперы не берут. Если вы не уверены в себе и боитесь за свои скальпы, откажитесь сразу!

Фимка с Димкой задумались и поняли, что условие комиссара не такое уж простецкое. Обритая и выставленная на всеобщее осмеяние голая, как свежий пень, голова — опасность достаточно серьезная.

— Попробуем? — спросил Фимка у Димки, а комиссару сказал: — Вы на наши скальпы не надейтесь!..

После подъема флага вступили в силу все лагерные правила. Распорядок дня становился законом жизни. В 9.30 должны были подъехать машины и увезти ребят в колхоз. Им предстояло работать там до обеда.

Кончился ознакомительный период. По тому, как пройдет этот день, можно было судить, удалось ли лагерному руководству, сержантам и юным дзержинцам хоть немного повлиять на мальчишек, хоть чуть-чуть приучить к порядку и дисциплине. Поэтому все в штабе чувствовали себя так же напряженно, как и в первые часы приезда в лагерь. Обсуждали каждую мелочь, даже сигнал сбора на работу. Сначала думали использовать уже привычный горн. Потом капитан Дробовой вспомнил про динамики и предложил огласить по радио короткий строгий приказ о выходе на работу. Комиссар Клим не согласился. Ему хотелось в веселой, шутливой форме рассказать ребятам о предстоящем деле. Он набросал на бумажке несколько фраз.

— Литература! — неодобрительно отозвался Дробовой. — Вы заигрываете, уговариваете, а надо — как по выстрелу! Приказ — сбор — посадка — и марш-марш на работу!

Прочитал текст и подполковник Клекотов. Ему показалось, что комиссар, придумывая это обращение, опять вспомнил пионерский лагерь, — слишком уж прекраснодушно и наивно-романтически звучали некоторые фразы. Но не это главным образом тревожило подполковника. Он по-прежнему считал, что прополкой, выдергиванием сорняков мальчишек увлечь нельзя.

— Испытайте свое красноречие, — сказал он Климу.

— Только сейчас начинайте! — процедил Дробовой, недовольный тем, что начальник лагеря поддержал не его. — Немедленно начинайте, а то вы со своей розовой водицей не раньше обеда их соберете.

— Сейчас еще рано. — Клим верил в свою правоту и поэтому был спокоен. — Придут ребята, а машин нет. Нехорошо получится…

Было минут двадцать девятого, когда из-за леса послышалось приближающееся урчание моторов. И сразу же ожили, заговорили динамики на всех просеках.