Стихотворения - Эдуард Лимонов

Островок наш ничего…

Островок наш ничегоНаселенье таково:Из испанцев или черныхКаждый третий у него

Мы плюемся и жуемЧуингам зубами мнемДелать деньги не пытаясьМы на Вэлфере живем

Солнце мутное. Жара.Мир гудит с шести утраМир гудит в средине ночиИ буржуем стал рабочийРеволюцию пора

Островок Манхэттан малЯ любить его мечталЯ приехал и надеюсьНа пожарище согреюсьЯ сюда не опоздал

На Бродвее вонь-мочаМои ноздри щекочаПозволяет думать дажеМы на лезвии мечаХватит купли и продажиНужно строгого врача.

Я живу сейчас одинВозле каменных вершинМутно небо. Теплый ветер.Я тебя еще не встретилЯ товарищ — господин

Поджигаем старый домХватит мы пожили в немПропадай старик МанхэпанИ гори дурак огнемРеволюцией на светеРеволюцией взмахнем

Моя новая странаТвоя новая винаТы меня не привлекаешьНе берешь и не ласкаешьПожалеешь ты сполнаЗагремишь и запылаешьВспомнишь наши имена!

Уже шестое февраля…

Уже шестое февраляС утра заснежена земляПронзительный и хмурый светИ от судеб защиты нет…И рюмку с горькою водойТы тащишь хрупкою рукойИ взор лукавый мутенАх друг мой — ты беспутен!

Уже шестое февраляЛежат открытые поляГде человек лишь точка —— печальный одиночкаИли по улицам Нью-ЙоркаПлывет наш человек как коркаБанана или апельсинаБольная хворая скотина

(Ты не ходил бы — ты бы лег.Ах не мочил бы бледных ног!)

(Наш человек он для примераВсегда стоит у обелискаИли колонны старой эрыОн на линейке как бы риска.Возьмете двадцать его штукПоставите их друг на другаИ древних нам видна заслугаДостичь стремились солнца круг)…

Уже шестое февраляВ Париже набраны стихиС журналом новеньким шаляМеня прочтут большевикиБольшевики начнут читатьНачнут скрести свой грешный волосИ Родина — плохая матьИз-за спины подаст свой голос…

Метель. Я пролетарий странОбъединившийся без другаСижу в Нью-Йорке как цыганИ свое дело знаю туго.В двенадцать подтянув штаныНадев тулуп почти советскийПойду квартиру красить в грецкийЦвет и горчицы и вины

Через метель мне доллар виденИ он ведет меня тудаНа ниву потного трудаКоторый труд он не обиденНо этот мир… что с него взятьБольшевики… Капиталисты…Не стану больше обниматьИх страны сердцем моим чистым.

Обитательница Сохо

У нее широкие штаны.Попка перетянута штанами.Сзади хлястик. С именем женыНо с чуть-чуть проросшими усами.

Сумка на плече. Почти мешокГрязная нога в большой чувякеОт нечистой кожи запашокСловно бы от кошки иль собаки

Лето 1977-го

Лето прошло без особых утехРедко слышны были шутки и смехНо если слышны они были дажеТо отдавали духом пропажи

Чистил и мыл я полы и предметыЮбки я шил (Есть хотят и поэты)Вечером слушал Теле и смотрелС Джули-служанкою дружбу вертел

Если же Мэрианн вдруг приходилаДжоинт ирландка всегда приносилаМарихуанки курнув забывалЧто не допущен на сказочный бал

Так мы и жили все лето. И вотАвгуст сонливый и мятый встаетИ над Нью-Йорком как призрак грядущегоОсень кричит голоском неимущего.

Подари мне хризантему…

Подари мне хризантемуИли что-нибудь такоеБольше хризантемы вдвоеНо на ту же впрочем тему

Подари мне не спешаВдруг большой цветок лохматыйКак бы душный как бы смятыйЧтобы плакала душа

Чтоб штук пять корявых строчекМного русских важных точекКак бы ватных одеялЯ б с тоски нарисовал

Чтобы чувствовал как в РимеПри Нероне — НикодимеПод конец каких-то идВойн Помпейских инвалид

Девочка. Придя во вторникПринеси цветок как шапкуНе завернутую в тряпкуЛепестков широких сборник.

И мальчик работал в тени небосводов…

…И мальчик работал в тени небосводовВнутри безобразных железных заводовИ пламенем красным, зеленым и грубымДышали заводов железные зубы

И ветер и дождь за пределами цехаНе были для мальчика грязь и помехаА грязью был цех. Целовала природаКогда умудрялся избегнуть народа

И выйти из скопища грубых товарищейОт адовых топок — гудящих пожарищейВо двор, в снеготу, в черноту, в сырость мираСтоять и молчать, тихо думать, что «сыро…

А если у веток содрать кожуруТо видно как жилы пронзают кору…И крыса и суслик ведь роют нору…И ели так жалко что рубят в бору…»

Швыряли товарищи злобные шуткиМеталлы гремели там круглые суткиИ таял там снег. И воняло там Гадом…Народом. Заводом… загубленным садом…

Начало

…И только Иван был чернее меняНа журавлевском пляжеЛет двадцать назад Ивана кляняС ним я сдружился дажеЗагар его был в цвет сажи…

Вот мы и ходили с Иваном вдвоемСредь них удивительным черным зверьемНочами работали обаЗапомню Ивана до гроба

Его съел кожевенный старый заводА мне «Серп и молот» вдруг сунул расчетСвобода. И двести рублейИ август. Принцесса и змей…. . . . . . . . . . . .…И помню я водки холодный стаканПрическу под Элвиса ПреслиЯ харьковский вор. Я бандит-хулиганПою под гармонику песни…

Мне Немченко Витька с похмелья играл

Любил меня Витька КарпенкоСестра у него была полный отвалВ нее был влюблен друг мой Генка…

Ирина? Нет кажется Люда? Ах нет…Какое-то имя простоеЯ стал забывать по прошествии летНачало исторьи героя…

Себе самому

Времени все меньшеВсе тропинки ужеНет прекрасных женщинВоздух пахнет хуже

Все мужчины — трусыЗа спиной — злодеиСкушны все ЭльбрусыВсе подруги — змеи

Не доверь и братуА тем паче — бабеХодишь по канату.В молоке — быть жабе.

У любой столицыТы равно — прохожий(И Москва-девицаСюда входит тоже)

Не предаст лишь пуляТихая и злаяЭх ты моя гуляПуля дорогая…

Бога тоже нетуЛишь интеллигентыВерят в басню этуДа еще студенты

Нет уже обманаВам — Лимонов бедныйОттого так раноСтали злой и вредный.

Фрагмент

. . . . . . . . . . . . .Мы рот открыв смотрели на пейзажиНа города на бледные моряВ морях порой киты плескались дажеГлазами темно-синими горя

В зеленых льдах веселые пещерыВ руинах замков музыка и светПрекрасных дам сжимают кавалерыВедя порнографический балет

С журналом мод в кустах лежат сатиры.Ив Сен-Лоран наброшен на бедроИ попки нимф похожие на лирыСреди камней расставлены хитро…

С подводной лодки спущен желтый яликНа тонкой мачте бьется черный флаг(Гляди на весла! О, Жолковский Алик,Сейчас взлетят, с волны сдирая лак!)

То Фантомас в компании блондинкиСпешит брильянты закопать в атоллНо вдоль луны (Здесь крупный план корзинки!)Воздушный шар с полицией прошел

Вниз Шерлок Холмс сигает с парашютомОн курит трубку не снимая плащА Робинзон, откушавший шукрутом,Следит за всем, труба торчит из чащ…. . . . . . . . . . . . . .Мы рот открыв смотрели с РобинзономНа облака, на тучные стадаДышали морем, дымом и озономИ Пятниц приручали иногда…. . . . . . . . . . . . .В зеленых льдах… (Реши, профессор Алик,Кто повлиял? Бодлер или РембоИли Жюль Берн?) букашкой видит яликВ козлиной юбке Робинзон с трубо…

И все провинциальные поэты…