Сны Персефоны (СИ) - Белая Яся
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О, Владыка, если служанки в твоём доме столь красивы, то насколько же велика прелесть твоей жены?
Аид самодовольно ухмыльнулся и чуть подался вперед — герои стояли у подножья его трона и сейчас Владыка буквально нависал над ними:
— Вы когда-нибудь наблюдали весну? Всё это пробуждение природы, цветение, прилёт птиц?.. — царь скорее свернул речь, дабы не показать, что не силён в описании красот. Персефона, увидев это, улыбнулась. Она усиленно делала вид, что занята раскладыванием фруктов и расстановкой напитков, и ей нет никакого дела до беседы.
Герои же, разомлев, видимо, от одних только собственных фантазий, послушно закивали.
— А вот теперь представьте, что вся это прелесть воплотилась в одной женщине — в вечной юной богине Весны.
Персефоне показалось, что у непрошеных гостей сейчас закапают слюни. Она тихо хихикнула себе под нос и разрезала гранат, позволив соку стечь по изящной ручке — от кисти до локотка. За этим течением проследило сразу три голодных мужских взгляда.
Пирифой решил сыграть героя и заявил:
— Если всё так, как ты рассказываешь, Аид Ужасный, то мы просто обязаны выручить прекрасную Весну из твоего плена.
Аид ухмыльнулся, со скучающим видом подпёр щёку рукой и проговорил:
— Да забирайте. Она, конечно, та ещё красотка, но легкомысленная — сил нет. Только бы по полям бегать, цветочки собирать, песенки петь да плясать. А мне — царица нужна, чтобы скипетр ей под силу был.
Ой, кто-то напрашивается, ой, напрашивается!
Персефона с силой вонзила нож в стол и метнула в царя свой фирменный изумрудный взгляд: ну останемся мы наедине! ну, я тебе покажу! забирайте, значит!
Поймав взгляд мужа, в котором плескалось предвкушение и искрились смешинки, она фыркнула и ушла прочь.
Вслед ей раздалось усталое и досадливое:
— Видите, как рабынь избаловала. Никакого уважения и почтения.
Герои солидарно завыли что-то о том, что бабе нельзя много воли давать.
— Верно, — подтвердил Аид, — за это и выпьем.
И пригласил друзей к столу.
Пир гремел, сыпались шуточки, звучали рассказы. Плясали нимфы, срывали голоса аэды. Казалось, сам Олимп может позавидовать такому празднику. Тесей и Пирифой уже основательно захмелели и стали требовать царицу немедленно.
— Идите, — устало махнул рукой Аид, — она, как и положено, в женской половине. Ждёт не дождётся героев-избавителей.
Друзья рванулись, да не тут-то было — седалища их плотно приросли к ещё недавно таким удобным тронам. И теперь оторваться от них, можно было, лишь оторвав что-то себе.
Аид наблюдал за происходящим с довольным видом.
— Но этого мало, — сказал он, видимо, в такт своим мыслям, — эринии, явитесь.
Те радостно примчались на зов — они уже давно заприметили двух знатных красавцев и хотели поразвлечься с ними.
— У вас бичи с собой?
— Обижаешь, Владыка, — дружно пропели сестрёнки, демонстрируя своё грозное оружие, которого боялись даже боги.
— Тогда эти двое ваши.
И вскоре Подземный мир огласился отнюдь негероическими воплями и проклятиями.
Аид нашёл Персефону, слизал с её руки гранатовый сок, проведя горячим языком от запястья к локотку, и прошептал:
— Не желаешь, Весна, познакомиться поближе с величайшими героями, что явились избавить тебя от моей гнусной власти?
— Отчего же, мой царь, ещё как желаю.
Она провела рукой — и простенький хитон сменился на роскошные царские одежды, на голове засияла диадема из темного серебра, и Персефона, опираясь на руку своего мужа, гордо прошествовала в зал, где выли и извивались под бичами эриний Тесей и Пирифой.
Увидев её, они оба разразились отнюдь невежливыми ругательствами.
— Будь проклята твоя красота, Персефона Несущая Смерть! Ты не стоишь того, чтобы ради тебя терпеть такие муки!
Персефона хмыкнула, прижимаясь к мужу, который крепко, но нежно держал её руку:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— А я вас сюда не звала. Ваши гордыня и чванство руководили вами. Ваша похоть гнала вас вперед. Ваша глупость диктовала вам. За то и страдаете, а вовсе не из-за меня.
Сказала и, гордо вскинув голову, ушла.
— Стерва!
— Самка собаки!
Аид скривился и скомандовал эриниям:
— Добавьте им ещё — за оскорбление Владычицы.
Сёстры расстарались.
А царственная чета, оказавшись в своей спальне, взялась за выяснение отношений.
— Забирайте, значит! — Персефона упёрла руки в бока, а её глаза метали молнии не хуже Зевсовых. — Бабам нельзя давать много воли! Плохая царица! Да я тебе сейчас покажу!
И в Подземном мире разразилась локальная весенняя буря. Предметов в комнате оказалось много, но Аид ловко уворачивался от них, всё сокращая расстояние между собой и бушующей Персефоной.
А, изловив, доказал, довольно хохоча, что любит бури, а особенно — усмирять их. И позже, размашисто вколачиваясь в неё, глуша крики дикими жадными поцелуями, буквально впечатывал слова:
— Сладкая… самая нужная… лучшая царица…
Чтобы верила, чтобы не смела сомневаться. За это он готов даже потерпеть мстительные царапины на плечах и искусанные до ихора губы…
Четыре года провели горе-герои в Подземном мире, множество раз пожалев о том, что явились сюда за Персефоной. Так и сидели на своих тронах — живым назиданием всем, кто задумает воровать у Аида.
На четвёртый год Тесея выручил Геракл, спустившийся под землю за Цербером, а Пирифой так и остался сидеть у ухода, оглашая окрестности своими воплями.
Двум знаменитым героям так и не удалось возвести похищение в искусство, лишь сами стали посмешищем и нарицанием — уроком добрым молодцам во веки веков.
Хотя ещё неизвестно, чтобы с ними сделала сама Персефона, если бы им всё-таки удалось её украсть.
На фантазию богиня Весны никогда не жаловалась…
______________________________________
[1] Лапи́фы (др. — греч. Λᾰπίθαι, букв. «хвастуны») — полумифическое-полуисторическое племя, многочисленные представители которого встречаются в разных мифах. Их царём и был Пирифой.
* * *Гермес бережно опускает меня посреди комнаты. Это — огромная библиотека. Не такая, конечно, как у Тота в Звёздном Чертоге, но вполне себе приличная. Вон как самодовольно ухмыляется, хитрая рожа.
Несмотря на наши столкновения в прошлом и на ту неприятную историю, я очень рада видеть его. Ведь, в конце концов, именно легенда про мой роман с Адонисом, успешно сочинённая и воплощённая Гермесом и Афродитой, проверила наши с Аидом чувства и подарила нам Загрея. Так что я скорее благодарна, чем зла на него.
Шагаю вперед, обнимаю за пояс.
— И это вся благодарность за спасение? — надувает Гермес свои красивые губы.
Я резко отстраняюсь от него, горько хмыкаю.
— А я-то думала — ты бескорыстно, по дружбе.
Он нагло ржёт.
— Ты меня с кем-то перепутала, Кора, — говорит, отсмеявшись. — Я и бескорыстие — понятия несовместимые.
— Ну да, ну да, — отзываюсь, отходя к креслу. — Хотя если бы ты, кроме спасения, предложил мне ещё и ванну, моя благодарность, возможно, стала бы более явной.
Теперь хмыкает он.
— А ты не менее корыстная, чем я.
Пожимаю плечами:
— У меня были хорошие учителя.
Мне кажется, или в его глазах мелькает грусть? Ещё не хватало, чтобы меня жалел Гермес!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Он ведёт меня по длинному коридору через анфиладу комнат, и мне кажется, я попала в какой-то старинный роскошный дворец — кругом мрамор, малахит, позолота, глазурь.
— А ты хорошо устроился, — говорю, когда мы останавливаемся возле высокой двери с изящной ручкой.