Сны Персефоны (СИ) - Белая Яся

Они уже собрались отправиться в свой дворец, посвятив себя занятиям более приятным — там ведь их внимания ждали спальня и детская, — как в зал влетел Гермес. Крылышки на его сандалиях ещё трепетали после невероятно быстрого полёта, а взгляд из-под широкополой шляпы — лучился лукавством.

— Владыка, не вели казнить, вели слово молвить, — выпалил он, с шутовским почтением валясь в ноги Аиду. После той туманной истории с участием Адониса и Персефоны, Гермес первое время опасался шутить и ёрничать в присутствии Владыки Подземного мира. Но, сообразив, что убивать его не собираются, вернулся к своему прежнему, немного дурашливому образу. Вот и теперь — явно и с наслаждением ломал комедию.

— Немедленно встань, — гаркнул Аид, который терпеть не мог всякого чинопочитания и угодничества с падением в ноги.

Гермес бодро вскочил и тут же заявил:

— А вам обоим, — он кивнул на царственную чету, — лучше вернуться на троны и присесть. Потому что новость у меня в прямом смысле — сногсшибательная.

Аид и Персефона переглянулись и вернулись на места, свита предусмотрительно ретировалась, но ровно на расстояние вытянутой шеи, чтобы подслушивать и подглядывать.

Когда царь и царица, наконец, уселись на своих золотых тронах, Гермес начал, немного растягивая слова, будто аэд — песнь завёл:

— Радуйся, Аид Гостеприимный, ибо нынче идут к тебе величайшие герои Эллады — Тесей и Пирифой.

Аид кривовато хмыкнул, явно показывая своё отношение услышанному: величайшие идиоты, раз прутся в Подземный мир сами, живыми и незваными.

А Персефона, которую буквально сжигало любопытство, спросила, поёрзав на троне:

— И зачем же отважились они на такое дерзкое путешествие?

Гермес прокашлялся, в карих глазах читалось смятение — не все вести приятно приносить, а некоторые и вовсе могут быть чреваты последствиями. Но он вестник, а значит, сказать должен.

— Они идут за тобой, царица.

Тут уже закашлялась Персефона, да так сильно, что на глазах выступили слёзы. Аид обеспокоено потянулся к ней, ласково похлопал по узкой стройной спинке.

— Ты в порядке, Весна? — взволновано спросил он.

Она закивала и, придя в себя, спросила:

— Разве ты, мой господин, не взволнован тем, что у тебя идут отбирать жену?

Аид, не смущаясь Гермеса, поддел согнутым пальцем её нежный подбородок и окунулся в зелень глаз, словно нырнул в лесное озеро.

— А разве ты моя собственность, чтобы я мог тебя удерживать? Ты — великая богиня, вольная и сильная. Если ты захочешь уйти — кто сможет тебя остановить? Кто будет вправе тебя держать? Кто осмелиться осудить тебя?

Она отвела глаза. У неё не было ответов на эти вопросы, ей просто — до разрывающегося в клочья сердца — хотелось, чтобы он сгрёб в охапку и сказал: «Моя! Пусть только попробуют тронуть». Ей безумно нравилось принадлежать ему. Но когда она осмелилась встретить его взгляд, прочла в нём столько необходимое ей: «Никому не отдам!», прочное, как каменная стена. А ещё — приговор незадачливым героям: её мужа недаром называют Запирающим Двери, а также Щедрым и Гостеприимным. В его мир, не просто, но всё-таки возможно попасть живому, а вот выйти…

Персефона злорадно улыбнулась: её вполне устроила такая позиция. Чётко очерченные губы Ада тоже скривились в ядовитой ухмылке, а потом — и вовсе дрогнули. И Владыка Подземного мира залился смехом, невероятно пугая своих подданных. Вскоре к нему присоединилась и жена, а там и Гермес подключился.

— Ну, надо же! Что удумали! К Аиду, за женой! — поскуливая, хохотал он, вытирая слёзы краем гимантия.

— Кстати, — Аид отсмеялся первый, и слова его раскатом грома прозвучали в воцарившейся тишине, — а чего вообще они решили покорять Персефону? На Олимпе богини перевелись?

При этом — крепко сжал ладошку жены, лежавшую на поручне его трона: не отдам! моя!

Персефона благодарно ответила на пожатие и превратилась в слух.

— Они, Тесей и Пирифой, оба недавно овдовели и решили жениться вновь. Причём на женщинах, которые своей красотой могли бы соперничать с самой Афродитой. Сначала друзья похитили Елену, которую в Серединном мире не зря прозвали Прекрасной. Говорят, что её красота затмевает звёзды. Похитители бросили жребий, и жениться на красотке выпало Тесею. Но ещё раньше он поклялся, что поможет другу отыскать подходящую жену.

— Какая трогательная история мужской солидарности, — съехидничала Персефона. — Мнением будущих жён насчёт предстоящего замужества они как-то не очень интересуются…

Аид сощурился и вкрадчиво спросил:

— А разве похитителей когда-то интересовало мнение похищаемых? — Ладонь Персефоны вздрогнула под его — чуть шершавой и сильной, властно удерживающей сейчас её пальцы. — Когда знаешь мнение, пропадает азарт охоты.

Сейчас на неё смотрел голодный тёмный хищник, и Персефона невольно сглотнула: такого лучше не дразнить. Но она гордо вскинула подбородок, показывая, что не боится и принимает вызов. Чёрные глаза опасно сверкнули.

— Продолжай, — небрежно бросил Аид Гермесу, не сводя глаз с жены, поднёс её руку к губам и… нежно укусил. Персефона поёжилась — и от пристального хищного взгляда, и от нахлынувших ощущений, горячей волной спустившихся вниз живота. Она вся подобралась и сжала ноги. Ей совсем не нравилась плотоядная ухмылочка Аида. Она с трудом понимала, что говорит Гермес:

— Пирифой всё не мог определиться, кого же ему взять в жёны. Говорят, они с Тесеем целый список составили, включили в него и богинь, и полубогинь, и нимф. Когда же царь лапифов[1] совсем отчаялся, а случилось это довольно быстро, то решил обратиться к оракулу. Тот и изрёк: мол, не нужно искать тебе красавицу на земле или на небе, потому что самая большая красота спрятана под землёй. Пирифой не совсем понял, о чём речь, а Тесей — этот умник — возьми да и подскажи: «Речь о Владычице Персефоне». Пирифой — пусть молнии Громовержца обрушаться на его голову — осмелился заявить: «Разве ж она красивее Афродиты?» Тесей оказался умнее и ответил уклончиво: «А как ты сам считаешь — Весна красивее Любви?» Пирифой, радостно загоревшись, воскликнул: «Конечно, красивей!». И вот они идут сюда, за тобой, Персефона.

Она хмыкнула, прерывая зрительный контакт с затягивающими чёрными омутами, которые были у её мужа вместо глаз, и произнесла:

— Пусть приходят, мы с Аидом их встретим, верно, мой царь?

— Конечно, — мягко сообщил Аид, — со всей щедростью и гостеприимством.

Он сказал это таким тоном, что Гермес невольно икнул, заранее пожалев неразумных героев, и умчался доносить весть до Тесея и Пирифоя.

Аид же, в молчании, спустился вниз, дождался Персефону и, когда она поравнялась с ним, подхватил на руки и в один шаг оказался в их спальне. Тут — швырнул на кровать и навис сверху, вжимая её тонкие запястья подушку.

— Запомни, — зло шептал он, буквально клеймя её своими поцелуями, — я никогда! Никому! Тебя! Не отдам! Ты моё сокровище, моя Весна, моя жизнь.

И она подтверждала каждым движением своего тела — раскрываясь навстречу, отдаваясь, принимая: и ты, и ты, и ты…

Они жили друг для друга, друг другом, и не было во всех мирах никого роднее, никого, кто бы так прочно сросся бы душами…

А на утро Тесей и Пирифой явились к трону Аида. Их встретили в роскошно убранном пиршественном зале.

Персефона не хотела привлекать внимание героев, а приняла личину скромной нимфы-прислужницы, и занималась тем, что накрывала на стол. Но то ли даже в этом обличье была чудо как хороша, то ли легкомысленный светло-зелёный хитон оказался слишком короток, обнажая идеальные длинные стройные ножки, но оба героя просто не сводили с неё пожирающих взглядов.

Тесей должно быть пожалел, что выбрал себе Елену. О чём откровенно заявил Аиду: