Второе пророчество - Татьяна Устименко

Но зато Рейн прекрасно знал о расположенной на острове Маргитсигет могиле прародительницы рода лугару — принцессы Дагмары Корвин и о розовом кусте, выросшем из ее бренных останков. В развалинах храма Митры хранились золотые таблички с двумя пророчествами Заратустры. Первое из них гласило: «С возрождением наследницы рода Сокола на кусте распустится один бутон», а второе возвещало: «А если на кусте появится второй цветок, то это будет означать: новая мать лугару повзрослела и вступила в пору свершений». Жаль только, что упоминаемая в легендах третья пластина, несущая на себе знания о предстоящей гибели мира и возможности его спасения усилиями девушки из рода Сокола, оказалась утеряна…

Дав неосторожное обещание без раздумий выполнить любую просьбу помиловавших его жрецов, Изгой не мог и предположить, какое именно поручение он получит. Убить молодую чаладанью?! Но как это возможно, ведь вместе с ней погибнет и единственная надежда на избавление от грозящей миру угрозы?! Неужели ему предстояло в третий раз стать предателем своего народа, теперь совершив измену и в отношении благоволивших ему служителей Митры? Рейн страдал, путаясь в догадках и изнывая от отчаяния. Он послушно следовал за ведущей его судьбой, всецело положившись на ее промысел. И вот, попав в указанный ему город, он успешно выследил ту девушку, убить которую ему приказал жрец, но защищать и охранять кою повелевали собственные разум и сердце, неспособные на компромисс и не идущие на сделку с совестью. Он ощутил — ее душа еще спит, не догадываясь о своей подлинной сущности. Он послал ментальный призыв, пытаясь достучаться до ее памяти, но так и не достиг успеха. Чаладанья равнодушно прошла мимо, не ответив своему рыцарю, по жестокой насмешке беспощадного фатума должного стать ее убийцей… Но, бдительно наблюдая за смертельной петлей случайностей, все туже затягивающейся на шее дочери Сокола, Рейн продолжал колебаться, так и не разобравшись в себе и в том, как же именно ему следует поступать дальше. Чаладанью, даже не подозревающую об истинной природе окружающих ее тварей, преследовали все: мерзкие мутанты и почему-то присоединившиеся к ним швабы, в прошлой жизни Рейна являвшиеся их непримиримыми врагами. Так что же на самом деле происходило в этом мире, таком чужом и непонятном?

— Слишком долго я спал! — печально шептал Изгой, внимая сумбурному рассказу спасенного им Летописца. — Все перемешалось и сместилось, утратив прежнюю ясность. Почему жрец Митры желает гибели той, появления которой они все ждали будто манны небесной? Почему объединились бывшие противники и что ищут все они в подземных катакомбах чуждого нам города? Кому можно верить и кого следует остерегаться?..

— Верь своему сердцу! — тихонько, но твердо подсказал угадавший его сомнения старик. — Оно не обманет. И помни, воин, Светлая королева неспособна нести миру зло и погибель, что бы там ни утверждали твои выжившие из ума жрецы…

Изгой задумчиво кивнул, поднимаясь с дивана и поправляя привешенный к поясу меч.

— Я никогда не обагрю свои руки кровью невинного и не убью беззащитного! — клятвенно пообещал он, почтительно кланяясь мудрому Летописцу. — Благослови меня на правое дело, отец!

— Бог с тобой! — растроганно напутствовал Силыч, пальцем начертав на лбу немца размашистый православный крест. — И не имеет значения, что ты веруешь в какого-то варварского Митру, а не в Господа нашего Иисуса Христа. — Он вздохнул по-стариковски снисходительно, отвергая бесцельную суету. — Добро, оно для всех едино…

Летописец долго смотрел в спину уходящего прочь Рейна, негодующе тряся головой и что-то сварливо бормоча вполголоса. И если бы бог, неважно какой, хоть на мгновение снизошел к его словам, то он уловил бы странные, но, безусловно, здравые и справедливые рассуждения.

— Ишь ты, — хмуро ворчал старик, порицая неведомых ему судей, — и кто же это тебя так наказал-то бесчеловечно да Изгоем заклеймил? Мои-то глаза хоть и плохо видят, но различают четко — душа у тебя чистая и светлая, аки у ангела небесного. Вот еще демон выискался… — Он сердито сплюнул на пол, потирая все еще саднящее горло. — Да пусть я напрочь ослепну, но и тогда истину-матушку различать не перестану…

Глава 8

— Молчание — первый признак ягнят! — убежденно изрек Игорь, на ходу вкусно чавкая шоколадкой и намеренно не оборачиваясь. — Так чего молчим, овечки мои? — Он сыто рыгнул, одаривая нас непроизвольной, но, безусловно, многозначительной реакцией принципиально не доверяющего бабам мужского организма.

Мы с Галкой брели нога за ногу, покачиваясь и едва не падая. Мои часы показывали, что время близится к пяти утра, следовательно, наше непрерывное блуждание по подземельям длилось уже почти шесть часов, вымотав нас до предела. Особенно измученной и истерзанной выглядела совершенно не привыкшая к пешим прогулкам Галка, едва ковыляющая в своих стойко перенесших варварскую экзекуцию сапогах с нелепо задранными кверху носами. Ни дать ни взять выбравшийся на берег пингвин. Теперь в этой искалеченной и щедро перемазанной грязью обувке было весьма трудно опознать некогда раритетное произведение знаменитой фирмы, что, впрочем, распространялось и на их незадачливую хозяйку, в коей с трудом можно было узнать ту, в прошлом ухоженную и модную, платиновую блондинку, которая заинтриговано спускалась в подземный лабиринт, даже и не подозревая об ожидающих ее неприятностях. Хотя, думаю, сейчас я выглядела не намного презентабельнее Галки, держась лишь за счет силы характера и кое-каких мускулов, накачанных путем регулярных тренировок с ведром и шваброй. Вот уж чего я точно не ожидала, так это того, что мытье подъездов и многокилометровые выгулы чужих собак пойдут мне впрок.

Раскисшие, не предназначенные для подобных эскапад сапожки омерзительно хлюпали на моих ногах, предательски подрагивающих в коленках. Еще пару часов назад я выбросила свою мокрую наголовную повязку, пришедшую в негодность от падающих с потолка капель влаги, и сейчас волглые пряди волос настырно лезли мне в глаза, надоедая почище усталости и накопившегося раздражения. Лямки рюкзака натерли плечи даже через куртку, а треклятые стринги и правда по самое «не хочу» врезались между ягодиц, злорадно напоминая о моей легкомысленной шутке. Обещаю, я никогда и никому впредь не стану рыть яму — даже в переносном смысле, ибо уже сама сыта ямами по горло, на всю оставшуюся жизнь впечатлений хватит… На фоне всеобщего уныния один лишь диггер, непринужденно болтающий и посмеивающийся над нами, выглядел по-прежнему неутомимым и целеустремленным, резво вышагивая впереди. Он подчеркнуто не обращал ни малейшего внимания на наш кислый вид, насмешливо насвистывая какой-то незатейливый мотивчик и давая нам понять, насколько мы жалки и ничтожны. Ведь побеждают — сильнейшие.

— Игорек, ну сколько еще тебе повторять можно, — жалобным голоском проканючила Галка, хрипя громче загнанной ломовой клячи, — ничего тут нет, давай повернем обратно?! Умоляю!

— Не-а! — издевательски отмахнулся диггер, маршируя четко, будто на параде. — Счастье уже близко, поверь моей интуиции.

— Какое счастье? — не поняла отупевшая от изнеможения Галка.

— Денежки, — мечтательно пропел наш рыжий мучитель, совершая пальцами весьма красноречивое перебирающее движение, словно шелестел воображаемыми купюрами, — баксики мои ненаглядные, «зелень» моя гринписовская…

Галина обреченно разревелась в голос, душераздирающе завывая и размазывая по лицу остатки косметики.

— Не смей унижаться перед этим выродком! — негодующе рявкнула я, прожигая спину диггера ненавидящим взглядом. — Ему неведома жалость, он не умеет плакать…

— А вот и неправда ваша, мадам, — съязвил Игорь, так выразительно поводя лопатками, словно мой взор и впрямь причинил ему некий физический дискомфорт. — Я проронил пару слезинок во время просмотра фильма «Титаник».

— Погибшего героя жалко стало? — с надеждой всхлипнула расчувствовавшаяся мадам Ковалева.

— Бриллиант! — цинично парировал рыжий корыстолюбец. — Уму непостижимо, как посмела та, впавшая в маразм, бабка утопить столь дорогой камень?!

Я саркастично хмыкнула, на одно мгновение даже забывая о своей усталости. Может, счастье и не всегда зависит от количества денег, но наш диггер придерживался вполне обоснованного мнения — уж если плакать от несчастья, то лучше в лимузине, чем в автобусе. Короче, диалектика жизни проста: как всегда, все упирается не в наличие или отсутствие денег, а в их количество.

— А ты не боишься загонять нас до смерти? — ехидно осведомилась я и мстительно добавила с намеком: — Стас тебя за это не похвалит…

В ответ Игорь вздрогнул всей спиной, замедляя шаг.

— Что, страшно стало? — издевательски подначила я.