Доктор Данилов в госпитале МВД - Андрей Шляхов

Пошел! Как бы не так! Это оказался очень коварный больной. Усыпил бдительность врача ложно-примерным поведением и выдал ему сюрприз. Да какой! Хорошо еще, что Данилов трубку из трахеи не вытащил, решив, что сделает это, когда больной окончательно придет в себя.

Данилов подключил деда к аппарату ИВЛ и метнулся к дефибриллятору.[13] Подкатил его к койке девушки, сдернул с нее простыню, отсоединил и отшвырнул в сторону провода, тянувшиеся к монитору, наложил на электроды на грудь пациентки и крикнул медсестре, уже вводившей деду адреналин в подключичный катетер:

— Второй шприц оставь при себе. Начинай его «качать»!

Три существенных плюса — за дыхание обоих реанимируемых можно было не беспокоиться, их койки находились в одном помещении, и у обоих стояли подключичные катетеры. Катетеры существенно экономят время, потому что вводить лекарства в них гораздо быстрее, чем в вену. А минус в том, что оба сотрудника реанимации заняты, и некому даже позвать на помощь кого-то из дежурящих врачей или медсестер.

Медсестра резко и сильно стукнула деда по грудной клетке — никакого садизма, всего лишь специальный медицинский прием, способный иногда запустить остановившееся сердце, — затем положила обе руки на дедову грудину и начала ритмично и энергично давить на нее.

Данилов дал первый разряд, девушка дернулась. Продолжая прижимать электроды к груди пациентки, Данилов посмотрел на маленький экран дефибриллятора — там был свой, отдельный монитор, — и увидел, что фибрилляция сохраняется.

Данилов дал второй разряд, помощнее. Снова не подействовало. Запахло паленым и чуть-чуть — озоном.

Медсестра тем временем продолжала делать деду непрямой массаж сердца. Пока тоже безуспешно.

Данилов дал третий разряд, затем схватил второй шприц с адреналином, что принесла Наташа, ввел лекарство своей пациентке и с весьма малым промежутком дал два разряда.

Третий разряд не понадобился, потому что после второго на маленьком экранчике дефибриллятора побежали долгожданные зубцы синусового ритма. Теперь можно было сменить медсестру.

— Наташ, подключи к монитору и поставь две ампулы панангина на сто глюкозы! И мне еще шприц с адреналином.

Данилов нажимал деду на грудь и повторял про себя: «Заведу, заведу, заведу…» Одежда на нем намокла от пота, хоть выжимай, но выжимать было некогда.

Наташа принесла лоток со шприцем и прошла дальше — ставить капельницу девушке.

«Заведу, заведу, заведу… давай, родной, не сопротивляйся!»

— Как она?

— Пульс пятьдесят восемь, давление — девяносто пять на семьдесят, — доложила медсестра. — Пока что один-ноль в нашу пользу.

— Сделаем два-ноль, — пообещал Данилов, подбадривая в первую очередь себя самого. — Сними ей кардиограмму…

В какой-то момент Данилов перестал пялиться на экран, на котором все никак не желали показываться долгожданные зубцы, и стал смотреть на лицо реанимируемого, черты которого, казалось, заостряются на глазах.

«Хрен тебе!» — пообещал Данилов смерти и затем обратился к деду с укором: «Мы тебя, дедушка, приняли, потому что в блоке мест не было, а ты нам такие номера выкидываешь! Пора заканчивать — пошутили, и хватит…»

Он так увлекся своим монологом, что не сразу заметил, как начало биться дедово сердце. Пусть тридцать два удара в минуту, но по сравнению с тем, что было, вернее с тем, что ничего не было, это уже величайшее достижение.

Щеки деда не порозовели, но уже не были такими бледными. Данилов оттянул кверху веки, посмотрел на зрачки и подумал о том, что неплохо бы было сейчас принять ванну и выпить стакан крепчайшего, заваренного до черноты, чаю. Непременно — обжигающе горячего.

— Два-ноль! — объявил Данилов на все отделение. — Теперь будем лечить. Наташа, пожалуйста, девяносто преднизолона и ампулу допамина на четыреста глюкозы… И кардиограмму тоже.

Ванну на дежурстве не примешь, а чаю выпить можно. Данилов положил в чашку сразу четыре пакетика, залил их кипятком и, пока живительный напиток настаивался, снял колпак и вымыл лицо и руки с мылом. Хоть и слабая, можно сказать — почти никакая, а замена ванне.

Наташа принесла в ординаторскую снятые кардиограммы.

— Владимир Александрович, а если бы вы были один, без меня, то кого бы вы стали спасать?

— Девушку, — не раздумывая, ответил Данилов, совершенно не удивившись неожиданному вопросу. — Чаю хочешь?

— Нет, спасибо, я воды чуть ли не два литра выпила.

Наташа присела на краешек дивана рядом с Даниловым, посмотрела на него и задала следующий вопрос:

— Потому что она молодая, а он старый, да?

— Руководствоваться подобными соображениями, на мой взгляд, безнравственно. — Данилов пригубил чай и решил дать ему остыть еще немного. — Есть в этой меркантильности что-то гадкое — спасать того, кто моложе. Или, к примеру, спасать полковника, а не прапорщика, потому что полковник старше чином…

— Тогда, значит, потому что она — женщина? — предположила Наташа. — Или потому что она красивая?

— Нет, — покачал головой Данилов. — Это соображения того же порядка, тем более что лежать в реанимации без сознания с трубкой в трахее, катетером в вене, катетером в мочевом пузыре и при этом оставаться красивой невозможно.

— Тогда почему же девушку? Или это секрет?

— Секрета никакого нет. — Данилов ответил запавшей в память фразой из старого мультфильма. — Просто у девушки была фибрилляция, а у дедушки асистолия.

— И что? — Такого ответа Наташа явно не ожидала услышать.

— А я обожаю дефибрилляторы! — признался Данилов. — Меня хлебом не корми, дай кого-нибудь «стукнуть»!

— Разве так выбирать лучше? — усомнилась Наташа.

— Лучше! — заверил Данилов. — Это же мой индивидуальный критерий, не имеющий к обоим пациентам никакого отношения. Никому не обидно.

Глава одиннадцатая

ЧЕРНОЕ БЕЗМОЛВИЕ

— Умирать не хочется. — Мужчина говорил тихо, то и дело облизывая потрескавшиеся губы и судорожно подергивая правым глазом. — И страшно… Страшно не потому, что ничего не будет, а потому, что все будет, но уже без меня. Завидую тем, кто останется…

— Может, и не стоит завидовать раньше времени, Юрий Алексеевич, — сказал Данилов, кладя руку на плечо пациента.

Тот понял его слова не совсем верно.

— Что бы там дальше ни было… пусть даже и конец света… все равно хочется увидеть…

— Я имел в виду, что не стоит хоронить себя раньше времени. — Данилов понимал, что говорит неправду, но старался, чтобы его голос звучал искренне. — Вот полежите у нас до пятницы…

— Зачем вы врете, доктор? — Глаз Юрия Алексеевича снова дернулся. — Лучше мне уже не будет… Если только в следующей жизни… Вы верите в то, что мы живем по нескольку раз?

— Трудно сказать, — на этот раз совершенно искренне ответил Данилов. — И подтвердить не могу, и отрицать не возьмусь. Но позвольте вернуться к вашему самочувствию…

— Самочувствие херовое, с постели встать не могу…

Дела у пятидесятипятилетнего подполковника с запущенным циррозом печени были совсем никудышными. Привезли его в печеночной коме, без сознания, с застывшей маской страдания на лице и на искусственной вентиляции легких.

— Только успели загрузить, как он дышать перестал, — сказал амбалоподобный врач «Скорой», заполнивший собой весь дверной проем. — Думали, всё.

Он пожал могучими плечами и улыбнулся.

Данилов на его месте тоже бы радовался. Смерть пациента в машине во время транспортировки в стационар крайне неприятна для бригады. Это еще смотря какой заведующий подстанцией и какой у него старший врач, а то ведь просто замучают объяснительными. Почему должным образом не подготовил к транспортировке? Почему не вызвал «на себя» специализированную бригаду интенсивной терапии? Почему долго вез? И так далее…

По желтой коже пациента были разбросаны красные точки петехиальных кровоизлияний,[14] живот вздут и напряжен, как барабан, из-за скопившейся там воды, на ногах — гноящиеся раны. Возможно, от постоянных расчесов.

Но полечили успешно. Промыли организм от токсинов, которые должна была нейтрализовать печень, добились регулярного мочеиспускания, через прокол выпустили из живота скопившуюся там жидкость… И вот результат — пациент пришел в сознание.

«Страшно не потому, что ничего не будет, а потому, что все будет, но уже без меня». Данилов повторил в уме слова пациента несколько раз, чтобы получше запомнить. Хорошо сказано и, главное, правильно, психологически верно. Интересно — сам придумал или где-то прочитал? Может и сам, как-никак человек образованный, кандидат наук, до выхода на инвалидность работал заместителем начальника отдела в НИИ МВД, бывшем Институте криминалистики.

— А вам не тягостно в реанимации работать, доктор?