Четыре танкиста и собака - Януш Пшимановский

– В бою вам, отец, придется в танке сидеть, а то, чего доброго, подстрелят вас. Привыкайте через перископ смотреть.

– Вот сюда?

– Да, в это стеклышко. Оно перископом называется. Стадо быть, что к чему, мы теперь знаем, это самое главное, и как начнем от костела, то дальше дело пойдет.

Замаскированные укрепленными на броне ветками, они остановились в конце поперечной, проходившей с востока на запад просеки. В танке было тесно. Все свободное пространство заполняли боеприпасы, под ногами лежали поставленные на ребро ящики с патронами. Перед самым отъездом офицер-сапер навязал им к тому же два больших ящика с минами, упорно твердя при этом, что они пригодятся. И уж совсем стало тесно в танке, когда было решено, что и Черешняк поедет. Он встал в башне справа, впереди Еленя. Ему надели на седую голову шлемофон, чтобы мог все слышать и предупредить, если вдруг собьются с дороги. Крестьянин доставил немало хлопот: он долго не мог понять, что не надо кричать, что можно спокойно говорить и что, несмотря на рев мотора, его хорошо все услышат, и он всех услышит, и это похоже на то, «как будто по радио говорят». Потом, когда он уже научился пользоваться переговорным устройством, возник спор из-за винтовки. Черешняк набил все свои карманы патронами, закинул винтовку за спину и ни за что не хотел снять ее и отставить в сторону.

– Отец, вы же мне этим ружьем глаза выбьете. Ну что за упрямый человек! – злился на него Елень.

В конце концов спор кончился тем, что винтовку поместили в башне, чтобы «была под рукой». Черешняк стоял теперь спокойно и гремел патронами то в одном, то в другом кармане. Хотя в танке было жарко и душно, он не хотел расставаться с пиджаком. Струйки пота стекали и размазывались по его лицу.

Бездействие и ожидание тяготили. Закованные в броню, окруженные тишиной, танкисты сидели в душной темноте; комбинезоны липли к потному телу, легким не хватало воздуха. Люки, однако, держали закрытыми. Вентиляторы не работали: приходилось беречь аккумуляторы. Сейчас танк Василия можно было сравнить с подводной лодкой, притаившейся на дне лесного моря, укрытой зеленой водой.

Саакашвили толкнул локтем Коса и, подняв вверх большой палец, показал, что все будет хорошо. Янек кивнул, поправил приклад ручного пулемета, наклонился вправо и погладил собаку. Шарик повернул к нему морду и стал легонько хватать его зубами за пальцы. Один Василий спокойно сидел на своем месте, наблюдая через перископы, что делается снаружи.

Густлик тронул рукой Черешняка:

– Боитесь, отец?

– А как же, конечно, боюсь. Ты только не толкай меня, а то спина болит. Когда хлеб нес, поджарил ее.

– Знаю, знаю, вы уже четвертый раз рассказываете… Сейчас, наверно, тронемся… – По голосу Еленя трудно было понять, то ли он утверждает это, то ли спрашивает командира.

Саакашвили бросил взгляд на светившийся в темноте циферблат танковых часов. Минутная стрелка приближалась к шести пятидесяти.

– Внимание, экипаж, – спокойно произнес Василий, – через минуту наши начнут. Заряжай, Густлик, осколочным.

Как гонг в театре, оповещающий об открытии занавеса, проскрежетал снаряд, досылаемый в ствол, и лязгнул замок.

Елень, выполнив приказ, прижался лбом к боковому перископу. Он увидел притаившихся автоматчиков, которые охраняли их на исходной позиции. Дальше, между двумя березками, торчала пушка танка хорунжего Зенека. Кто-нибудь посторонний мог бы принять ее за наклоненную сломанную жердь, но Густлик знал, что это ствол пушки. Вот он дернулся, немного приподнялся и передвинулся вправо в поисках цели. Третьего танка не было видно, он стоял где-то дальше справа, скрытый за деревьями.

– Ну что, отец?.. – снова начал Елень, но в этот момент в наушниках послышался свист, а затем раздался голос:

– «Граб-три», внимание.

– Я – «Граб-три», слышу. Готов.

– Начинаем, но только с фейерверком. Огонь!

Одновременно бабахнули пушки двух танков, застучали пулеметы, закашляли минометы, где-то сзади ударила гаубичная батарея.

– Заводи мотор, – подал команду Василий.

С силой зашипел выпущенный сжатый воздух, пришел в движение маховик, зашумел, набирая скорость. Заскрежетала передача, едва Григорий включил сцепление, и вдруг четыреста пятьдесят механических коней разом рванули, мотор взревел, заглушая шум разгорающегося боя.

– Те два танка тоже двинулись, – доложил Елень.

Сначала дальний, невидимый до этого момента танк забрался на окоп, вылез, высоко задрав нос, повалил сосенку и, проехав с полсотни метров, остановился, беспрерывно ведя плотный огонь. Затем двинулся танк хорунжего Зенека, быстро пропал из поля зрения Еленя, и вдруг, перекрывая грохот выстрелов, сквозь броню проникло мощное «ура» пехоты. Немцы отвечали все чаще, злей. Елень посмотрел в просвет между соснами и заметил яркий язык пламени.

– Горит!

– Что горит? – спросил Василий.

– Не знаю, вижу, вот там за деревьями.

Снова до слуха танкистов долетело призывное «ура» атакующих гвардейцев, фонтаны разрывов запрыгали по просеке. Янек подумал, что, возможно, именно сейчас им пора выступать, и тут же услышал, как всегда, спокойный голос Семенова.

– Вперед, Григорий.

Наконец они двинулись. Ряды сосен и берез расступились впереди; танк, похожий на огромный куст, подминая под себя стволы и верхушки деревьев, выскочил на просеку и, набрав скорость, влетел в заросли орешника. Гибкие прутья поднялись стеной позади танка, скрыли его от глаз автоматчиков.

Двигались вслепую, как пловец в стоячей воде покрытого ряской пруда. Кустарники, появлявшиеся перед танком, ухудшали обзор. Когда стало светлее, все, смотревшие в перископы, зажмурили глаза. Показалась полянка с дикой грушей посредине.

– Верно идем? – спросил Василий.

– Верно, пан, – ответил Черешняк. – Похоже, что вы в наш лес по грибы ходили. Здесь сейчас ровное место пойдет, можно ехать быстрее.

– Гони машину! – приказал поручник. В его голосе можно было уловить веселые нотки.

Впереди возвышались толстые деревья. Правда, росли они редко, но нужно было смотреть в оба и все время лавировать, как во время танцев, когда гости уже достаточно навеселе, а комната тесная.

– Что это мы, то влево, то вправо? – забеспокоился проводник.

– Приходится, – пояснил Елень. – Весь лес не будем валить, а то вам потом самим здесь нечего будет делать с топором…

– Не разговаривать, – приказал Василий.

Танк, натужно ревя, продолжал продираться через лес. Немного правее показался просвет, появилась еще одна полянка.

– Куда?! – воскликнул Черешняк.

– Что такое? – не понял Саакашвили.

– Бери вправо, – объяснил Елень. – Он на тебя, как на коня, кричит. Смотри – зазеваешься, кнута отведаешь.

Проскочив по краю поляны, танк снова нырнул в лес. Кусты теперь попадались более редкие и низкорослые. Танк направляла узенькая, едва приметная тропинка. Василий из башни заметил желтевшие воронки от снарядов и приказал Григорию:

– Сбавь ход.

Григорий сбросил газ, стал маневрировать, но все воронки объехать не удалось. Танк споткнулся, закачался, начал переваливаться с боку на бок.

– Ну и швыряет! И куда скачем? Как черт от ладана бежим, – заохал Черешняк.

– Третья полянка! – крикнул Василий.

– Ну да, я про нее и говорил. Теперь осторожнее, там болото.

Танк выскочил на открытое пространство, больше предыдущего. Впереди у деревьев виднелась большая круглая куча высохших листьев.

– А того куста не было, – удивился Черешняк.

– Полный газ! – прервал его Василий, подавая команду Григорию. – Тарань!

Командир, всмотревшись в подозрительный куст, сквозь завядшие листья заметил блеск металла, а рядом на траве трех гитлеровцев в пятнистых маскировочных куртках и надвинутых на лоб касках. Слишком близко от них была машина Василия, чтобы по ней можно было стрелять.

Гитлеровцы, увидев танк, оцепенели на мгновение, и это их погубило. Когда они бросились к орудию и загнали снаряд в ствол, танк был уже метрах в двадцати. Фашисты, не успев закрыть замок, в страхе разбежались. Под днищем танка заскрежетало, его сотрясло и подбросило. Семенов в левый перископ увидел немецкого офицера, который выстрелил вверх ракету.

– Справа еще одно противотанковое орудие разворачивают, гады, – доложил Елень. – Как пить дать, влепят нам в бок.

Танк мчался на полной скорости, мотор ревел на высоких оборотах. Запел электромотор, вся башня молниеносно развернулась на сто восемьдесят градусов. Василий старался поймать в прицел немецкое противотанковое орудие, но гитлеровцы опередили его. Они уже успели повернуть ствол в сторону танка и укрылись за щитом. Василий увидел яркую вспышку и долю секунды беспомощно ожидал взрыва. Однако снаряд пролетел мимо, и Василий выстрелил почти наугад, потому что в этот момент танк въехал в кустарник.

Тут же они выскочили на гребень высотки и стали спускаться по пологому скату вниз. Башня снова совершила стремительный разворот, и Елень сам, без команды, зарядил пушку.