Разговоры о тенях - Евгений Юрьевич Угрюмов

сказано.

И оба, согласные, дуют в сопелки и пританцовывают, на манер сопельщиков

на паперти. У Софи на руках снова появляется младенец и она, расстёгивает

лифчик, кормит грудью.

реприза

За окном, на помойке ворона заглядывает в кость, пытается вытащить

оттуда кусочек мозга…

1К. Фосслер, «…к вопросу об отношении между «правильным» и «истинным» в языкознании».

83

Профессор подходит к окну и наблюдает за вороной.

Доктор (подходит к профессору): Как с этой вороной, да? профессор, которая

заглядывает в кость, чтоб вытащить оттуда кусочек мозга – хи-хи-хи – которого ей

не хватает?

Профессор: Или, как с той вороной, которая приняла белый камень за кусок

сала… Или, как с тем салом, который ворона приняла за камень…

Доктор: Ну, это снова симулякр.

Профессор: А твоя ворона ни симулякр, и ни поэтический экзерсис, и ни

риторическая фигура, и ни тень?

А твоя ворона! а твоя ворона! а твоя ворона! Поговорили.

продолжение драматического диалога, прерванного

очередными разговорами о тенях

вступает, стоявшая до этого и кормившая, прислушиваваясь, как когда-то в

трамвае, к «друзьинскому» разговору мужчин, Софи.

Софи: (решилась, как когда-то в замёрзшем трамвае, вставить мнение)

Истина, доктор, в том, что у профессора выпало «Ду-шеш». Истина в том, что…

«Люди, – хотел сказать Мастер…» – хотел отдать этот текст Софи, но это было

бы неправильно… скажу сам: – Люди, вы так наивны; ваши великаны на

глиняных ногах; вы всё пытаетесь спорить с богом, созданием тоже на глиняных

ногах, глиняных, неуклюжих; что же ещё вам остаётся? утверждаете, будто ваши

вымыслы – единственные и возможные, и вечные истины (говорите, данные

Господом Богом). Это пройдёт (голова), – говорит Мастер, – и истины прейдут,

истины, которые зависят от тебя, Пилат, человек. Останешься ли ты палачом во

веки веков, палачом, пославшим Спасителя на поругание и смерть или не

останешься ты в потоке времени, промелькнёшь незамеченным, неизвестным,

сиюминутным, у тебя и названия в веках не останется?

Мастер посмеялся над истинами, к которым призывал Спаситель на паперти

(ужасная самонадеянность), а ещё больше посмеялся над истинами, которые

сочинили сочинители, выдавая кусок камня за кусок сала.

За «мастер посмеялся над Спасителем» предлагаю автору поставить памятник.

«В глубокую полночь, при лунном сиянии, всплывали на поверхность озера

красивые нагие девы с распущенными длинными волосами и с хохотом плескались

водою».

Да-а! – говаривал Владимир Иванович, – не всё то русалка, что в воду ныряет.1

«…миры хорошеньких женщин весьма воздушны: их сдует первым порывом

ветра», – сказал лорд У.

1 Это уже было!

84

– Женщина – это наша опора, – возразил старик.

– Ах, если бы не комары, да мухи! – размечтался поэт.

Ночь растрепала даже кошку. Мы встретились, и я не спросил его ни о чём.

Все поняли, что начались настоящие записки профессора

Делаланда, которые, как сказано в начале, наделали шума

Я не спрашивал его ни о чём много дней.

Он стал игривым.

Весна уже набухает на дворе.

Вот-вот, это набухает!

Когда я спросил у него, что у него с ней, он сказал: любовь.

Я никак не мог сформулировать… обоюдная ли? Он же, мой друг.

Да, вот, про набухает…

Есть мнение, что мужской ген заставляет мужчин целовать чужих жён.

Проза!

Нет, больше ни за что!

А женский ген, просто принуждает женщин целовать чужих мужей.

…арпеджированные модулирующие гармонии, метаясь в нестабильных

позициях, цепляются наконец за спустившийся, как со пределов мира, с окраин

мифа, фа-мажор… Луна, к тебе моя усердная молитва… и флейта, с третьей

ступени начиная, начинает мелодию в пятнадцать тактов… будто это не

обыкновенная прелюдия к „Sapiskam professora Delalanda“, а целая молитва,

«Casta diva» этакая!..

Луна бесила меня.

Напускала осколки видений…

…без всякого порядка, последовательности…

…невозможно было отыскать общий смысл…

…осколки, осколки…

…скользнувшая вслед, с подножки трамвая, скользнувшая, как в новеллу, как

во вновь начинающийся снег; а он подхватил её, скользнувшую со скользкой

подножки трамвая… и дальше, с двумя периодами, соответственно либретто

(вставить строфы либретто… если бы они были!)… белые маски склонились над

девочкой и мальчиком, он в телогрейке, она в шубке… рыжей такой.

– Ну! кому, скажите, не известно что с ними происходит? да у них и один и тот

же глаз дёргается.

И начинаются смешки, подхихикивания, и маски не на шутку разыгрывают

сцену семейной жизни с изъеденной алкоголем печенью покойника … Осколки,

осколки!

Я же не мальчик Кай, я же понимаю, что сложить слово вечность ещё никому

не удалось. Но, послушай, Луна! Моя маленькая жизнь – не вечность. Я знаю, что

ко мне, рано или поздно (можно, если хотите, и рано, и поздно) явится(-ятся)

85

некоторая(-ые), как сказал равин, некоторая шикса, ну, да, Герда, и уведёт туда,

где цветут розы, и до вечности нет никакого дела. Мне кажется, что у вечности и

моей жизни разные цены. Скажи, Луна, сколько стоит? Чем заплатить тебе, Луна,

чтоб ты мою жизнь, осколки моей жизни сложила в понятном порядке?

Опа! Написано! «Фауст», господина министра фон Гёте. От Гёте до

Андерсена… хи-хи-хи, да ха-ха-ха! – дальше все знают:

– Уже распродажа! Готов продать(ся)!

– Цена всегда – одна душа! Цена – всегда душа – одна!

– Это СМЕШНАЯ цена. Это – не смешная ЦЕНА.

Это, как невежда – всегда пошляк, а пошляк не всегда невежда.

Снова риторика, снова подстановки… подстилки, хочется сказать! Для того кто

верит в душу? Да – это цена. А для того, кто не верит… и не цена.

Так я же не верю!

Попался! Поверь и уразумеешь! Или живи в осколках. Хорошо хоть, если в

осколках…

Я добился своего. Рассмотрел картинки в порядке.

Какой ценой? Той…

Инструментальное вступление мрачными аккордами и трепетом укрепляет

чувство фатальной предопределённости, и гобой начинает выводить нежную,

порывистую, печальную, смятенную тему соглядатая.

Да, а как я могу ещё себя назвать? Тогда, теперь я стал соглядатаем чужой

жизни, в которой жил сам… стал смятенной темой.

Ты показываешь её… почему-то ты показываешь её?.. Тебе кажется, что моя

жизнь – только она?

Да нет! Не ждите. Это не для любителей сосок и сисек. Хотя, почему бы и нет?

Издатель – что ему не понравится – выбросит, с небольшой потерей для общего. С

другой стороны – это же продукт возбуждённого сознания. Это Луна! На самом

деле, может, так и не было.

Начало все знают:

Уже ночь хлюпала подтаявшим снегом… в этом городе, всегда он

такой, подтаявший… тогда… Уже, как было сказано, уже окна зажглись и,

будто разноцветные ле-ден-цы