Разговоры о тенях - Евгений Юрьевич Угрюмов

его романе «Люцинда» и в других художественно-публицистических своих

творениях.

Тра-та– та-тàм! Тра-та-та-там! – ударил клавишами, по клавишам, в этом месте,

из Бетховена, самый романтичнейший, на мой взгляд, романтик Э.Т.А. Гофман и

стал цитировать своего знакомца полковника фон Хальдена, того, который вместе

с бароном von Laudon надрал как-то хвост Великому Фридриху: «Свобода духа,

тела, – остерегал героический полковник свою, склонную к особого рода

удовольствиям супругу, чья перламутровая, перламутрово-пагубная грудь и

описывающая, при ходьбе, невероятные траектории попка (всё со слов самого

полковника) стоили гораздо больше, чем все городские истории и все

гражданские акты, хранящиеся в городской ратуше, – свобода духа, тела,

моральной и физической силы – есть стремление, которое никаким

законодательным границам не поддаётся. Или, вы скажете, христианский брак,

который призван задушить всякие влечения природы в душе и теле обрекает нас

этому навечно? Или, может, законодательные границы сильнее связывают

женихов и невест? Нет, конечно, нет! пока, конечно, невежество и образованность

не вызывают друг друга на смертный бой и злоба не одолевает их обоих. Но

разврат, разврат, разврат! Ах, кто теперь хочет о разврате?..» – ну и так далее

цитировал хрупкий мастер затейливых описаний… можно и: затейливый мастер

хрупких описаний. От повторения, я уже много раз говорил, только польза.

– Философиѝя, фо фсех случаям, яфлятся предмет эротика, инаше, я сшитать,

философия, сама по себе и выеденный яиц не стоиѝт, – оскорбился почему-то на

кого-то сказочный сказочник Виланд, – ein ausgeblasenes Ei nicht wert1, -

подтвердил он ещё раз свою мысль горькой немецкой шуткой, – или, гофорья

слофами russisch пословиѝц: «Да мне хоть ты зобак ест (bin), лишь бы яйка давай».

– Ach, quid sunt leges sine moribus (Ах, что значат законы без нравов)? – с

большой долей иронии заметил на это Карл, у которого наша Клара всё украла.

– Natürlich!

– In der Tat!

– Tatsächlich!

– Ojemie!

– Ach!

– O weh!

– Haha, hihi, hdhd, hoho! – снова посыпались реплики, пока, пока господин Herr

поэт Иоган Вольфганг Гёте: «Der Himmel schließt, die Erzengel verteilen sich», – не

закрыл дискуссию.

«Даже юристы различают этот прогрессирующий рост простоты нравов,

различают также хорошо как Мирабо и Россенау2», – не унимался, уже будто из-

1 Выеденное яйцо ничего не стоит.

2 Rousseau Jean-Jacques (1712 – 1778), французский философ.

77

за закрытого занавеса, вслед закрывающемуся небу (оно всегда закрывается,

когда ставят на обсуждение серьёзный вопрос) строптивый, поэтому и не

любимый всеми Гофман.

– Хотя юристы, – вслед уходящим ангелам добавил философ Шлегель, – не

должны позволять себе иметь мнения о великом и заботиться лишь о малом.

– Der Himmel schließt, die Erzengel verteilen sich! – что значит, небо закрывается,

архангелы расходятся, – всё же настоял на своём, поставил свой восклицательный

знак министр Вольфганг и закрыл собрание.

Эх, как бы было нашему доктору полезно и познавательно поприсутствовать

при таком учёном разговоре! по крайней мере, полезнее, чем мухлевать, как

сказала тут же… да всем уже понятно кто сказал, чем мухлевать с игральными

костями: «Увы! Увы и ах! Ух! Ей-богу! Чёрт возьми!..»

Но, дόктора, все же помнят эти налезающие друг на друга коньюктивы: «…

господин Шлегель мог бы прекратить… профессор поддержал бы… рассказал

бы…», но доктора налицо не было…

Если б я была поэтом,

я жила бы как щеглёнок

и не в клетке бы свистела,

а на ветке (б) на заре1

…но доктора налицо не было, а поэтому и вышеописанный разговор не

состоялся. Не состоялся! – старались, старались, напрягались, пучились и не

пролились; столько цитат, сентенций и напряжений ума – всё на свалку, в

корзину, фтопку – а разговора такого и не было.

Говорили об иронии в литературе… об апориях, антиномиях и парадоксах.

Wenn die Soldaten

Durch die Stadt marschieren,

Öffnen die Mädchen

Die Fenster und die Türen.

Когда по улицам маршируют солдаты, прелестные девушки открывают

нараспашку, я бы даже сказал, настежь, окна и двери (свободный перевод).

Правильно! Wenn die Soldaten!.. Правильно – по улицам, в это время, что

называется, marschierten, хорошо хоть не tanzten (от них стало бы), гренадёры,

егеря, сапёры, фузилёры славной, самой гламурной (здесь надо сказать, что

французских солдат тогда уже не били палками, как били ещё прусских и

Mirabeau Honore Gabriel de Riquet (1749 – 1791), французский политик.

1 Ю. Мориц

78

австрийских), гренадёры, егеря, сапёры, фузилёры и гусары на лошадях, на кόнях

(исключительно в яблоках) славной, гламурнейшей в мире армии императора

Наполеона. Женщины, как известно, бросали чепчики (неисследима, – уже было

замечено, – глубина женского сердца даже и до сегодня), а мужчины (все уже

прочитали) спорили по пивным погребкам об иронии в литературе, потому что

ирония жизни, все уже понимали, проходила по улицам с песнями.

Zweifarben Tücher,

Schnauzbart und Sterne

Herzen und küssen

Die Mädchen so gerne.

Двухцветные1 ш арфы,

залихватские усы и звёзды,

как же тут не обниматься и не целоваться

девушкам с солдатами2

Как сказал великий полководец, после перехода через речку Березину, своим

музыкантам: «…не то играете. Играйте "Veillonsau salut de l'Empire" («На страже

Империи»).

А у нас… «А у нас в квартире газ», – написал бы я, если бы предполагал

(предполагая) сразить очередным блестящим «междометием» издательшу, в

надежде, что её муж, издатель ухватится за это (общее) место и тут же издаст мои

«Записки». Но не напишу! Будем продолжать изыскания невидимых, невидимых

простым глазом миру граней (слёз).

Профессор, оживший для живой жизни под пальчиком Софи, принялся тут же

рассказывать, рассказывать, рассказывать о том, о чём я уже только что рассказал.

О чём? Да, да, как раз о том, о чём говорили, говорил в погребковом разговоре,

можно сказать в стихотворной форме, гер Шлегель, выставляя профессора не

только страдальческой, но и причинной стороной, но с перспективой…

Но ничего, ничего о своих кукольных переживаниях профессор не рассказал.

Это была его тайна. Тайна впереди! Впереди о тайне. Вперёд к тайне!

– Так было же сказано, что разговора такого не было!

– Неѝ было, не былό! Написано же (тут приходят на ум податливые метафоры:

написано пером, не вырубишь топором; словцо не птичка, вылетит, не поймаешь;

рукописи не горят; кости есть даже в самой хорошей рыбе и «Кишок без дерьма

не бывает»3).

Он выставил профессора, но с перспективой, что… за «что» все и выпивали:

1 К тому времени уже трёхцветные.

2 Свободный перевод с немецкого.

3Рабле

79

Wenn im Felde blitzen

Bomben und Granaten,

Weinen die Mädchen

Um ihre Soldaten!

Когда на фронте рвутся