Тайны Второй мировой - Борис Соколов

4 июня 1941 года Политбюро приняло решение о формировании к 1 июля 238-й стрелковой дивизии Красной армии, «укомплектованной личным составом польской национальности и лицами, знающими польский язык, состоящими на службе в частях Красной армии»{118}. Еще в середине октября 1940 года Сталин поручил Берии подыскать среди уцелевших польских военнопленных тех, кто выразил бы готовность воевать с Гитлером в союзе с СССР и даже без санкции польского правительства в Лондоне. Тогда же он поручил Лаврентию Павловичу предпринять меры по созданию в СССР формирований из чехов и словаков во главе с полковником Людвиком Свободой. Уже 2 ноября 1940 года Лаврентий Павлович докладывал, что удалось отобрать группу «правильно политически мыслящих» офицеров, которые видели будущую Польшу тесно связанной «в той или иной форме с Советским Союзом». Отобранным полякам предлагалось «предоставить возможность переговорить в конспиративной форме со своими единомышленниками в лагерях для военнопленных поляков и отобрать кадровый состав будущей дивизии». Такую дивизию предполагалось начать формировать «в одном из совхозов на юго-востоке СССР», в Казахстане. Польская дивизия могла понадобиться Сталину лишь для одной цели — войны против Германии. Создавать подобную дивизию загодя не было никакого смысла. Хлопот с ней было больше, чем с обычной дивизией Красной армии — нужны были особые уставы на польском языке и польская военная форма. По боеспособности же она, скорее всего, уступала бы большинству советских дивизий. Когда перед «зимней войной» был сформирован финский корпус Красной армии, его солдаты сражались очень плохо, часто обращались в бегство, и от его использования на передовой пришлось отказаться{119}.

Главное же, создание польской дивизии очень трудно было сохранить в тайне в течение длительного времени. Здесь было бы не только прямое нарушение всех секретных советско-германских договоренностей, направленных против возрождения Польского государства. Узнай Гитлер о польской дивизии в СССР, сразу бы понял, что Сталин готовится оккупировать Польшу. Сами немцы в мае 41-го приступили к формированию двух разведывательно-диверсионных украинских батальонов «Роланд» и «Нахтигаль». Правда, никакого политического значения этим частям Гитлер не придавал, поскольку Украина интересовала его только как «жизненное пространство» для германской расы, а не как независимое государство, пусть и находящееся под влиянием Германии. В каждом из батальонов было всего по 350 человек. Немцы видели в них лишь средство для разведывательно-диверсионных операций за линией фронта, а не зародыш будущей украинской армии. Польская же дивизия Красной армии по плану насчитывала более 10 тысяч человек. Она мыслилась как ядро будущей польской армии, подчинявшейся просоветскому правительству в Варшаве, которое придется водворить там на красноармейских штыках. Если бы Гитлер вздумал формировать в составе вермахта накануне нападения на СССР Русскую Освободительную Армию, а Сталин бы об этом узнал, неужели бы Иосиф Виссарионович сомневался в неизбежности скорого германского вторжения на советскую территорию?

Были предприняты шаги и для организации диверсионных групп из числа солдат и офицеров чехословацкого легиона Люд-вика Свободы. В конце апреля 1941 года в Москву прибыла миссия чехословацкого эмигрантского правительства во главе с полковником Г. Пикой. Как сообщает в мемуарах Свобода, была достигнута договоренность о подготовке десанта парашютистов, проведении акций саботажа и сборе разведывательной информации, причем «те, кто должен был обеспечивать «движение» по нелегальным путям с родины, прибыли в назначенное место… за пять-шесть дней до начала гитлеровской агрессии против СССР»{120}. Точно так же немцы за несколько дней до начала вторжения засылали в СССР диверсантов и разведчиков из числа местных уроженцев.

Польскую дивизию можно было создавать только перед самым советским нападением на Германию. И в начале июня 41-го Сталин решил, что время для ее формирования наконец пришло: до советского наступления оставалось чуть больше месяца. Аналогичным образом 26 октября 1939 года, ровно за месяц до провокации у поселка Майнила, было принято решение о формировании 106-го особого стрелкового корпуса из финского и карельского населения СССР. Правда, финнов и карелов в его составе оказалось меньшинство. Преобладали русские, но были там и представители других советских национальностей, например узбеки, к Финляндии никакого отношения не имевшие. 23 ноября 39-го, на следующий день после постановки боевых задач войскам Ленинградского военного округа, было создано управление этого корпуса, переименованного в 1-й горнострелковый. С началом же советско-финской войны он стал называться 1-м стрелковым корпусом финской народной армии с номинальным подчинением марионеточному правительству Финской Демократической Республики во главе с секретарем Коминтерна О. Куусиненом. Мой покойный отчим Олег Григорьевич Лемтюжников однажды ночью наблюдал, как части финского корпуса в обмундировании, отличном от красноармейского, проходили через Ленинград. Однако матерились новоиспеченные финны весьма обильно и без всякого акцента, что выдавало их русское происхождение.

Точно так же польскую дивизию предполагалось сформировать в основном из советских граждан, знающих польский язык или просто с польскими фамилиями. Очевидно, «правильно политически мыслящих» поляков набралось немного. Как и в двух армиях Войска Польского, сформированных в СССР уже во время Великой Отечественной войны, в командном составе 238-й польской дивизии должны были преобладать советские, а не польские офицеры. После войны друга Жукова маршала Рокоссовского назначили министром обороны Польши, чтобы держать польскую армию (да и коммунистическое правительство Болеслава Берута) под надежным контролем. В начале 60-х, беседуя со слушателями и преподавателями Академии имени Фрунзе, Константин Константинович вспоминал, как относились к нему некоторые из подчиненных: «В Польше часто кричали в частях: «Уезжайте в Россию!», «Долой красного маршала!»… В январе 1950 года при посещении артиллерийских частей в Люблине в меня стреляли из пистолета. Выстрел был произведен с большого расстояния, и пуля пролетела мимо. Стрелявшего не нашли. Спустя три месяца в Познани (где было немало поляков, выселенных с Западной Украины и Литвы и особенно не любивших советских. — Б.С.) по моей машине дали автоматную очередь. Оказался ранен сопровождавший офицер, было разбито вдребезги заднее стекло, но я не пострадал. И на этот раз стрелявших не нашли»{121}.

Насчет боеспособности и надежности формируемой польской дивизии руководители НКВД и Красной армии не заблуждались. Она предназначалась не для боев, а для парада в освобожденной от немцев Варшаве. Даже если бы формирование дивизии затянулось, это не повлияло бы на сроки начала наступления. Вероятно, начало июля было в плане подготовки нападения на Германию тем же этапом, каким в плане подготовки нападения на Финляндию было начало 20-х чисел ноября 1939 года. В этот момент войска должны были получить боевые приказы и начать скрытое выдвижение к рубежам атаки.

В самые последние дни перед 22 июня обозначился поворот и в пропагандистских установках армейских политработников. Он начался еще с речи Сталина 5 мая 1941 года на традиционном приеме в Кремле в честь выпускников военных академий. Жуков в мемуарах так излагает ее содержание: «Поздравив выпускников с окончанием учебы, Сталин остановился на тех преобразованиях, которые произошли за последнее время в армии. Товарищи, говорил он, вы покинули армию 3–4 года назад, теперь вернетесь в ее ряды и не узнаете армии. Красная армия далеко не та, что была несколько лет назад. Мы создали новую армию, вооружили ее современной военной техникой. Наши танки, авиация, артиллерия изменили свой облик. Вы придете в армию, увидите много новинок…

Вы приедете в части из столицы, вам красноармейцы и командиры зададут вопрос: что происходит сейчас? Почему побеждена Франция? Почему Англия терпит поражение, а Германия побеждает? Действительно ли германская армия непобедима?

Военная мысль германской армии движется вперед. Армия вооружилась новейшей техникой, обучилась новым приемам ведения войны, приобрела большой опыт. Факт, что у Германии лучшая армия и по технике, и по организации. Но немцы напрасно считают, что их армия идеальная, непобедимая. Непобедимых армий нет. Германия не будет иметь успеха под лозунгами захватнических, завоевательных войн, под лозунгами покорения других стран, подчинения других народов и государств.

Останавливаясь на причинах военных успехов Германии в Европе, Сталин говорил об отношении к армии в некоторых странах, когда об армии нет должной заботы, ей не оказана моральная поддержка. Так появляется новая мораль, разлагающая армию. К военным начинают относиться пренебрежительно (словно о сегодняшней России говорил Иосиф Виссарионович! — Б.С.). Армия должна пользоваться исключительной заботой и любовью партии и правительства — в этом величайшая моральная сила армии. Армию нужно лелеять. Военная школа обязана и может вести обучение командных кадров только на новой технике, широко используя опыт современной войны. Кратко обрисовав задачи артиллеристов, танкистов, авиаторов, конников, связистов, пехоты в войне, Сталин подчеркнул, что нам необходимо перестроить нашу пропаганду, агитацию, печать. Чтобы хорошо готовиться к войне, нужно не только создать современную армию, нужно подготовиться политически»{122}.