Уголовно-правовые взгляды Н.Д.Сергеевского - Александр Чучаев

Существование наказания во всех государствах во все времена в литературе XIX в. вызвало практически однозначную оценку: коль скоро это так, то нет необходимости искать основание карательной деятельности. А. Ф. Кистяковский, например, говорит: «Теоретический спор о том, необходимо или нет наказание, можно отчислить к числу столь же праздных, как праздны споры, необходимо или нет жить человеку в обществе» 326.

Наказание действительно существует издревле. Однако это обстоятельство не объясняет ни истоков, ни правовой природы, ни права государства на его применение. При ответе на последний вопрос ученый формулирует положение, имеющее непреходящее значение: всякая деятельность власти должна иметь правовое основание. Без указанного основания правомерность уголовного наказания будет вызывать сомнение. В этом случае его можно считать простым актом насилия органов власти, не имеющим ничего общего с целями и задачами государства. Кроме того, решение вопроса о праве государства на наказание напрямую затрагивает проблему применяемых карательных средств. Если субъектом права наказания признается Божество, а государство – лишь его представителем, то соответствующим образом должна быть организована система видов наказания и порядок их применения; если же последнее наделяется самостоятельным, непроизводным правом наказания – карательные средства и их реализация, очевидно, должны быть иными.

К середине XIX в. в доктрине уголовного права по рассматриваемому вопросу отчетливо выделились два направления: теории абсолютные и теории относительные (теории интереса). Представители первой из них основывают право государства на наказание исходя из абсолютных идей или принципов, имеющих вечное, мировое значение: божеский закон справедливости; общий мировой закон справедливости; врожденная идея справедливости; категорический императив разума и т. д. По их мнению, наказание назначается только потому, что этого требует вечная, выше людей стоящая идея, некий абсолют. Значение карательной деятельности для правопорядка в этом случае не принимается во внимание.

Представители второго направления основывают рассматриваемое право целесообразностью наказания; государство при решении стоящих перед ним задач нуждается в самозащите 327, устрашении преступников, их исправлении и т. д. Таким образом, государство наделяется правом наказывать преступников, чтобы достигать указанных целей. Другими словами, в этом случае необходимость наказания видится в его полезности, в решении тех задач, которые лежат «вне самого наказания» (Бернер).

В теории уголовного права выделялось и третье направление, так называемое смешанное, представляющее собой эклектичный набор положений абсолютных и относительных теорий. Его последователи, например, «указывая на врожденную справедливость как на основание наказания, в то же время признают и другие его основания, исправление преступника и т. д.» (А. Ф. Кистяковский).

Названные подходы к определению права государства на наказание не разделялись не только Сергеевским, но и некоторыми другими видными учеными-криминалистами. Так, указывалось, что «без всякого сомнения, государство имеет интерес в том, чтобы преступные действия не были совершаемы. Конечно, оно может и должно принимать меры к предотвращению будущих преступлений. Однако отсюда еще не следует, чтобы наказание было для этого безусловно необходимым средством, и еще менее, чтобы оно было правомерным средством» (Гейнце).

Меркель, Гейнце, Лайстнер, Биндинг и отчасти Бар, критикуя указанные направления в теории уголовного права, фактически создали новую доктрину, которую Сергеевский называет правовой теорией. Так, Биндинг предлагал основание наказания видеть в правонарушении; иначе говоря, наказание считать правовым последствием преступления.

Гейнце исходил из того, что абсолютное обоснование наказания вытекает из безусловной необходимости государственной жизни. «В преступлении против государства заключается отпадение от нашей цивилизации, высшей и необходимой формой которой является государство, то это последнее и должно быть выполнителем наказания». Наказание в таком случае выступает как совершение преступником чего-либо в пользу общества, отбывание известной повинности для того, чтобы восстановить правовое равенство с остальными гражданами, нарушенное преступлением. Право государства налагать наказание базируется на признании государственной формы общежития, необходимой для цивилизации. «Преступление и наказание в их совокупности представляют собой голову Януса: лицо с печатью неправды есть преступление; лицо с печатью правды – наказание. Наказание не есть вовсе противоположение преступлению… но, наоборот, выражение его значения для права».

Оценивая взгляды Гейнце, Сергевский замечает, что ученый основывает право государства наказывать преступника на двух положениях, которые сами нуждаются в доказательствах: а) государственный строй безусловно необходим для выполнения высшего назначения человечества; б) наказание есть единственное и безусловно необходимое средство для восстановления преступника в достоинстве полноправного члена правового союза.

Лайстнер, в отличие от Гейнце, при определении права наказания исходит из сущности преступления как вторжения в сферу, подчиненную чужой воле. В связи с этим потерпевший получает право «наложить на преступника руку». Нетрудно заметить, что Лайстнер фактически не отвечает на исследуемый вопрос. «Право наложить руку» и есть право наказания, замечает Сергеевский. Но на чем это право основано? – вопрос оставлен без ответа.

Подытоживая сложившуюся в науке ситуацию, можно заключить: а) абсолютные теории сконцентрировали свое внимание на абстрактной сущности наказания как последствия преступления, относительные теории – на его формах и конкретном содержании; б) из положений абсолютных теорий явствует, что уголовное правосудие для своего основания не нуждается ни в каких специальных целях; относительные же теории доказывают, что отдельные виды наказания должны быть целесообразными.

Сергеевский рассмотрение вопроса о праве наказания предваряет замечанием, позволяющим определить логику его теоретических построений. Как самостоятельные предметы исследования он выделяет сущность наказания (или значение уголовного правосудия в целом), формы наказания (или содержание карательных средств) и юридические свойства преступления.

Преступление определяется им как противоправное и наказуемое действие. Его юридическая природа проявляется в нарушении положительного закона, а наказуемость основывается исключительно на уголовном законе. Противоправность характеризует внутреннее свойство преступления, другими словами, его содержание; наказуемость – внешнее свойство, определяемое последствиями, с наличием которых законодатель связывает деяние с преступлением (фактический вред, создание угрозы его наступления, непослушание велениям законодателя). Оба свойства преступления исторически изменчивы.

В качестве объекта карательной деятельности государства Сергеевский признает преступление. Существенное свойство преступника он ограничивает способностью этого лица нарушать законы государства (общества), в котором живет.

Следовательно, если преступление есть деяние, нарушающее нормы правопорядка, то наказание есть осуждение и порицание такого деяния. Всякий общественный порядок для его сохранения нуждается в запрещении некоторых форм поведения; «определение деяний, несовместимых с установленным порядком, есть не более как обратная сторона всякого порядка, столь же неизбежно необходимая, как и те нормы, которые определяют собой его положительные черты» 328. Правопорядок может существовать только тогда, когда имеется перечень преступлений, которые способны нарушить его, и когда осуществляется правосудие. Тем самым он охраняет свои нормы.

Государство по своей сути (как одна из форм правопорядка по Сергеевскому) поставлено в безусловную необходимость отправлять уголовное правосудие – судить и наказывать преступников. В противном случае оно разложится.

Уголовное правосудие – необходимый элемент правопорядка, поэтому оно для своего обоснования не нуждается ни в абсолютных принципах, ни в особых специальных целях. Следовательно, государство имеет право наказывать потому, что оно не может существовать без уголовного правосудия; последнее входит в само понятие правопорядка. Другими словами, если существует правопорядок, то должно существовать и уголовное правосудие.

Уголовное правосудие самоцельно. Даже если организация предупредительной деятельности будет доведена до высокой степени совершенства, то все равно ни одно государство, как показывает исторический опыт, не отказывается от отправления правосудия; наоборот, все страны прилагают усилия к оптимизации уголовного судопроизводства и улучшению реализации наказания. Это, разумеется, не означает, что у государства есть безусловная необходимость казнить, лишать свободы и т. д. Причиняемые преступнику вред и страдания не связаны сущностью наказания; они – лишь его неизбежная форма. Осуждение и порицание невозможно без причинения физического или морального вреда. Наказание, причиняя страдание преступнику, причиняет его и всему обществу; оно «есть меч без рукоятки, который наносит рану и тому, кто им действует» (Биндинг).