Мушка - Люциус Шепард

– Ты пойдешь со мной?

– Иззи и я – мы твое прикрытие. Разве они ничего тебе не сказали?

Демпси подавил желание снова спросить: кто «они»? Похоже, это не имело значения. Взамен он спросил:

– А почему ты думаешь, что сумеешь прикрыть меня? У тебя что, богатый опыт?

– Сумею, не сомневайся.

Несколько мгновений они пристально смотрели друг на друга, потом Марина сказала:

– У нас еще есть время. Можем снять номер и расслабиться.

– Ты серьезно? – спросил Демпси. – Мне предстоит сражаться с Тико, а ты предлагаешь мне покувыркаться с тобой в постели?

– А чем еще ты собираешься заняться? Писать завещание? Я сама работаю лучше, когда сниму напряжение.

– Я и так спокоен, – сказал Демпси и с удивлением понял, что он и в самом деле совершенно спокоен, живет настоящим моментом и не беспокоится о предстоящих событиях.

– Может, дать тебе хорошего пинка?

До сих пор он видел лишь внешнее сходство между своей Мариной и этой; но сейчас – когда она стояла перед ним в вызывающей позе, скрестив руки на груди, с сердитым обиженным лицом, – Демпси увидел свойственную им обеим жесткость и одновременно уязвимость.

Но если его Марина была не такой уязвимой, как казалась, то и новая Марина была не такой крутой, как хотела выглядеть. Если не считать манеры держаться, они вполне могли быть одним и тем же человеком. Интересно, подумал Демпси, если он переспит с ней, будет это считаться изменой?

– Не обижайся, – сказал он. – Просто у меня голова занята другим.

Она попыталась смутить его пристальным взглядом, заставить опустить глаза. Демпси выдержал ее взгляд и сказал:

– Ты что, действительно хочешь трахнуться прямо сейчас?

– Да, напряжение снять.

– Я не хочу снимать напряжение. У меня реакции острее, когда я на взводе.

Марина разочарованно фыркнула, потом ухмыльнулась:

– Тебе же хуже, приятель. Не знаешь, чего теряешь.

– Ну, положим, знаю, – сказал он.

Когда поезд начал спускаться с эстакады в тоннель, взору Демпси открылась картина будущего – Пятно растаяло, и он увидел правду, за ним сокрытую. Крыши домов исчезли, и вместо них материализовался гладкий черный купол. Огромный. Диаметром во многие мили. Гигантский черный пузырь поднялся из недр Манхэттена столь стремительно и с такой силой, что стряхнул со своей поверхности здания и разбросал обломки бетонных стен – порой с рядами окон и остатками лепнины – по простиравшейся вокруг равнине, загромоздив руинами искрещенную извилистыми тропами местность. Черный купол пульсировал, мерно сокращая и раздувая плазменное тело, а потом – буквально за секунду до того, как поезд снова вошел в тоннель, – вспыхнул ослепительным белым светом, заполнившим весь объем, и стал похож на стеклянную, выступившую из-под земли сферу. Внутри сферы, почти растворенное в ярком сиянии, висело сплетение черных линий и пятен – тоже, похоже, огромное, – которое имело форму веретена, стоящего вертикально, и еле заметно меняло очертания, в точности повторяя, как Демпси вдруг понял, движения мушки у него в глазу. Марина либо ничего не видела, либо не сочла зрелище из ряда вон выходящим. Она оставалась совершенно невозмутимой, когда поезд с грохотом понесся вниз по тоннелю. Демпси погрузился в размышления об этом городе, который еще не существовал или существовал единственно в виде возможности. Он задался вопросом, есть ли у города прошлое или пространство является просто театральной декорацией, сценой, на которую, в случае победы черного солнца, выступит готовое прошлое ложных воспоминаний, таких же фальшивых, как воспоминания Демпси, сотканные из той же нереальной субстанции. Из субстанции мушки, лежащей в основе иллюзорного мира. Болезненное образование у него в глазу являлось уменьшенной моделью… чего? Сплошная метафизика. Даже в свете всех произошедших с ним событий Демпси не мог принять такое объяснение.

Божья улица, о которой Демпси никогда раньше не слышал, была застроена невысокими домами, вдоль тротуаров тянулись ряды саженцев. Маленькие бистро, ресторанчики, хорошо одетые прохожие, идущие прогулочным шагом. Обычный вечер в Вест-Виллидж, если не считать теней черных солнц, проворно снующих по фасадам зданий. В атмосфере веяло бодрящим, сложным ароматом подлинной жизни. Это заинтересовало Демпси так же, как и здоровая энергетика квартала, из которого они приехали. Он вспомнил слова Рэнди насчет того, что новая ипостась Олукуна потенциально более неистова и деятельна, чем старая. Знакомый Нью-Йорк – даже кварталы Манхэттена с относительно низким уровнем преступности – сохранял неприятную, гнетущую атмосферу упадка и вырождения, а здесь чувствовалось сильное, здоровое начало. У него вдруг возникло подозрение, будто он не видит всей картины, будто информационный ряд искажается; однако при этой мысли он исполнился еще большей решимости убить Пинеро, словно сомнение вызвало химическую реакцию, направленную против самой возможности сомневаться.

По мере того как он шагал по улице, держась позади Марины, окружение стало казаться более привычным. Застройка была прежней – магазины, клубы, бары, но кое-где требовался ремонт. Прохожие имели враждебное выражение лиц, часто встречались люди с физическими уродствами. Безобразной формы уши, выпученные глаза, длинные костлявые лица. Человек, прислонившийся к стене, широко улыбнулся, и Демпси мог поклясться, что видел растущие в два ряда зубы. Населенная гротескными персонажами, испещренная разлитыми на тротуарах лужицами красного неонового света, похожая на. коридор, все двери которого ведут в одно озаренное отблесками адского пламени место, улица казалась порождением темных колдовских чар и излучала тяжелые вибрации, диссонирующие с атмосферой остального города. Надежда здесь еще пребывала, но надежда с изрядной примесью болезненного лихорадочного возбуждения. Направленные в их сторону взгляды в большинстве своем были откровенно вызывающими, прочие выражали опаску. Люди боязливо расступались перед ними, шарахались в стороны. Прямо как дома, подумал Демпси; хотя в Нью-Йорке таких уродов не встретишь. Демпси решил, что в центре Пятна уровень патологии, возможно, повысится на пару пунктов. Интересно, насколько это будет ощутимо?

Пройдя кварталов десять, Демпси вдруг осознал, что чем глубже на территорию Пятна они заходят, тем ужаснее становятся физические уродства прохожих. У приземистой женщины, везущей на тележке продукты, рот тянулся от уха до уха. У двух симпатичных девушек в атласных курточках и джинсах глаза представляли собой овальные пятна воспаленной багровой кожи, вздрагивавшей при каждом шаге. На лбу у мужчины, выходящего из машины, темнела татуировка из линий, постоянно менявших расположение и словно выражавших его мысли. За людьми, которые проходили мимо слишком быстро, чтобы Демпси успел рассмотреть их толком, тянулись причудливые тени, наводившие на мысль о диковинных уродствах; здания тоже имели деформированные очертания. Они наклонялись друг к другу под самыми невероятными углами, двери перекошены, а неоновые рекламы – в виде загадочных замысловатых знаков, закорючек и завитушек. Крыша ночного клуба провисла над сплющенными оконными проемами, и доносившаяся изнутри музыка завывала пронзительно и нервно. Увиденное заставляло предположить, что в конце Божьей улицы находится источник злотворной заразы, постепенно превращающей Вест-Виллидж в жуткую галлюцинацию, похожую на образ Нью-Йорка во власти вуду. Демпси снова усомнился в реальности мира и подумал, что, возможно, гигантская копия мушки является всего лишь наглядной моделью, что они просто идут вдоль отрезка тонкой черной нити в затейливом клубке, подвешенном в ослепительном свете, пребывают в иллюзорном мире, сгустившемся в глазе божества. В уме у него роилось множество вопросов, начинавшихся словами «почему» и «как», но казалось, их задает не он сам, а его бесправный двойник. Он отмел в сторону все вопросы как несущественные. В любом случае Демпси интересовал не столько диковинный вид прохожих, сколько царящая здесь зловещая атмосфера. Он чувствовал, что схватка будет серьезной и борьба пойдет не на жизнь, а на смерть.