Ничей ее монстр (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena"

— Разукрасила значит? Это как?

— Отбила горлышко бутылки и… нарисовала пару черточек на его физиономии, — сказала я и поправила воротничок Гришиной рубашки, — когда он решил, что ему все позволено. А так как жертва сынок местного олигарха, то пришлось уехать искать работу в другом месте.

Я пригладила волосы Гришки, щелкнула по носу и прижала к себе. Мелкий предатель. Сдал с потрохами.

— А утром на автобусе возишь?

— Да. Я обычно успеваю. В семь выезжаем, и я как раз к началу работы возвращаюсь. Но Гриша приболел немного и пришлось дома оставить. Я в город поехала за лекарствами и опоздала на обратный автобус, пришлось пешком, поэтому опоздала… Простите, этого больше не повторится. И…

Барский достал с кармана сотовый, а я сжала ручку Гриши, внутренне напрягаясь всем телом. Ну вот и все. Сейчас скажет Макару, чтоб тот рассчитал меня. Чееерт! Волчееек! Что ж ты наделал? Зачем вышел на улицу? Я же просила тебя дома сидеть и рисовать.

— Макар, я так понимаю ты в курсе, что во флигеле находится маленький ребенок?

— Захар Аркадьевич, я говорил Раисе, но у нас была нехватка кадров и…

— Я хочу, чтоб с завтрашнего дня…

«Их обоих здесь не было…»- мысленно закончила я фразу.

— Чтоб с завтрашнего дня мальчика отвозил в садик твой человек.

Я не верила своим ушам, не верила, что он это говорит. Вот этими губами, вот в этот сотовый. У меня на глазах.

— Ээээ… хорошо, как скажете.

— С этого момента ты отвечаешь за это.

— Да, я понял.

— Вот и хорошо, что ты у меня такой понятливый. Придумай заодно причину посерьёзнее как получилось так, что здесь находится работница, у которой проблема с полицией, маленький ребёнок и которая опаздывает на работу.

Выключил сотовый и сунул обратно в карман. Гриша смотрел то на меня, то Захара. Он выглядел ужасно растерянным. Как и я. Я ничего не могла понять. Меня увольняют? Если да, то почему распорядился возить сына по утрам?

— Я хочу съесть свой завтрак в ближайшие полчаса.

Я тяжело выдохнула и посмотрела на ребенка. Если бы не опоздала уже сделал б завтрак и вышла на перерыв, потом уложила бы его на дневной сон. И куда мне его теперь деть?

— А чтоб ты быстрее его приготовила мы с твоим Гришей пойдем ко мне. Пойдешь играть в шахматы, мужик?

Спросил у малыша, а я стиснула пальцы в кулаки. Господи! Я ведь совсем к этому не готова. Вот ко всему этому. А что если Гриша что-то скажет или… или как-то меня выдаст? Достаточно только имени и Барский может начать складывать свой пазл.

— Что такое? Задумалась? Боишься отпустить сына с Монстром? Или как там вы меня между собой называли? Бабайка? — он расхохотался… нет, не злобно и не саркастично, а искренне и мне захотелось рассмеяться вместе с ним и одновременно расплакаться. Видеть их рядом это так больно, это так непередаваемо чувствительно, что кажется у меня все нервы обнажились и их задевает лезвием опасной бритвы.

— Я не умею иглать в те штуки.

— В шахматы?

Гриша кивнул, потом спохватился

— Да.

— Я научу. Пойдем? Или ты за мамкину юбку держишься? Мужик ты или нет?

Протянул большую ладонь, и я… я была уверена, что мой сын никуда с ним не пойдет. Но, оказывается, я его не знала. Не знала ни с каких сторон кроме той, к которой привыкла. А мой Волчонок выпустил мою руку и вложил маленькую ладошку в ладонь своего отца, и я закусила губу, так сильно, что на глазах выступили слезы. Или они выступили еще до этого.

— Поторопись с гренками мы голодны. Ты уже завтракал?

Захар спросил так непринужденно словно знал моего сына … нашего… нет! Моего! Целую вечность.

— Да.

— А я нет.

— Ты не ешь манную кашу? Мне мама утлом давала.

— Нет. Я ее не люблю.

— И я не люблю

Мои глаза широко распахнулись. Как это не любит? Он же ест ее каждое утро! Устинья готовила и ел ведь.

— Ем, чтоб мама не ластлаивалась, но я ее ненавижу.

Ну вот и приехали.

— Там эти мерзкие комочки, да?

— Ага. У мамы их немного, а у Лаисы много и она воняет маслом.

— Да. У Раисы с готовкой не сложилось. А гренки с чесноком любишь?

— Гренки люблю, а чеснок колет язык.

— Ладно ты будешь без чеснока, а я с чесноком.

Я готовила, как метеор. Внутри все впервые за столько времени ликовало. Буквально разрывалось от совершенно дурацкой радости, легкости, от какого-то ощущения маленького счастья. Глупо так. Ведь ничего особенного не произошло, но я все еще видела перед глазами их обоих, держащихся за руки и у меня так сладко ныло в груди, так замирало там все, и мечты … мечты, они лезли в голову, они покрывали все раны нежнейшим слоем бальзама.

— Татьяна, ты где была? — обернулась к Раисе, сжимая в пальцах чайник.

— В город ездила… за лекарством для Гриши.

— А мне почему не сказала? Сегодня машина отправилась за продуктами могли и тебя подбросить.

— Я не знала и…

Раиса осмотрелась по сторонам и подошла ко мне вплотную:

— Будь осторожна с Янкой. Зуб она на тебя наточила, если решит, что тебя здесь не должно быть даже я помочь не смогу. Подставит, подсидит так что никто не подкопается.

Я поднялась по лестнице с подносом и остановилась в дверях кабинета Барского. Они сидели друг напротив друга за столом. Точнее Гриша стоял на коленях на стуле. А Захар откинулся на спинку кресла. Перед ними шахматная доска и расставленные на ней фигуры.

— А как ты будешь играть? Ты же не видишь.

Я вошла в кабинет и поставила поднос на стол.

— Можно разметить шахматную доску. Подписать или пронумеровать каждую клетку, — сказала я и Барский чуть прищурился.

— Я могу это сделать. Вечером.

— Сделай. А то в этом склепе можно подохнуть от скуки.

— А что такое склеп? — сппросил Гриша прокручивая в пальцах шахматную фигурку.

— Это могила. — ответила я.

— Неее. Это такое темное место, где воняет сыростью, бегают пауки и памятники покрываются пылью.

Барский потянулся за гренкой и когда с наслаждением надкусил я невольно улыбнулась.

— Мам, ты такая класивая когда улыбаешься.

Барский чуть склонил голову к плечу и откусил еще кусок хлеба.

— Правильно маме надо делать комплименты. А какая твоя мама, Гриша? Какого цвета у нее волосы?

Снова все дернулось в груди. Испугалась. Даже дышать перестала.

— Мы пойдем. Я отведу его во флигель, чтоб не мешал вам. Потом вернусь убрать в вашей комнате.

— Я кажется не говорил, что твой сын мне мешает.

— Ему надо принять лекарства он приболел и потом укладывать спать. Он спит днем.

— Я не хочу лекалства и не хочу спать. Я иглать хочу!

Я схватила сына за руку и стянула со стула. Радость как-то мгновенно испарилась. Не знаю почему. Она вдруг мутировала и стала отдавать горечью на языке. Это все не настоящее и никогда настоящим не станет. Этот человек убить нас обоих хотел… А я просто сумасшедшая идиотка, если решила, что все может быть иначе.

— Ну ладно. Делай, что мать говорит.

Облегчение я испытала только когда мы оказались во флигеле, и я напоила Гришу чаем на травах и уложила в кровать. Он выглядел взбудораженным и очень перевозбужденным. И… как ни странно ему понравился Захар. Он постоянно о нем говорил. Не переставая. Спрашивал или размышлял вслух. А перед тем, как уснуть вдруг заявил…

— Он похож на волка. Умного и очень сильного. Я хочу вырасти и стать таким как он.

Усмехнулась и погладила по непослушным темным волосам. Знал бы ты, малыш, насколько ты уже на него похож.

После уборки в комнате и кабинете я уже собиралась уходить. Подошла закрыть окно и застыла, облокотившись руками на подоконник. Захар стоял на каменном плато, а через несколько сантиметров начиналась лестница из высоких каменных ступеней, ведущих вниз в сад. Я не сразу поняла почему он стоит и не двигается. А потом заметила, что его трость валяется в траве и сверху на нее, кружась, падают листья с клена. Барский неуверенно продвинул ногу вперед, а я выскочила из кабинета, и сама не поняла, как уже выскочила на задний двор в одном домашнем платье. Быстро сбежала по ступеням и, когда запыхавшись, хотела поднять трость он выставил руку в предостерегающем жесте.