Сыновья Ананси - Neil Gaiman

– Что ты сделал? – спросил Толстый Чарли. Внутрь он не вошел.

– Так, изменил кое-что по мелочам, – ответил у него из-за спины Паук. – Учитывая, что я останусь тут на пару дней, я решал перетащить пожитки.

– Перетащить пожитки? «Перетащить пожитки» – это пара сумок с постельным бельем, пара игр для приставки и горшок с фикусом. А это… а это… – Он не смог подобрать слов.

Протиснувшись мимо, Паук похлопал Чарли по плечу.

– Если я тебе понадоблюсь, – сказал он, – я у себя в комнате. – И закрыл за собой дверь.

Толстый Чарли подергал ручку. Дверь оказалась заперта. По пути в гостиную он прихватил с собой телефон из коридора и набрал номер миссис Хигглер.

– Кто, черт побери, звонит в такую рань? – спросила старуха.

– Это я. Толстый Чарли. Извините.

– Ну? Чего звонишь?

– Попросить совета. Понимаете, приехал мой брат.

– Твой брат?

– Паук. Вы мне про него рассказывали. Вы объяснили, что если я захочу его увидеть, поговорить с паучком. И я поговорил, теперь он здесь.

– Что ж, – уклончиво сказала старуха, – это хорошо.

– Наоборот.

– Почему наоборот? Он ведь член семьи, так?

– Послушайте, я не могу сейчас в это вдаваться. Я просто хочу, чтобы он уехал.

– Ты пытался попросить по-хорошему?

– Это мы только что прошли. Он сказал, что никуда не уедет. Устроил что-то вроде центра развлечений и отдыха из «Кубла Хана»[1] в моем чулане, а ведь у нас, в Англии, нужно разрешение муниципального совета, если захочешь хотя бы вставить двойные рамы. Но у него там какой-то водопад. То есть не в комнате, а за окном. И он нацелился на мою невесту.

– Откуда ты знаешь?

– Он так сказал.

– Без кофе у меня голова не работает, – пробормотала миссис Хигглер.

– Мне только нужно знать, как заставить его уехать.

– Не знаю, – ответила миссис Хигглер. – Надо поговорить с миссис Дунвидди. – И повесила трубку.

Толстый Чарли вернулся в дальний конец коридора и постучал в дверь.

– Что еще?

– Хочу поговорить.

Послышался щелчок, и дверь распахнулась. Толстый Чарли вошел. Голый Паук нежился в горячей ванне и прихлебывал что-то цвета электричества из высокого запотевшего бокала. Окно во все стену было открыто, и рев водопада оттенял медленный, тягучий джаз, который лился из спрятанных где-то в комнате динамиков.

– Послушай, – сказал Толстый Чарли, – ты должен понять, это мой дом.

Паук моргнул.

– Это?! Это твой дом?

– Ну, не совсем. Но суть та же. Я хочу сказать, это моя свободная комната, и ты тут гость. Э-э-э…

Отпив глоток «электричества», Паук соскользнул поглубже в горячую ванну с пузырьками.

– Говорят, что гости – как рыба. И то и другое через три дня воняет.

– Верно сказано.

– Но так тяжело, – продолжал Паук, – так тяжело, когда целую жизнь не видел собственного брата. Так тяжело, если он даже не знал о твоем существовании. Но куда тяжелее, когда наконец встречаешься с ним и узнаешь, что для него ты не лучше дохлой рыбы.

– Но…

Паук довольно потянулся в ванне.

– Знаешь что? Я не могу тут долго оставаться. Остынь. Ты оглянуться не успеешь, как я уеду. И уж я-то никогда не стану думать о тебе, как о дохлой рыбе. Я как никто понимаю: ситуация для нас обоих нелегкая. Поэтому давай не будем больше об этом. Почему бы тебе не пойти, не съесть ленч? Потом в кино? Ключ от входной двери оставишь на столике…

Надев пальто, Толстый Чарли вышел из дома. Ключ он оставил возле раковины. Свежий воздух бодрил, хотя день был серенький и с неба сыпалась морось. Толстый Чарли купил себе газету, потом в киоске большой пакет чипсов и немолодую уже колбасу-сервелат – на ленч. Дождик унялся, поэтому он сел на скамейку возле кладбища и, читая газету, стал есть колбасу с чипсами.

Ему очень хотелось в кино.

Он забрел в «Одеон» и купил билет на ближайший сеанс. Показывали какой-то боевик, который уже начался, когда он вошел. На экране громыхнул взрыв. Замечательно.

На середине фильма Толстому Чарли пришло в голову, что он что-то забыл. Что-то скреблось у него в голове – словно чесотка за глазами – и мешало сосредоточиться на сюжете.

Фильм закончился, и Толстый Чарли сообразил, что хотя получил удовольствие, совершенно забыл, в чем там было дело. Поэтому он купил большой пакет попкорна и сел смотреть его снова. Во второй раз фильм понравился ему еще больше.

И в третий.

После он подумал, что, наверное, пора возвращаться домой, но на ночном сеансе предлагали два фильма разом: «Синий бархат» Дэвида Линча и «Правдивые истории» Дэвида Бирна, а ведь он ни того ни другого не видел, поэтому остался на оба, хотя теперь ему уже по-настоящему хотелось есть. В результате он так и не понял, про что, собственно, был «Синий бархат» и зачем кому-то отрезали ухо, и задался вопросом, а не позволят ли ему остаться и посмотреть еще. Но ему очень терпеливо и многократно объяснили, что кинотеатр закрывается на ночь, и поинтересовались, неужели у него нет дома и не пора ли ему в постель?

Разумеется, у него был дом и, конечно, ему пора в постель, хотя на какое-то время этот факт вылетел у него из головы. Поэтому он пошел назад на Максвелл-гарденс, а придя, немного удивился, увидев, что у него в спальне горит свет.

Когда он подошел к дому, занавески был задернуты, но за ними двигались два силуэта. Ему показалось, он узнал оба.

Они придвинулись, слились в единую тень.

Из горла Толстого Чарли вырвался низкий ужасный вой.

В доме миссис Дунвидди повсюду стояли пластмассовые зверушки. Частички пыли тут двигались медленно, точно привыкли к солнечным лучам более неспешной эпохи и не могли толочься в современном мельтешащем свете. Диван скрывался под прозрачным чехлом, а стулья, когда на них садились, скрипели.

В доме миссис Дунвидди была плотная туалетная бумага с запахом сосновых иголок. Миссис Дунвидди свято верила в экономию, но плотная туалетная бумага с запахом сосновых иголок была последним, на чем она экономить не соглашалась. Такую туалетную бумагу все еще можно было найти, если искать достаточно долго и заплатить побольше.

В доме миссис Дунвидди пахло фиалковой туалетной водой, ведь это был старый дом. Люди обычно забывают, что дети тех, кто заселил Флориду, уже были стариками, когда угрюмые пуритане в 1620 году высадились в Плимуте. Нет, этот дом, конечно, не помнил первых поселенцев: его построили в двадцатых годах как экспонат или образец, призванный показать воображаемые коттеджи, какие прочие покупатели не смогут построить на наводненных аллигаторами болотах, которые им как раз продают. Дом миссис Дунвидди устоял в ураганах, не потеряв ни одной черепицы.