Огненный поток - Амитав Гош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Захарий вновь уткнул взгляд в ящик.
– Нет, мэм, все благополучно.
– Да? – В тоне миссис Бернэм опять проскользнуло разочарование. Она снова медленно промокнула лицо и горло. Взгляд Захария съехал с ящика и застыл на груди мадам, вернуть его обратно удалось лишь огромным усилием воли.
Меж тем миссис Бернэм раскрыла брошюру и указала на абзац, отчеркнутый карандашом:
– Доктор Олгуд любезно ознакомил меня со своей недавней статьей о лечении умственных расстройств и помешательства, вызванных сим недугом. Соблаговолите прочесть вслух помеченный кусок.
Захарий набрал в грудь воздуху и приступил к чтению:
– “Натиск безумия, порожденного онанизмом, можно отсрочить путем своевременного лечения, а именно: пиявки к паху и заднему проходу, клизмы с весьма щадящим раствором карболовой кислоты. В отдельных случаях может потребоваться более интенсивное лечение, как то: пиявки непосредственно к мошонке и перинеуму, введение небольших доз хлористой ртути через катетер в уретру, прижигание сальных желез и мембранозной части мочевого канала, хирургическое вмешательство для удаления поддерживающей связки полового органа…”
Захария прервал вскрик. Миссис Бернэм уронила вышиванье, на кончике ее указательного пальца набухала капелька крови. Мадам сморщилась и спрятала пораненный палец в кулак другой руки.
– О господи, я, кажется, себя проткнула.
Захарий придвинулся чуть ближе, и взгляд его проследовал от уколотого пальца к густо покрасневшей шее миссис Бернэм, затем спустился на ее грудь, целомудренно прикрытую кружевной вставкой, но сейчас вздымавшуюся и опадавшую. Сквозь ажур вставки виднелась крохотная треугольная тень, как будто указующая путь в расселину, ставшую причиной недавнего позора на балу.
Миссис Бернэм удрученно оглядела палец и рассеянно пробормотала:
– Матушка всегда остерегала от того, что протыкает.
Темный треугольник выглядел так соблазнительно, что Захарий, не сводивший с него глаз, вдруг остро почувствовал необходимость притиснуться к столу вплотную. Мимолетное движение это не укрылось от миссис Бернэм. Глянув на пунцового гостя, который как-то странно напрягся и навалился на стол, она все поняла, и с губ ее сорвался придушенный возглас:
– Боже мой, невероятно! – Мадам вскочила на ноги и ошеломленно уставилась на сгоравшего со стыда визави. – Что, опять, мистер Рейд? Отвечайте же!
Захарий свесил голову, не в силах вымолвить ни слова.
Взгляд миссис Бернэм потеплел, став жалостливым, она сочувственно погладила гостя по плечу.
– Бедный вы несчастный! Наверное, и сами не понимаете всю серьезность вашего недуга. Но не отчаивайтесь, я вас не брошу. Мы не сдадимся, и, возможно, вы избежите уготованной вам судьбы.
Миссис Бернэм медленно прошла к двери, отодвинула щеколду и, обернувшись, сказала:
– Пойду обработаю свою дыр… свою ранку. А вы оставайтесь здесь, приходите в себя. Вскоре я пришлю вам новые пособия, вы их изучите, и тогда мы опять встретимся. Прошу вас, мистер Рейд, не покидать комнату до окончания припадка и обретения достойного вида.
В последующие дни Ширин всеми силами старалась изгнать из памяти встречу с Задигом. В целом она преуспела, но бывали минуты, когда слова “Но это правда, биби-джи… у Бахрама есть сын… спросите Вико…” застигали ее врасплох, всплывая в уме, точно пузыри со дна заиленного пруда.
И тогда она бросалась в работу – выхватывала у служанки тряпку и начинала протирать стоявшие на полках сувениры из Китая: кивающих болванчиков, расписные веера, шары из слоновой кости с затейливой резьбой и прочее. Обычно приступ активности заканчивался тем, что она замирала перед застекленным портретом Бахрама, и порой ей казалось, что в знакомых чертах проскальзывает нечто неуловимое глазом. Словно в облаке, в котором все, кроме тебя, различают какой-то образ.
Однако Ширин не видела резона копаться в прошлом. Что толку ворошить жизнь покойного? Всякое новое открытие навлечет еще большее бесчестье на нее и дочерей, и без того уже опозоренных.
А потом вдруг однажды утром слуга доложил, что пришел Вико и хочет с ней поговорить.
– Вико? – Сердце екнуло, Ширин присела на ближайший стул. – Что ему нужно?
– Откуда я знаю? – удивился слуга. – Разве он скажет?
– Да, конечно. Пусть войдет.
Ширин сделала глубокий вдох и, собравшись с силами, сумела встретить гостя радушной улыбкой.
– Кхем чхо, Вико, как поживаешь? – сказала она на гуджарати.
Как всегда, управляющий, смуглый здоровяк, был одет на европейский лад, его светло-бежевый костюм выглядел безукоризненно.
– Благодарю, как вы, биби-джи? – бодро ответил Вико, сверкая большими глазами навыкате.
Широкая улыбка его и учтивость несколько успокоили Ширин.
– Прошу садиться, – сказала она, указав на козетку.
Однако в обществе хозяйки управляющий всегда оставался на ногах, вот и сейчас он покачал головой:
– Нет-нет, биби-джи, я ненадолго, всего один вопрос.
– Слушаю.
– Я бы хотел устроить скромные поминки по вашему покойному мужу. Несмотря на все события, в Бомбее немало тех, кто желал бы почтить память сета.
– Вот как? – Взгляд Ширин метнулся на портрет мужа. – Где намечается поминальная трапеза?
– В моей родной деревне Васай. Я очень надеюсь на ваше участие, без вас все будет не так.
– И когда?
– На следующей неделе, биби-джи.
– Что за спешка?
– Понимаете, я хочу пригласить господина Карабедьяна, друга хозяина, а он скоро отбывает в Коломбо.
Ширин вздрогнула.
– Господин Карабедьян в числе гостей?
– Разумеется, биби-джи. – Вико недоуменно вскинул брови. – Он был лучшим другом сета.
Ширин отвернулась, подыскивая слова для отказа, и вдруг услыхала треск рвущейся материи. Опустив взгляд, она поняла, что безотчетно разодрала свободный край своего сари.
Вико, разумеется, это видел.
– Что случилось, биби-джи? Я вас чем-то огорчил?
Теперь, когда Ширин выдала свое смятение, не было смысла притворяться.
– Послушай, Вико… – Голос ее дрогнул. – Я должна кое о чем тебя спросить… – Глаза ее обратились к портрету на стене, и она чуть слышно прошептала: – Пусть небеса простят меня за то, что я скажу.
– Говорите, биби-джи.
– До меня дошли слухи… о моем муже…
– Какие? – В голосе и взгляде Вико возникла настороженность.
– Говорят, будто на стороне он прижил ребенка, сына. – Ширин пристально посмотрела на управляющего, который, уставившись в пол, мял в руках шляпу. – Но ведь это неправда?
– Конечно, биби-джи, – тотчас ответил Вико. – В том нет ни капли правды.
Говорил он твердо, однако в глаза не смотрел, словно что-то скрывая. Ширин поняла: если сейчас промешкать, истину не узнаешь никогда. Она отринула все сомнения.
– Скажи все как есть, Вико. Я должна знать.
Управляющий не отрывал взгляд от пола, и тогда Ширин встала и подошла к нему.
– Я знаю, ты человек верующий, добрый католик. Прошу тебя присягнуть на распятье, которое ты носишь. Поклянись на кресте, что у моего мужа нет незаконнорожденного сына.
Вико испустил глубокий вздох и попытался что-то сказать, рука его потянулась к висевшему на шее распятью, но потом безвольно упала.
– Не требуйте присяги, биби-джи, – наконец проговорил он. – Я хотел бы избавить вас от излишнего горя, но клятвы дать не могу.
В груди Ширин словно что-то лопнуло. Не вполне сознавая, что делает, она шагнула к стене и сбросила портрет Бахрама на пол.
На шум разбитого стекла сбежались слуги.
– Что с вами, биби-джи,
