Огненный поток - Амитав Гош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом англичанин передал бумагу Бхиро Сингху, и тот повел новобранцев к другому зданию. Кесри, оказавшегося во главе строя, вызвали первым – хавильдар знаком приказал ему следовать за ним, а другим оставаться на месте. Они вошли в комнату, где едко пахло лекарствами. Едва Кесри перешагнул порог, как хавильдар отступил в коридор и затворил дверь, оставив своего подопечного наедине с лекарем-англичанином и двумя женщинами во всем белом.
Лекарь заговорил на хиндустани, приказав новобранцу раздеться – снять не только джаму, но и дхоти с ланготой.
Поначалу Кесри решил, что ослышался. Он не мог и представить, что кому-то взбредет в голову просить его раздеться догола перед посторонними, двое из которых – женщины! Однако лекарь повторил приказ громче и требовательнее, а одна женщина еще и прикрикнула: мол, пошевеливайся.
Кесри вдруг вспомнил остережение отца: кто свяжется с этакой армией, потеряет дхарму. Теперь он осознал истинность этих слов, и его затопило раскаянием, что ослушался родителя.
Мысль об отце промелькнула молнией, а меж тем лекарь шагнул вперед, как будто намереваясь сорвать одежду с неслуха. Решение созрело мгновенно. Кесри метнулся к выходу, распахнул дверь и, проскочив мимо хавильдара с рекрутами, устремился к лагерному базару.
Если затеряюсь в толпе, думал он, удастся сбежать. А там будь что будет! Если что – вернусь домой.
Так быстро он еще не бегал. За спиной слышался голос Бхиро Сингха, но куда там хавильдару его догнать!
Кесри почти достиг цели, когда перед ним возник Хукам Сингх с двумя сипаями. Беглец заметил их слишком поздно, его схватили и пригвоздили к земле. В ушах гудела кровь, однако он расслышал тяжелую поступь хавильдара.
– Харамзада! Бахенчод! – Бхиро Сингх, отдуваясь, сыпал бранью. – Вздумал смыться, ублюдок? Не я ли тебя, мерзавца, ссудил деньгами, да еще целый месяц кормил? А ты, пиздюк, решил, что меня можно обокрасть и дать деру?
Одна ручища хавильдара схватила Кесри за шкирку и вздернула на ноги, а другая сорвала с него дхоти и ланготу.
Собралась толпа. Бхиро Сингх крепко держал извивавшуюся голую жертву, поворачивая ее то задом, то передом к зевакам.
– Вот, гляньте, чего этот недоносок удумал скрыть! – Он швырнул Кесри на землю, ударил ногой и харкнул на него. – Ты же ничем не лучше сбежавшей дворняги. И не мечтай, что сможешь меня облапошить, как своего отца. Помощь не придет, и податься тебе некуда. Запомни накрепко: здесь твоя тюрьма, а я твой стражник.
Перед Кесри, прикрывшимся сорванной одеждой, забрезжила горькая истина этих слов: помощи ждать неоткуда, он стал изгоем и узником. Лишь теперь он осознал, что, сбежав из дома, распрощался не только с семьей и родиной, но и с собою прежним, у кого были четкие понятия о достоинстве, самоуважении и морали.
Важность этого открытия ничуть не померкла, когда он узнал, что и других новобранцев унтер-офицеры унижают так же, а то и хуже. Кесри сделал вывод: всякий солдат воюет на два фронта – против внешних и внутренних врагов. С первыми сражается ружьем, саблей и мускульной силой, а со вторыми – хитростью, терпением и обманом.
Последующие месяцы муштры прошли как в тумане, из которого проглядывали вехи побоев, угроз и недосыпа. Много раз представлялась возможность сбежать, но Кесри хорошо усвоил, что идти ему некуда и просить о помощи некого. Наконец настал день, когда на плацу были зачитаны первые четыре пункта воинского устава касательно дезертирства, и перед полковым знаменем новобранцы приняли присягу. Отныне жизнь их стала чуточку легче, ибо теперь они считались полноценными солдатами, хотя впереди их ждал еще месяц испытательного срока без жалованья и довольствия.
Именно в то время безденежья, когда новоиспеченные сипаи перебивались на две аны в день, в память о перенесенном унижении Кесри получил еще один урок, уже гораздо слаще, – он узнал, что в руинах поражения можно отыскать нежданную награду.
Однажды он проходил мимо лагерных “красных бараков” и его окликнул женский голос:
– Эй! Эй ты!
Голос исходил из ветхого строения, известного как лал котха, “красный дом”. Кесри подошел ближе, и верхнее приоткрытое окно распахнулось чуть шире, явив размалеванную девицу. Она улыбнулась и поманила – мол, заходи.
Узкой лестницей Кесри взошел наверх и увидел, что девушка ждет его на площадке.
– Как тебя зовут?
– Кесри Сингх. А тебя?
– Гулаби. Это ты тогда пытался сбежать от хавильдара Бхиро Сингха?
Кесри вспыхнул и огрызнулся:
– Тебе-то что?
– Ничего.
Девушка опять улыбнулась и провела его в комнату, где в углу стояла чарпая.
Кесри охватила паника: самоконтроль, выработанный им за годы тренировок, вдруг подвергся нападению доселе не изведанного безудержного желания. Нарушение спортивных установок обойдется недешево, увещевал внутренний голос, за удовольствие когда-нибудь взыщут высокую плату.
Кесри прижался спиной к двери и пробормотал:
– У меня, понимаешь, денег нет.
Он еще надеялся, что теперь его прогонят, но девушка усмехнулась и легла на чарпаю.
– Неважно, заплатишь как-нибудь потом, – сказала она. – Нам с тобой деваться некуда, мы оба фауж-ке-гхулам, армейские невольники.
Колечко в носу хорошо сочеталось с нежным овалом ее лица. Ярко-алые и очень пухлые губы создавали впечатление, будто хозяйка их на что-то дуется.
– Чего ты стоишь? – Девушка подошла к Кесри и отстегнула клапан его рейтуз, а затем распустила вязки джанги.
Совсем молоденькая, она, похоже, знала устройство форменных застежек не хуже самого Кесри, который так и застыл со спущенными до колен подштанниками.
Решив, видимо, что дальнейшего раздевания не требуется, девушка вернулась на кровать, чем еще больше смутила Кесри, скрещенными руками прикрывшего промежность.
Гулаби нахмурилась, словно не понимая, почему гость замер возле двери. Приподнявшись, она ухватила его за руку и потянула к себе. Рейтузы и джанги уже сползли к лодыжкам, и потому Кесри засеменил, но все равно запнулся и рухнул на ложе.
На лице девушки появилась недоуменная улыбка, словно она не могла поверить, что на свете еще существуют мужчины, не ведающие, как поступать в таких случаях. Потом она посерьезнела и помогла Кесри выпутать ноги.
– Пахли баар, первый раз, что ли? – спросила Гулаби.
Кесри хотел соврать, но понял: его вовсе не пытаются унизить, просто девушка не подозревала, что бывают сипаи, совершенно не разбирающиеся в постельных делах.
Гулаби ему помогла, направив его руку в складки своей гхарары, однако вскоре рука заблудилась – Кесри даже не представлял, что на один наряд уходит столько ткани[35]. В мечтах добраться до цели всегда было легко.
Но и когда рука наконец-то отыскала верную дорогу, все оказалось совершенно неожиданным: манкие места, прежде виденные мельком, когда женщины купались или облегчались в поле, теперь, собранные воедино в одном существе, производили совсем иное впечатление.
А потом вдруг оба осознали: уже никогда им не изведать вновь столь всепоглощающего изумленного восторга – даже на многоопытную Гулаби так подействовал исследовательский пыл первопроходца, что она по-новому взглянула на свое тело и ошеломленно поняла, что лежит нагая, чего, как потом призналась, никогда не бывало с другими мужчинами; узнай об этом ее товарки, они бы ее осудили, однако нынче все запреты были отброшены, и это сближало, ибо теперь каждый знал секрет другого.
В последующие дни Кесри думал о ней беспрестанно. Он так часто виделся с Гулаби, что
