Край моря - Татьяна Алхимова

– А ты бы хотела скрепить своё обещание кровью? Или, может, водой? – Ивар перевернулся и поплыл к лодке. Забрался внутрь и подозвал жестом деву. – Что с моей командой?

– Живые, наверное. Откуда ж мне знать, – дева пристально смотрела на Ивара, в глазах её плескался темный Океан. – Скажи мне, милый Ивар… Как же ты выбрался?

– А ты как думаешь? Умер, конечно.

– Врёшь!

– С чего бы мне тебе врать? У братьев своих спроси. Это же по твоему велению они заперли меня на самом дне.

– Не ври мне, Ивар! Я же всё знаю, – дева теряла терпение. Губы её сжимались, руки напрягались при каждом слове.

– Раз знаешь, зачем спрашиваешь? – Ивар был невозмутим.

– Отдай жемчужину! – крикнула дева в бешенстве.

– Жемчужина моя, – прошипел Ивар. – И никто не сможет забрать её у меня. Она сама пришла ко мне в руки. Потому что только я достоин её.

Дева зло посмотрела на Ивара и ничего не ответила. Она перебирала бусы и молча следовала за лодкой. За их спинами оставалась единственная светлая закатная полоса на небе, да исчезнувший водоворот. Роза ветров на груди Ивара болела, как в первый день после обряда, в кармане тяжелела жемчужина.

– Я верну тебя в самое начало, Ивар, – произнесла дева. – Ты будешь возвращаться туда вечно, пока не искупишь свою вину перед Океаном, пока подводные жернова не сотрут тебя в пыль.

– Возвращай. Но моей вины перед Океаном нет.

– Ты забрал жемчужину!

– Я имел на неё право.

– Ты вор!

– Я моряк.

– Сотни лет жемчужина принадлежала Океану, он хранил её в самом сердце. Он любил её. А потом пришёл ты и решил, что имеешь право забрать его драгоценность! – дева приблизилась к лодке и злобно шептала, боясь прикоснуться к Ивару.

– Она сама отдалась мне. Я не просил её. Не хотел эту чертову жемчужину больше! – крикнул в ответ Ивар, и дева отстранилась от него.

– Всё это – мелочи и условности, моряк. Либо возвращай жемчужину, либо будет так, как я сказала!

– У Океана больше нет власти надо мной. Ни у кого нет.

– Ошибаешься… Ивар, милый, – дева вдруг резко поменяла свой тон. Он стал ласковым, приторным. Она забралась в лодку и уселась рядом с Иваром, всё так же предусмотрительно не касаясь его. Но взгляд девы недвусмысленно блуждал то по лицу Ивара, то спускался к его голому торсу. – Жемчужина, которую ты прячешь от меня – теперь будет твоим проклятьем. Думаешь, счастье для всех, как ты мечтал, дается просто так? Ты по своей воле стал мучеником, лишился самого дорогого в жизни… Я могу помочь тебе начать всё заново. Со мной… Только верни драгоценность.

– Тебе не удастся подкупить меня сладкими речами и обещаниями. Думаешь, что после всего, через что я прошёл, есть шанс, что я сдамся? Нет. Жемчужина вернется вместе со мной туда, где её законное место. Океан уже изменился, если ты не заметила.

– Ох, Ивар… Ты такой же, как и все эти несчастные моряки. Они все так стремятся вернуться домой, к своим милым женам и матерям, к своим детям. Они так хотят ступить на сушу, что готовы отказаться и от вечной любви, и от вечной жизни. Они тонут в соленой воде, их тела разбухают, синеют, опускаются на дно и жернова превращают их в пыль. В еду для китов. Я наблюдаю за этим сотни лет. Хоть бы один моряк набрался бы смелости, чтобы пойти со мной… – дева развернулась к Ивару лицом и гордо расправила грудь. – Посмотри на меня, разве я не прекрасна? Мои глаза всё равно что воды Океана, кожа нежная, стоит только попробовать, и никто уже не сможет отказаться от меня. Ивар…

– Тварь, – буркнул Лодочник, продолжая работать своим широким веслом.

Дева ухмыльнулась и, приблизившись к Ивару, провела рукой по его ноге от колена и выше, подбираясь к карману. Он резко схватил её за шею и повалил на дно лодки, прижав своим телом. Руки обжигало, дева хрипела от боли, от её кожи поднимался легкий пар с противным рыбным запахом.

– Ты забыла, кто я? Я Ивар, сын Кмара. Я прошёл все обряды, которые только мог, похоронен своей матерью, потерял любимую девушку, отдал всего себя Океану. Ты думаешь, что я куплюсь на тебя и твоё тело, на вечную жизнь? Нет. Никогда. Слышишь?

– Дурак, – прохрипела дева. – Ты не сможешь жить, понял. Я всё равно буду возвращать тебя к самому началу. Вечно, Ивар! Вечно!

Она обхватила Ивара ногами и притянула к себе, впиваясь губами в его губы. Соленый привкус морской воды вызывал тошноту, губы горели, будто плавились в огне. Ивар крепче сжал горло девы, она захрипела и отпустила его. Подняв почти бездыханное тело, он бросил его за борт и вернулся на своё место. Лодочник спокойно правил вперед.

Всю ночь Лодочник направлял своё крошечное судно на Восток, притихший Эвр, самый спокойный из братьев, сопровождал Ивара, напоминая о доме. Никаких бурь, никаких мелей больше не встречалось на пути. Только бескрайний Океан и такое же бескрайнее небо над ним, усеянное тысячами звезд. Никогда ещё Ивар не видел такого неба, без туч, без серости и черноты.

Ближе к утру, когда небо на Востоке чуть посветлело, вдалеке, у самого края раздалось тихое китовое пение. Они словно оплакивали кого-то. Ивар повернул голову и всмотрелся в горизонт – оттуда действительно двигались величественные животные, посылая вперед себя свою заунывную песнь. К горлу подобрался ком невыплаканных слёз, накопившихся за все годы жизни. Лодочник остановился, он так же, как и Ивар, ждал.

Киты стремительно приближались, как и Восход. Океан светлел, превращаясь из темно-синего в нежное индиго. Ивар заметил, что киты несут на спине что-то белое, легкое, как облако. Страшная догадка сковала его сердце, он упал на колени и протянул руки к китам. Они подплыли совсем близко к лодке и остановились в молчании. На спине самого большого из них лежала бледная Аника, небрежно раскинув руки.

Ивар осторожно, с дрожью в руках, взял её тело и прижал к себе. Оно не отзывалось на тепло, руки отшельницы безвольно висели, не пытаясь обнять Ивара в ответ. Зря он пытался отыскать признаки жизни на её лице и ощутить легкое дыхание. Жизнь давно покинула это прекрасное тело, растрепав черную косу и навсегда закрыв глаза.

– Она мертва, Ивар, – проговорил Лодочник. И эхо разнесло его слова по всему Океану. Оно твердило, шепча: «мертва, мертва, мертва».

– Аничка, – прохрипел Ивар, борясь с чувствами. Слезы до боли сжали его горло,