Роль музеев в информационном обеспечении исторической науки - Сборник статей

Продолжая рассмотрение областей взаимосвязи и сотрудничества исторической науки и музея, мы можем констатировать, что, с одной стороны, имплицитные возможности исторической науки шире, так как возможности концентрации и представления информации в сознании, когда материальное и духовное не расчленяются, поистине безграничны, а с другой – история в музее в силу своей «предметности» чрезвычайно наглядна и «осязаема», синтезирована и перекодирована на особый язык коммуникации, более доступна для поливозрастной аудитории. Эти различия, а также научно-популярный характер презентации истории в музее, на наш взгляд, не только не исключают, но и актуализируют необходимость обращения к методологическому инструментарию исторического познания с учетом специфики музейного пространства, насыщенного предметами-подлинниками.

Обращение к прошлому характерно для каждого переходного или переломного исторического периода. Интерес к культурному наследию с наибольшей силой и остротой проявляется в переломные исторические эпохи, когда общество пытается осмыслить прошлое и заглянуть в будущее. В России этот интерес возникал и на рубеже XVIII–XIX вв., и в конце XIX – начале XX в. Не явился исключением и рубеж ХХ-XXI вв., отмеченный всплеском интереса к отечественной истории и культуре, активизацией научных исследований в этой сфере. В изменившихся политических и социально-экономических российских реалиях конца XX – начала XXI в. стали по-новому востребованы информационный потенциал музея и когнитивные возможности музейных экспозиций и выставок. В музейном проектировании постсоветского периода наблюдалась и наблюдается тревожная тенденция, которая выражается в отказе от идеи исторической закономерности в исторической науке и от принципа научности экспозиции [Там же. С. 13]. Не претендуя на исчерпывающее освещение полифонии исторического дискурса, мы предлагаем рассмотреть наиболее актуальные подходы и принципы исторической науки, а также оценить характер и возможности их практического применения для решения музейных задач.

Современная историческая мысль отличается чрезвычайным многообразием и многовекторным развитием. Деидеологизацию и плюрализм исторической науки необходимо воспринимать как свершившийся факт. Произошли существенные и сущностные изменения в самом содержании философии истории, в понимании сути общественно-исторического развития и ведущих принципов и методов его познания. В многочисленных публикациях по вопросам исторического познания констатируется методологическая неопределенность, отставание теоретического осмысления от вызовов времени, обозначается отсутствие ведущих исторических школ, а также диалога между сторонниками различных направлений [История России: теоретические проблемы. Российская цивилизация…, 2002 С. 30, 398]. На наш взгляд, и сегодня не утратила актуальности мысль А. Я. Гуревича о том, что историческое знание должно «приобрести новый интеллектуальный статус и разработать собственную гносеологию» [Гуревич, 1999. С. 18]. Понимая необходимость поиска новых базисных оснований для объяснения прошлого, историки вместе с тем признают и невозможность его осуществления за короткий период. Однако сегодня уже можно утверждать, что кризис в исторической науке преодолевается и в конечном итоге будет преодолен.

В постсоветский период остро обозначилась проблема дальнейшего применения формационного подхода к изучению исторического процесса. Справедливая критика этого подхода касается ряда проблем, в частности недостаточной разработанности используемых понятий, а также вопроса о соотношении общего хода эволюции человечества и конкретных историй стран и регионов, о выделении и педалировании экономического фактора как определяющего и т. д. [История России: теоретические проблемы. Российская цивилизация…, 2002. С. 9, 69, 401]. Серьезным недостатком является и то, что теория формаций базируется на исторических взглядах К. Маркса и Ф. Энгельса, «которые сейчас выглядят устаревшими» [Там же. С. 71]. Вместе с критикой формационного подхода, тем не менее, признавалось, что он позволял «организовывать исторические факты в определенные более или менее логичные модели» [Там же. С. 73].

Поиски нового, эффективного и отвечающего современным потребностям методологического инструментария вывели исследователей на цивилизационную парадигму [Теоретическая культурология. С. 176–185]. Осознание обществом важности задач самоопределения и самоидентификации стало катализатором возрастания потребности в цивилизационном изучении России [История России: теоретические проблемы. Российская цивилизация…, 2002. С. 113]. Сторонники цивилизационного подхода выражают уверенность в том, что его методология позволила по-другому взглянуть на известные социальные и культурные явления и процессы, выявить их значимость как факторов и механизмов интеграции, обеспечивающих целостность общества [Теоретическая культурология. С. 179], поддерживают отказ от линейности в трактовке историко-культурного процесса, придерживаются идеи культурной морфологии, согласно которой становление и угасание культурных форм, их совокупность реализует все богатство человеческой жизни [Там же. С. 217, 344]. Одной из актуальных задач историографии М. А. Барг считал превращение понятия «цивилизация» в ведущую парадигму исторического познания [Барг, 1991. С. 71].

Суть современного цивилизационного подхода заключается в его двухуровневом эвристическом основании: классическом (гносеологическом) и жизненном (культуралистском) [Следзевский, 1997. С. 7]. В рамках первого основания цивилизация понимается как вполне познаваемая структура, «как процесс универсализации и генерализации культуры и истории, как большая социокультурная общность, обладающая собственной иерархией ценностей и идеалов, как большая традиция» [Там же. С. 10]. Второе основание связано с представлениями о цивилизациях как о «целостных феноменах и эпифеноменах мировой истории, представляющих собой принцип упорядочения, сорасчленения и взаимосоизмерения различных продуктов культуры» [Там же. С. 10]. Для цивилизационного подхода актуален поиск констант и устойчивых структур, которые остаются неизменными на протяжении длительного исторического времени [История России: теоретические проблемы. Российская цивилизация…, 2002. С. 135]. В ситуации многополярности исследовательских позиций представляется важной мысль И. Н. Ионова об интегративных способностях цивилизации, возможностях «адекватного перевода инокультурных ценностных понятий таким образом, чтобы они не потеряли своего ценностного потенциала», что может послужить предпосылкой для создания единого ценностного пространства цивилизации, для понимания положения местной культуры в данной цивилизации [Там же. С. 146]. Критика цивилизационного подхода аргументируется отсутствием в нем четких критериев, употреблением неверифицируемых понятий, совпадением трактовки внутренней структуры цивилизаций с пониманием структуры формаций [Там же. С. 77, 412, 141–154].

И историки, и музеологи отмечают необходимость более углубленной разработки цивилизационного подхода. Следует выделить попытки применения теоретических положений цивилизационного подхода, понимаемых как использование достижений культурной антропологии, социологии культуры, в музейном проектировании [Современная историография и проблемы содержания…, 2002. С. 161]. Цивилизационный подход, предусматривающий «представление национального культурного наследия и истории страны в контексте мировой истории», был принят в качестве методологического каркаса концепции Государственного исторического музея [Сундиева, 2003. С. 56].

Важным методологическим поворотом в исторической науке стал поиск новых подходов к проблемам раскрытия деятельности человека в истории в соотношении с его личностно-индивидуальными чертами, с его нравственно-психологическим обликом. Так, уже с 1960-х гг. формировалось научное направление исторического знания, в котором интерес исследователей концентрировался не на социально-политических, а на индивидуально-психологических задачах исторической науки [Румянцева, 2002. С. 29–30], центральные темы смещались с «окружающих человека обстоятельств на человека в исторически конкретных обстоятельствах» [Гуревич, 1991. С. 21]. Аналогичная тенденция отмечается и в исторических музеях. Она выражается в переносе акцента с музейного предмета на человека, связанного с этим предметом [Воронцов, 1997. С. 17].

Отличительной чертой современной методологии социальных и гуманитарных наук являются многофакторность изучаемых явлений и процессов, значительное воздействие обратных связей на них, изменчивость объекта изучения, исключительная роль субъективного фактора [Кудрявцев, 1999. С. 6–11]. Особенность исторического познания с точки зрения методологии и гносеологии науки заключается в особом способе сочетания процедур понимания и объяснения [Хвостова, 1993. С. 22], в замене объяснительных теорий на концепцию когерентности – понимания [Селунская, 2000. С. 46].