Один день Григория Борисовича - Григорий Рейнгольд

- Кто-нибудь ещё хочет выступить ? - спросил Дима.

Ира Давыдова встала и говорит:

- Как-то в передаче "Что? Где? Когда?" был такой вопрос: показали индийские написания цифр, немного отличные от наших, и спросили почему они именно такие.

Оказалось, что в начертании каждой цифры ровно столько углов, сколько она обозначает! - и она продемонстрировала это на доске...

Маша, дочка, добавила немного:

- По поводу правил в римской системе счисления. Может, строгих правил, действительно, не было. Да, и умножать, и делить надо было, но ведь математика в древнем Риме, и вообще, в древнем мире была не столько наукой, сколько искусством. В древнем Египте, например, считать умели только жрецы, но они и занимали третье место в государстве после фараона и военачальников.

- От имени всех присутствующих благодарю докладчика, очень интересный доклад и выступления в прениях, - сказал Дима, прозвучали аплодисменты, впрочем довольно жидкие.

Григорий Борисович украдкой посмотрел на часы:

19 часов 35 минут.

Он несколько раз хотел вмешаться, и в Славином выступлении, видел изъяны, но не хотелось прерывать ребят. Чем больше они могут делать сами, тем лучше. Кроме того, у него начался приступ голода и слегка кружилась голова. Ничего сейчас можно просто посидеть, и так всё неплохо. Посидеть и полюбоваться на своих ребят. Дима слегка нервничает. Он явно хочет прочесть свои новые стихи (он стихи пишет и даже в конференциях начинающих писателей участвует, недавно в газете напечатали), но для этого его должен кто-то об этом попросить, без приглашения неловко. Обычно его об этом просят девочки, их, впрочем в кружке немного, не больше четверти. Так и на этот раз, Таня, Димина одноклассница (она, кажется, на кружок только из-за Димы и ходит) говорит:

- Дима, а ты что-нибудь новенькое написал? Может прочтёшь?

Между тем девочки чай приготовили, Григорий Борисович этого даже не заметил. А здорово, чёрт возьми стакан чая выпить, да ещё с куском торта! Без этого ни одно заседание кружка не обходится, девчонки каждый раз что-нибудь стряпают, а сейчас это особенно кстати. Всем по куску торта досталось. Откуда воду для чая взяли?

Наверное, в кабинете домоводства. У них тут и электрочайник есть, и посуда...

Как хорошо попивать чай с тортом и стихи Димины слушать, он себя долго просить не заставил.

Тысяча лет - Как миг.

Солнечный свет - Как крик.

Памяти след - Мечты.

Реальности нет - Есть ты...

Пожалуй, неплохо. Как ребята реагируют? Большинство проявляют интерес разной степени, есть, впрочем и такие, кого Димины стихи совсем не трогают...

Галактика берёт разбег Во мраке космоса глубоком, Летит по черноте без брег К финалу жизни одинокой.

И источая звездный дождь, Умрёт, хоть медленно, но верно.

Уйдёт, очистившись от скверны, Но снова нам оставит ложь... * Григорий Борисович, вам ещё чаю налить? Да вот ещё один кусок торта остался, кушайте...

Он пытается отказаться, но соглашается. От выпитого чая и съеденного торта у него возникает состояние, похожее на опьянение. Он понимает, что уже пора идти домой, не домой даже, а к Сидорову Васе в гости, уже 19 часов 45 минут.

Понимает, но сидит и слушает стихи. Ему хорошо, как редко бывает. Под конец Диму аплодисментами наградили. Петя у Маши, она тоже пишет, спрашивает:

- А ты свои стихи сегодня почитаешь?

Она украдкой на часы посмотрела, и говорит:

- Да нет, пожалуй, в другой раз.

Тут Григорий Борисович встал и просит:

- Ребята, можно мне прочесть?

Они эту его слабость знают, и конечно соглашаются. Григорий Борисович сам стихов не пишет, но очень любит читать своих любимых поэтов, их у него много. Он вышёл к доске и начал:

- Кого же сегодня почитать... Хотите Иосифа Уткина?

- А это кто такой?

- Один из комсомольских поэтов двадцатых-тридцатых годов, наш земляк, кстати.

- Ой, не надо. В совковое время одни ангажированные бездарности писали:

- Что за чушь? В советское время столько талантливых, душевных поэтов было: Юлия Друнина, Эдуард Осадов, Владимир Орлов, Ярослав Смеляков: Да вы послушайте.

Иосиф Уткин:

Вспомним, как жили грошей не копя, Сдачи не зная, в карманах не шаря, Жизнь по душам, за душой не копья Кроме Земного шара, Кроме одной стороны родной Нас побратавшей до гроба, Я за тебя, ты за меня И за Республику оба:

Ребята ему похлопали, как и всем, выступавшим.

- Ну ладно, дело к вечеру, пора по домам...

- Григорий Борисович, прочтите Шекспира напоследок!

- Ну ладно, слушайте:

Зову я смерть. Мне видеть невтерпёж Достоинство, что просит подаянье, Над правдою глумящуюся ложь, Ничтожество в роскошном одеянье, И совершенству ложный приговор, И девственность, поруганную грубо, И неуместной почести позор, И мощь в плену у немощи беззубой, И прямота, что глупостью слывёт, И глупость в маске мудреца, пророка, И вдохновения зажатый рот, И праведность на службе у порока.

Все мерзостно, что вижу я вокруг, Но жаль тебя покинуть, милый друг.

С сонетом этим у него в прошлом году казус вышел. На День Конституции школу посетил депутат Государственной Думы по их округу, известный предприниматель Василий Осиновский. Директор очень надеялся у него что-нибудь выпросить для школы. По случаю праздника и для высокого гостя специально концерт устроили. Как водится, всё делалось впопыхах, номеров не хватало, и директор обратился к учителям: помогите. Геннадий Мефодьевич романсы пел, а Григорий Борисович стихи читал, этот сонет Шекспира в том числе. И так получилось, что при словах "ничтожество в роскошном одеянье" он непроизвольно сделал указующий жест. А в первом ряду сидел гость с начальством, и принял он этот жест на свой счёт. Да и не только он, все присутствующие так поняли и засмеялись громко. Депутат, а костюм у него был действительно шикарный, обиженно ушёл с телохранителями, а бедный Григорий Борисович пытался (бесполезно) объяснить директору, что всё по нечаянности получилось. Шибко тогда директор ругался на него, и дулся ещё долго.

Он уже надеялся, что депутат ремонт школьных туалетов оплатит:

- Какой у нас следующий доклад? - спрашивает учитель.

- Мой, о бесконечно малых и бесконечно больших величинах, - сказал Дима.

- А не слишком обширная тема для одного доклада? - усомнился Григорий Борисович.

- Да нет, не слишком, я больше на философском аспекте остановлюсь.

- Послезавтра практическое занятие, будем задачи решать. Ребята, проводите девочек, уже темно, - сказал учитель, впрочем это излишне, - до свидания!

- До свидания, Григорий Борисович!

Маша подошла, говорит:

- Папа, пойдём вместе домой.

- Да мне ещё домой к Сидорову зайти надо, ещё вчера надо было...

- Но ты там долго не будь, бабушка пенсию получила, дома ужин хороший. Ты не разболелся?

Да нет. Пенсию бабушка получила!? Здорово! - у него сразу камень с души.

- А Аня тебе разве не сказала? Я её просила.

Она не успела, наверное. Тебя Петя проводит?

А он тут как тут:

- Не беспокойтесь, Григорий Борисович, провожу, - доволен, что они вдвоём пойдут.

Сколько времени?

19 часов 55минут.

Теперь к Сидорову Васе. А хорошо, что торт с чаем поел, домой когда ещё попадёшь и ужинать будешь.

Он достал сапоги, надел их, убрал в шкаф туфли, надел пуховик, взял в руки портфель и шапку, потушил свет, вышел из кабинета и закрыл ключом дверь.

Спустился вниз, сдал ключ на вахту, расписался в журнале. Вахтёрша уже сдавала смену ночному сторожу (Григорий Борисович с ним поздоровался) и всем своим видом выказывала недовольство, что учитель сдаёт ключ от кабинета так поздно. Впрочем, она ничего не сказала Григорию Борисовичу, ограничилась строгим взглядом.

Григорий Борисович сказал им "До свидания", и хотел уже выйти на улицу. Но вспомнил, что родителям надо бы позвонить, как там они одни? Вроде и недалеко они живут, на автобусе минут двадцать, да видит он их не чаще чем раз в неделю, в выходные дни. Работа. А хотелось бы почаще, да и помощь им требуется постоянно, всё-таки под семьдесят лет обоим, здоровье уже неважное, хотя отец ещё работает... Он у вахтерши разрешение спросил (она кивнула), номер родителей набрал и услышал голос матери.

- Мама, здравствуй, это Гриша!

- Здравствуй, сынок! Как у тебя дела, как здоровье?

- У меня всё нормально, как ты себя чувствуешь?

- Ничего, потихоньку. Ты не болеешь, что-то голос у тебя неважный?

- Нет, мама, просто устал, домой уже иду.

- Так уж давно пора! Иди скорей, тебя дочки, Таня ждут... Как у них дела, не болеют? Как Вера Петровна, не болеет?

- Да нет, ничего. Как папа?

- Держится. У них на заводе сокращение начинается, говорят, пенсионеров в первую очередь увольнять будут. Переживает очень, как он без работы будет...

- Ну ладно, в воскресенье увидимся, поговорим. До свидания!

- До свидания.

Разговаривая по телефону, видел, как Илья Давыдович, уже в рабочей одежде, прошёл сначала в туалет с пустым ведром, а потом обратно с полным. Он у себя в кабинете и за уборщицу, тысяч сто, кажется, за это платят, какой-никакой приработок.