Остатки былой роскоши - Лариса Соболева

– Как же так? Что тут произошло? Почему?

– Есть предположение, что рванула бомба, – кисло сообщил Куликовский.

– Бомба? – поразился Сабельников, не вспомнив звонок Рощина. – Кто посмел? Кто осмелился? У нас в городе не было бомб!

– Работаем над этим.

– Хорошо, что люди не пострадали. – Подошедший Степа высказал мысль, уже прозвучавшую в народе.

– Что? – не понял мэр. – Какие люди?

– Те, кто обслуживал бензоколонку, – ответил тот.

– Ах люди... – промямлил Николай Ефремович. – Угу. Какой ущерб нанесен! Постойте, как – не пострадали? Никто не пострадал? Они бросили бензоколонку?!

Переглянувшись со Степой, Куликовский подозвал одного милиционера, попросил привести свидетеля. Когда тот привел молодого человека в фирменной робе работника бензоколонки, вяло попросил:

– Расскажи-ка еще раз.

– В пять утра мы заправили «Вольво», из машины никто не выходил. Машина уехала, а потом, примерно минут через десять, мы услышали сообщение через громкоговоритель: «Через пять минут взорвется бензоколонка, просим срочно покинуть ее и как можно дальше убежать. Повторяем, через пять минут произойдет взрыв». Мы и разбежались. Тут как раз и рвануло...

– Вы не попытались найти бомбу? – Мэр был вне себя от бешенства.

– А мы, извините, не саперы, – огрызнулся рабочий.

– Ах ты... – Сабельников сжал кулаки и зубы. – Уволен! Все уволены!

– Николай Ефремович, держите себя в руках, – сказал Куликовский, потом обратился к рабочему: – А ты иди.

Тот, сплюнув в сторону, явно предназначая плевок мэру, пошел к товарищам, дававшим показания. Куликовский предложил поехать и посмотреть еще на один объект.

– А что такое? – испуганно вскинул глаза Сабельников.

– Тебе не сообщили? – удивился Куликовский. – Тогда наберись мужества. Еще одна бензоколонка взорвалась.

Вначале была пауза. Мэр, выкатив глаза на Куликовского, находился в состоянии потрясения, предшествующего чуть ли не инфаркту. Паузу сменили глубокие вдохи, как будто Николай Ефремович добирал в легкие воздуха, чтобы начать яростно кричать.

– Это все он! Он! – выговорил наконец мэр полушепотом.

– Кто? – Куликовский оглянулся на Степу.

– Рощин! – И Сабельников побежал по разрушенной бензоколонке, крича: – Рощин, гад, я тебя урою!

Куликовский никак не отреагировал на крики Сабельникова. Только бросил оперу еще один многозначительный взгляд, в котором тот уловил недоверие к басням мэра, и направился к служебному автомобилю. Все расселись по машинам. Степа, забравшись к Толику, тихонько спросил:

– Ты жива?

– Жива пока, – отозвалась Яна. – Долго мне под креслами лежать?

– Часика два, – усмехнулся Степа. – Счастье, что Кулик не захотел с нами покататься. А ведь говорил тебе: езжай домой.

– Ничего, потерплю, – буркнула Яна снизу.

Толик от души посмеивался над девчонкой, Степа оставался невозмутим. Вскоре они ехали за автомобилями мэра и Куликовского. Поскольку сыск не дело шофера, Толик про себя старался понять странную привязанность таких разных людей, как Степа и Яна, которые часто конфликтуют, являются объектом для шуток, потому что их отношения «папы и дочки» не только Толику непонятны. Так что же их сблизило? Тем не менее есть в них нечто чистое и детское, оба умиляют, а посему притягивают к себе. «Вообще, Степа хороший человек, только бы не обжегся на Яне, очень уж крученая она», – думал Толик.

На втором объекте им предстала та же картина, что и предыдущем, и рассказ рабочих был в точности похож. Ясно, что взрывы на обеих бензоколонках одних и тех же рук дело. Николай Ефремович, схватившись за сердце, опустился на край сиденья автомобиля с выражением обиды на лице. Возможно, такое впечатление мэр производил из-за мешков под глазами и одутловатости лица с опущенными вниз уголками губ, но вид его говорил: меня обидели, ну, хоть кто-нибудь пожалейте!

– Плохо? Может, «Скорую» вызвать? – спросил Куликовский с сочувствием.

– От чего ж тут хорошо будет? – простонал Сабельников. – Ты, вместо того чтобы «Скорую» вызывать, отыщи лучше этого гада, который нанес удар по моей личной экономике. У, контра, посмел взорвать мои бензоколонки! Целых две!

– Кто, Коля? – Куликовский говорил с ним как с больным.

– Да сколько раз повторять! – вспыхнул Сабельников. – Рощин же, Рощин! Ага, ты мне не веришь, да? Думаешь, мы все врем?

– Я так не думаю...

– Думаешь, думаешь! А это он есть. И неизвестно, откуда выполз. Ба! Да он же звонил мне ночью! – Николай Ефремович, вспомнив вдруг ночной звонок, аж привстал. – Я вспомнил! Он так и сказал, что взорвалась бензоколонка и должна взлететь вторая на другом конце города. Это он. Он!

– Хорошо, хорошо... – Куликовский попытался усадить в машину взволнованного мэра, но тот упрямо стоял на ногах, упираясь руками. – Мы сделаем все, что в наших силах. Ты поезжай сейчас домой, отдохни, а то плохо выглядишь. Дело заведут, будет следствие, выясним.

– И все-таки ты мне не веришь, – чуть не плача, произнес Сабельников. – И это нехорошо с твоей стороны. Я ведь мэр, административное лицо, я не могу врать.

Махнув в расстройстве рукой и усевшись наконец в машину, Николай Ефремович развернулся на сиденье к лобовому стеклу и приказал водителю ехать в администрацию, позабыв про своих помощников. Те побежали за автомобилем, размахивая руками и крича, пытаясь обратить на себя внимание. Машина не остановилась, помощникам пришлось топать до ближайшей остановки общественного транспорта. Глядя вслед машине мэра, Куликовский пробормотал:

– Врать он не может, жулик хренов. – Потом крикнул в пространство: – Заречный, ко мне!

– Я здесь, – откликнулся Степан, выходя из-за спины начальника.

– Есть у тебя что-нибудь по ожившему покойнику?

– Ничего. А вот великолепная семерка ведет себя противоестественно. Неохотно дают показания, врут, меня в упор не видят. Или мне показалось?

– Так и есть. Ты же мент, Степа, вот они брезгают.

– Странно, мною брезгают, а могилу раскапывать – нет?

– Что ты сказал? Чего раскапывать?

– Могилу. Сегодня ночью достали гроб, в котором хоронили Рощина. Заметьте, участвовала в акте вандализма вся семерка. Запаслись веревками, фонарями и лопатами. Причем пикантная подробность: первые люди города стырили на окраине во дворе одного из домов бельевые веревки. Как вам такая новость?

– С ног валит. – Куликовский обычно не выражал удивления, но не на этот раз. – Такое нарочно не придумаешь. Они точно разом тронулись. А зачем откопали Рощина?

– Между прочим, «великолепную семерку» ждало большое разочарование: Рощина в гробу не оказалось. Поэтому ответить не могу, какие цели они преследовали, доставая ящик.

Наверное, пауза Куликовского была сродни паузе мэра, когда он тому сообщил, что не одна бензоколонка взлетела на воздух, а две. Он выпучил и без того большие глаза, в которых плескалось глубочайшее изумление и абсолютное непонимание. Так он стоял с минуту, глядя на Степу. Его потряс даже не факт незаконной эксгумации – очевидно, преступные действия «столпов города» кажутся ему вполне обыденным явлением, – а исчезновение покойника. Это было уж слишком. Он тихо вымолвил:

– Рощина в гробу не оказалось? А куда же он делся?

– Ушел погулять, я так думаю, – доложил Степа.

– Так... – Рассердившись, Куликовский пошел прочь, но вернулся, и делал так после каждого следующего произнесенного предложения. – Ты, Степан, в своем уме? У нас что, завелась в городе бацилла, делающая людей помешанными? Ну эти ладно, они давно больные, хотя с медицинской точки зрения и считаются пока здоровыми. Но это тоже надо еще проверить, ведь вытаскивать из могилы гроб не придет в башку нормальным людям. Но ты! Как это – нет трупа? И перестань ржать, как дурак на поминках! – А Степа всего-то улыбнулся, наблюдая за передвижениями начальника. Тот наконец остановился и всплеснул в изумлении руками. – Как нет трупа?! Ведь он же был!

– А вот так, – развел в стороны руки Степа. – Вы зря не верите, я лично видел пустой гроб. И реакция «великолепной семерки» была неожиданная. Они, наверное, думали, когда открывали гроб, что Рощин им обрадуется, поздоровается и пожмет руки, поэтому сильно разочаровались.

– Но я был на похоронах! – заорал Куликовский. – Рощин лежал в гробу! Его закопали! Понимаешь: за-ко-па-ли! Значит, тело должно в гробу и быть!

– Был, – согласился Степа. – Многие свидетели утверждают, что на момент похорон Рощин находился в гробу. А теперь ушел.

Куликовский прищурился, пронизывая Степу взглядом насквозь, и вдруг заговорил на языке своих «клиентов»:

– Не въеду, ты «ха-ха» ловишь или в натуре болван набитый?

– Семен Сергеевич, – надулся Степа, – я не меньше вашего огорошен. До сих пор мне приходилось иметь дело с преступниками, а не с главарями города и покойниками. Если вас интересует мое мнение, то скажу. На месте Рощина я бы тоже из могилы вылез, чтобы дать им прикурить. Я...