Бриллиантовый крест медвежатника - Евгений Сухов

Заноза согласно кивнул и сел. Введенский в треснувшем пенсне и с бородкой с проседью напоминал ему одного социал-революционера, сидевшего с ним в одной камере Тобольского каторжного централа. Эсера взяли за покушение на убийство тульского градоначальника. Градоначальнику взрывом бомбы оторвало руку и ноги, а бомбист получил восемнадцать лет каторжных работ.

Он сошел с ума не сразу. Мало ли кто сходил с ума на каторге, таких случаев было немало, особенно среди бессрочников. Но они сходили с ума враз, отчаявшись и потеряв всякую надежду когда-нибудь выбраться отсюда. Эсер сходил с ума постепенно, с каждым днем капля за каплей утрачивая веру в жизнь. С утра до вечера он ходил взад-вперед по камере, погруженный в какие-то свои думы. Он машинально ел, машинально отвечал на вопросы, часто невпопад. И с каждым днем становился все более мрачным и неразговорчивым. Попытки его товарищей поговорить с ним ни к чему не приводили: он замыкался, устремлял взор в одну точку, и расшевелить его ничем было невозможно.

Скоро он стал избегать людей, забивался в угол и сидел там до вечерней поверки. Взгляд его сделался тревожным и озабоченным, будто он постоянно что-то искал и не мог вспомнить что.

Однажды бомбист встал посредине камеры, постоял немного, будто что-то припоминая, и вдруг взвыл таким диким ревом, что даже у душегубов-громил по телу пробежали мурашки. Потом он кинулся к железной двери и со всей силы стал колотить по ней руками и ногами, словно пытаясь пробиться сквозь нее наружу. Сокамерники не успели опомниться, как он, перестав биться в дверь, с дикой силой оторвал от пола скамейку, бросился к окнам, выбил стекла и разорвал на себе бушлат и рубашку. Прибежали надзиратель и старший отделенный и увели эсера в больницу. Там, дабы установить степень помешательства узника, у него выдергивали волосы, обливали ледяной водой, кололи тупыми иголками. Но эсер не чувствовал боли и только дико хохотал. Больше на каторге его не видели, но все узники понимали, что бомбист уже не жилец. Через несколько месяцев он действительно умер в сумасшедшем доме.

— Ну вот, теперь я к вашим услугам, — вывел Занозу из дум голос Введенского. Степенный дядька ушел, и перед бывшим референтом стояла стопка серебряных монет. — Мой гонорар, — улыбнулся он, указывая на монеты.

— Неплохо, — кивнул Заноза и улыбнулся. — С почином!

— Благодарю вас, — склонил голову Введенский, и Заноза с удивлением отметил, что тот абсолютно трезв.

— Вы принесли?

— А вы? — в свою очередь, спросил бывший референт.

— Все как договаривались, — заверил его Заноза.

— Тогда пойдемте отсюда, здесь слишком много глаз, — тихо сказал Введенский, смахивая серебро в горсть.

— Согласен, — кивнул Заноза, поднимаясь со стула.

— А вот и я, красавчик, — подошла к нему вчерашняя мамзелька и взяла его под руку. — Ну что, пойдем? Я тут знаю одно тихое местечко. Нам там будет очень хорошо, сладенький мой…

— После, после, — попытался отшить ее Заноза.

— Ну, дружо-очек, ты же обещал, — манерно растягивая гласные, закапризничала проститутка, почти повиснув на нем. — Идем же, сахарный мой.

— Да отвяжись ты, су-ука, — зашипел на нее Заноза и резко выдернул руку, едва не сбив ее с ног.

— Ах, ты так! — вскрикнула проститутка. — Федя, Костик, меня тут фраера залетные обижают…

От буфетной стойки отделились два амбала. Один, оттеснив Введенского в угол, прикрыл выход, а другой, решительно похожий на шкаф, пошел прямо на Занозу.

— Ты пошто девку забижаешь? — промолвил шкаф таким голосом, будто говорил, сидючи на дне пустого колодца.

Заноза молчал.

— Ну, что молчишь? — протрубил шкаф. — С тобой люди разговаривают, а ты молчишь…

— Дай ему, Костик, дай! — визгливо крикнула проститутка.

Весьма резко для его мощной конституции шкаф выбросил вперед руку, целясь прямо меж глаз Занозы. Но пудовый кулак попал в пустоту, увлекая за собой все тело. Шкаф вынужденно сделал вперед два шага и, трубно взревев, согнулся пополам: Заноза, присев и отскочив в сторону, нанес ему два сильных удара в живот и в бок. Затем, неторопливо взяв возле стойки табуретку, он со всей силы ахнул ею по бычьей голове амбала. Костик, выпучив глаза, охнул и повалился на заплеванный пол.

— Ты чо, папаша?! — кинулся на Занозу от дверей Федя.

Снова ловко увернувшись от удара, Заноза успел прыгнуть ему за спину и пнул амбала сапогом в задницу. Налетев по инерции на стол и опрокинув посуду, Федя резко обернулся и встретился со взглядом Занозы. Тот медленно шел на него и смотрел ему в глаза так, как смотрят за мгновение до того, прежде чем напрочь оторвут голову.

— Да я тебе сейчас кадык вырву!

Парализованный страхом, Федя все же успел достать финский нож, но тут Заноза ударил его прямо в лоб с такой силой, что у Феди поплыли перед глазами радужные круги, а затем и вовсе стало темно.

— Ну, вы прямо какой-то атлет Журто. Прямо Иван Заикин какой-то, — захлебывался от восторга Введенский. — А по вас ведь и не скажешь.

— Почему Заикин? — спросил Заноза, польщенный сравнением с чемпионом России по греко-римской борьбе.

— А вы разве не были на бенефисе Ивана Михайловича два года назад?

— Нет, — ответил Заноза.

— Очень жаль, — укоризненно сказал бывший референт. — Два года назад в Панаевском саду был международный чемпионат по борьбе. Заикин, конечно, победил. А в устроенный в его честь бенефис кто-то из публики предложил ему подраться с быком. Иван Михайлович тут же согласился, и, когда привели быка, он свалил его одним ударом в лоб. Ну, прямо как вы этих гадских амбалов.

— А куда мы идем? — спросил, меняя тему, Заноза.

— Ко мне. Комфорту у меня нет, конечно, никакого, но зато нет и лишних ушей и глаз. Кроме того, у вас, верно, будут разные вопросы, и я вам там все спокойно разъясню.

Дом, где жил бывший референт, был когда-то крепким пятистенком с обязательным мезонином. За домом был сад, который спускался прямо к реке Казанке. Место было замечательно красивым и весьма похожим на курортное. Когда-то сие загородное место было весьма привлекательным для дач, и его облюбовала городская знать и люди с хорошими деньгами. Город наступал, дачи двигались дальше и дальше от него. А это место превратилось в обыкновенную подгороднюю слободу с простыми деревенскими домишками.

И дом, и сад были под стать их хозяину: так же знавали когда-то лучшие времена и так же на день сегодняшний были донельзя запущены. Кроме того, построенная не так давно лечебница для хронических алкоголиков, что стояла чуть наискосок от дома Введенского с зарешеченными окнами, весьма напоминала Дом Скорби, что, конечно, не украшало общего впечатления от всего увиденного Занозой.

Они прошли в «гостиную» со столом, покрытым старой клеенкой, и двумя колченогими табуретами. Хитро подмигнув, Введенский на время исчез и вернулся с ворохом бумаг. Он разложил их на столе. В ответ на вопросительный взгляд Занозы бывший референт виновато пожал плечами и улыбнулся:

— Я просто подстраховывался. Согласитесь, в нынешние времена глупо доверять новым знакомым, тем более грабящим банки. Верно ведь?

— А что было в портфеле? — хмуро спросил Заноза.

Вместо ответа Введенский щелкнул замочком и раскрыл портфель. На его дне лежали ручка и чернильница-непроливашка.

— Ладно, давай к делу, — буркнул Заноза.

Введенский развернул одну из бумаг.

— Это схема сигнализации, — пояснил бывший референт. — Вот здесь все ее линии сходятся в один узел. Там же находится тумблер. Если он смотрит вверх — сигнализация включена, вниз — выключена.

— Так просто? — удивился Заноза.

— Просто, да не совсем, — серьезно сказал Введенский. — Узел с тумблером помещен в металлическую коробку. Коробка вделана в стену и закрыта дверцей. И дверца, и коробка имеют специальные замки, ключи от которых находятся только у управляющего банком.

— Ясно, — сказал Заноза. — А как найти эту дверку?

— Она вот здесь, — развернул Введенский кальку с планом здания, — на втором этаже между кассой и кабинетом бухгалтера. В мое время дверцу закрывал офорт Шишкина.

— Чево? — спросил Заноза.

— Ну, гравюра… картина, — пояснил Введенский. — Два года назад над дверцей висела картина художника Шишкина: березовая рощица с узкой тропинкой, а вдалеке — поле ржи. Симпатичная такая вещица…

— Понял. А где кабинет управляющего?

— Вот, — указал на кальке бывший референт. — Это находится на третьем этаже.

— А это что? — ткнул Заноза длинным заскорузлым пальцем в самый низ плана.

— Это подвалы под зданием. Очень древние, в несколько этажей. — Введенский на какое-то время задумался, а затем продолжил: — Когда я в них спускался, до самого низа даже и не дошел, до того они глубоки. Наверно, на месте банка стоял какой-то торговый дом, построенный очень давно, может, еще до взятия Казани…