Пожиратель - Лоренца Гинелли

«И как только мозг умрет, в момент безумие мук пройдет…»

9 мая 2006 года, 23.37

Алиса не могла пошевелиться. Честно говоря, думать она тоже не могла. Как зверек в свете автомобильных фар, просто ждала, когда все закончится. Человек-Призрак обнял ее за плечи — железные пальцы, холодные и твердые, как стальной анатомический стол. Холод напомнил ей реку. И мост. Холод снимал все барьеры у нее в голове, а главное, ей в душу блевало кричащее лицо Лукреции Контини. Раковый холод.

— Мы помним тебя… — сказал Человек-Призрак металлическим писклявым голосом робота.

«Мы помним тебя…» И вместе с этими словами его сухие указательные пальцы приподняли верхние веки, а большие — оттянули нижние: Пожиратель искал душу.

У Алисы были руки и ноги. Но эта витающая в пустоте мысль не коснулась ее разума. Она заметила, что ее ладони вцепились в ледяные запястья Человека-Призрака, но продолжала наблюдать за всем происходящим отстраненно, будто тело было не ее, чужое. Она не чувствовала, как силы утекали по венам. Видела только свои неподвижные руки, сжимавшие запястья Пожирателя.

— Знаешь, Дэнни очень помешал мне! Если бы этот маленький трус не встал у меня на пути, сегодня мы с тобой имели бы намного меньше проблем, не находишь, дорогая?

Алиса видела черноту. Сплошную вязкую черную массу, заполняющую ее. То, во что она смотрела, были не глаза. Это не могло быть глазами. Это была пустота. Черная, грязная, каннибальская. Гипнотическая пустота толкала ее в расселины вселенной.

— Надо быть большой эгоисткой, знаешь ли, чтобы пережить Лукрецию. Прошло уже много лет, ты выучилась, выросла, и жизнь тебе наскучила, обманула твои ожидания. Намного честнее умереть, послушай моего совета, лучший способ простить себя… — сказал Человек-Призрак, и пенистая слюна потекла ей на куртку.

Алиса чувствовала боль от его слов, как от игл, втыкаемых в нервы. Но слова не были связаны со ртом, истекающим слюнями, нет. Они были связаны с расселинами вселенной. Сама вселенная говорила с ней своим искаженным ужасным гулом. И вселенная права: она — эгоистка, она позволила умереть Лукреции. Вместо нее. И что еще хуже, Алиса не понимала, что бредит. Просто чувствовала себя легкой…

9 мая 2006 года, 23.37

Тюремная психиатрическая клиника Реджио-Эмилии

Дэнни впился глазами в окно: он принял решение. Его восковое, полное решимости лицо сосредоточилось. Он замахнулся своими кровоточащими лоскутами и с яростью ударил ими по стеклу. Послышался звон светопроницаемых осколков, малюсеньких гильотин, посыпавшихся из рамы. Сейчас придет Святой вколоть ему наркотики, опять. Но он не даст этому случиться. Он успеет. Дэнни выломал оставшиеся стекла запястьями. Не почувствовал, что порезался. Почувствовал только тепло — горячая душа вытекала из тела. И в этой текущей крови он представил сначала одно лицо, потом много других. Ему показалось, он видит в жизненном соке лица всех тех, кто причинил ему боль и кому он желал смерти. Он увидел, как они вытекали из него, удаляясь от его разума, словно нескончаемые пьяные танцовщицы или словно дезертиры войны, в которой больше не желали принимать участия. Увидел, как его собственные мысли замедлились и поблекли. Увидел, как образ Человека-Призрака постепенно слабел и растворялся, тоже утекая в канализацию вселенной. И пока он прижимал запястья к обломкам стекла — зубам, прокладывающим себе путь в его плоти, Дэнни впервые ощутил тепло — тепло в душе. Впервые ощутил нечто похожее на умиротворение. Понял, он сделал что-то правильное, полезное, доброе. Он не почувствовал, как упал. Не понял, что жизнь вытекла из тела на ледяную плитку в комнате. Почувствовал только жалкое «fade out» — медленное затухание. Так его и нашли. С выражением облегчения на восковом лице. На полу, в собственной крови.

Дэнни был мертв.

9 мая 2006 года, 23.38

Никогда не забывай о трости…

Пожиратель вскрикнул. Нет, скорее, завизжал, царапая звуком воздух. Воздушный барьер залился кровью. Пожиратель отдернулся, скорчился на мерзком полу комнаты. Он не распоряжался больше собственным телом, «что-то» тащило его, «что-то» двигало им. И этим «чем-то» была картина. Алиса перестала видеть черноту. Алиса сейчас смотрела в комнату. Не понимая еще, что она — внутри своих глаз. Она увидела себя словно издалека, словно ее душа парила на волоске от потолка. Она почувствовала, как тело снова наливается кровью, ощутила силу в мышцах, почувствовала себя живой. И неподвижной.

То, что она увидела, оставило след в ее голове, как раскаленное железо на голом теле.

Она увидела зовущие свинцовые тучи, почувствовала ветер, наполнивший комнату, стремившийся вобрать всю ее внутрь, в свое звездное ничто. Увидела, что Человек-Призрак выпустил из рук трость, обламывая хищные ногти в напрасной попытке ухватиться за пол, остановить свое поражение. Картина засосала его, затушевала, подчинила своей двухмерности, ледяной неподвижности своего неба. Но Человек-Призрак застыл, а выражение его лица не изменилось, осталось страшным. Отец Дэнни не рисовал его таким, это не его изначальная мимика. Это было дикое и жестокое выражение убийственной ярости, кровавой злости, застывшее под стеклом. В эту минуту дверь распахнулась и Стефано всем весом ввалился внутрь. Взглядом нашел Алису — цела. Ее глаза были прикованы к картине, Стефано проследил за их направлением. И после того, что он увидел, ему расхотелось быть взрослым. Потому что некоторые вещи мозг не забывает. Даже если они необъяснимы.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

10 и 11 мая 2006 года

Исход

Той же ночью Алиса и Стефано занимались любовью. Как никогда раньше. До упада, до полного изнеможения. До беспамятства. О загадках дома Дэнни они слова никому не скажут, пообещали они себе, иначе их примут за душевнобольных. И не надо было ничего говорить вслух. Они поняли друг друга без слов и любовью скрепили свое соглашение. В течение нескольких часов они хранили молчание. Ласки, глаза, секс — все отгоняло ужас, выстраивая между ними и Человеком-Призраком непреодолимый барьер. Как ритуал. День настал и снова прошел, преодоленный. Алиса и Стефано: две затонувшие души. Если бы они оба не увидели того ужаса, между ними было бы все кончено, они знали. Ни один из них не поверил бы другому. Ни один не поверил бы никому. И их тела сливались воедино часами, часами и часами.

Утром следующего дня Алиса выпуталась из объятий. Каменное лицо наполнилось решимостью. Лицо амазонки.

— Мне надо поговорить с Дэнни. Он знает.

Выскользнула из-под теплого одеяла, из настроений, витающих в комнате. Прошла голая в кабинет, схватила трубку и набрала номер тюремной психиатрической клиники. Села на пол, взгляд направлен к небу, за окно. Дождалась, пока скучающий голос не ответил:

— Добрый день.

— Добрый день. Меня зовут Алиса Ди Пардо, я бы хотела записаться на встречу с вашим пациентом, Дэнни Поссенти. Это очень срочно.

Скучающий голос ответил. Сказал то, что надо было сказать. Повисла тишина.

— Синьорина, синьорина, вы слушаете?

— Да… Извините…

— Похороны сегодня в два, в часовне клиники.

— Благодарю вас… — И повесила трубку.

У нее не хватило смелости о чем-либо спрашивать.

Быстро взглянула на стенные часы: одиннадцать. Надо спешить.

Поездка на машине получилась напряженной. Ни Алиса, ни Стефано не осмелились нарушить молчание. Они могли бы поговорить, если бы не были взрослыми.

Стефано хотел спросить кое-что. Спросил бы, если бы не был взрослым. В галлюцинациях присутствовала логика, всегда, но только в том случае, если на них смотреть глазами не взрослых.

Когда именно умер Дэнни?

Вот вопрос, гвоздем засевший в голове Стефано.

За вопросом стояло что-то еще более тяжелое, громоздкое: давила слишком опасная связь. Потому что они — взрослые.

Похороны нельзя было назвать грустными в отличие от невыразительной и безликой часовни. Принадлежа клинике, она в некотором смысле могла бы считаться родственной ей своим уродством. Алиса и Стефано были единственными людьми со стороны. Ни друзей, ни родственников. И никто не проронил ни единой слезинки. Какой-то пациент только и делал, что зевал, у другого каждые минут пять рука оказывалась в штанах. Если бы не печальная ситуация, действие могло сойти за анекдотическое. Гроб был закрыт. Дэнни неплохо выглядел даже в момент своего последнего прощания. В конце процедуры директор психиатрической клиники, не сводивший с Алисы глаз, подошел к ней, протянул слегка влажную волосатую руку и представился.

— Вы единственные новые лица тут, родственники?

— Нет…

— Друзья?

— Одноклассники.

— Понятно… Что ж, мне очень жаль, что так вышло. Синьор Поссенти никогда не доставлял проблем, и представить трудно, что он мог совершить подобный поступок.