Тихая гавань - Андрей Бармин

До войны он преподавал в местном училище, но потом пришли Советы, власть которых он категорически не принял, через три месяца его уволили из училища и , если бы не немецкая интервенция, то коммунисты отправили бы в его в Сибирь. Приходу нацистов он тоже не обрадовался: он любил свою страну, свою Родину и хотел жить, работать и растить дочерей в Свободной Польше. Но за год с небольшим Польша исчезла, а бороться с Рейхом у местного населения не было никакого желания.

Нет, конечно, первое время были какие-то попытки диверсий, вредительства и саботажа: за год советской оккупации даже в их городке появилось некоторое количество сторонников социализма,но гестапо быстро свело все эти действия к нулю. А затем перед ним стал выбор: или идти в полицаи, или отправляться в Германию, строить для немецких господ дороги. В училище его обратно не позвали, так как немцы закрыли все учебные заведения с уровнем выше начальных классов. Людям второго сорта достаточно уметь считать, писать и читать, ну и знать язык новых господ. Станислав выбрал полицию: в результате от него отвернулись все родственники, даже мать и отец перестали общаться. И только Петр с пониманием отнесся к его выбору. Он не осудил, не стал корить, не называл предателем и продажной шкурой. Поэтому Станислав был ему благодарен за такое отношение. Ведь откажись он от такой работы, то кормить семью стало бы некому. Да и вкалывать на стройках Великой Германии за еду он не горел желанием.

Однако и двоюродный брат оказался не так прост, как всем казалось со стороны: под маской хитроватого, но немного наивного крестьянина, скрывался человек другой природы. На третий месяц службы Станислава в полиции, при очередном визите Петра в город между ними состоялся очень интересный разговор. По уже сложившейся традиции они сидели за столом, Станислав потихоньку накачивался настойкой, его жена с братом-ксендзом налегали на домашнее вино, а Петр завел очередную тягомотину о царстве Польском. В тот вечер Станиславу надоело слушать бред родственника, и он вывел его на крыльцо. Дружба-дружбой, родственные отношения и прочее, но сил воспринимать эти рассуждения у него не оставалось.

- Петр, ты …

- Брат, ты хочешь навредить немцам? - из голоса двоюродного брата пропал даже намек на несерьезность.

- Э-ээ, - Станислав оглянулся, но рядом никого и не могло быть. - К чему эти вопросы?

- Я тебя прямо спрашиваю, - Петр избавился от улыбки на лице, и по тому, как он напрягся, стало понятно, что он не шутил.

- Зачем мне это?

- Просто потому, что они враги. Захватчики. Да ты и сам все понимаешь. Ты же образованный и понимаешь, что мы для них -рабочий скот. Вот ты университет закончил, а мои и твои дети при них явно там учиться не смогут. Они господа, а мы тяговое быдло.

- Допустим, - он и сам не понял тогда, почему так ответил: ведь до безумия боялся провокаций, а доверять даже родне разучился. И это был самый верный способ выживания. Но либо от неожиданности, либо от того, что алкоголь ыл в крови в немалом количестве, ответил именно так.

- Тогда есть способ это реализовать.

«Реализовать», - вот такое слово он никак не ожидал услышать от своего двоюродного брата: нет, Петр, не был глуп, но это слово никак не вязалось с его привычным лексиконом.

- Взрывать поезда и комендатуры?

Петр засмеялся:

- Вовсе нет. Информация, важна информация. Смерть нескольких немцев, конечно, ускорит их исход, но информация сделает это быстрее.

- Петр, я сейчас пьян, давай утром.

- Хорошо.

Они вернулись за стол, сидели еще долго, но спал в ту ночь Станислав плохо. короткий вечерний разговор на крыльце никак не походил на обычное общение с братом: конкретные вопросы и ответы, которые не требовали разглагольствований.

Утром он прошел на кухню, жадно опустошил большую кружку с водой и сел на лавку возле окна. Одной из мыслей было взять винтовку, нацепить повязку на рукав и сопроводить родственника в комендатуру: а вдруг вчера была провокация? Мало ли, во что он мог вляпаться? Может, гестапо проверяет лояльность местных помощников? И решило таким способом выявить потенциальных предателей. Выявить предателей среди предателей.

- Не спишь? - в дверном проеме появился Петр.

- Не сплю, - Станислав посмотрел на брата, который потирал глаза. - ты вчера не шутил?

- Нет, - Петр не улыбнулся и посмотрел назад. - с такими вещами не шутят. За такое к стенке поставят мигом.

- Что именно надо делать?

- Взять под наблюдение ж/д станцию: сколько составов и какие вагоны, их направление. И госпиталь. Самое главное госпиталь: сколько прибыло, сколько убыло, род войск и тому подобное.

- И не надо никого убивать?

- Нет. Убивать никого не надо. Не надо привлекать внимание.

- Для кого нужна эта информация? - спросил Станислав, хотя сам знал ответ.

- Для русских.

- Ты знаешь мое отношение к Советам.

- И только они воюют с гансами. Наши попрятали головы. И ты, и я, в том числе.

- Это не наша война.

- Наша, брат, наша. Немцы у нас господа, а мы чернь. Ты в городе многого не видишь. Спасибо тебе за бронь, но у себя в деревне я один из трех здоровых мужиков, которых не угнали на работы. Бабы с детишками и дедами выживают, так с них еще и провизию собирают. Выбирают последнее. Хотя, почему же ты не видишь? Ты на реквизиции постоянно выезжаешь. Так что зря я тебе рассказываю.

- Придут Советы, загонят в колхозы, - возразил Станислав.

- Да, но они меньшее зло. Мы для Советов все же люди, а для немцев — насекомые. Ты много думаешь о чувствах муравьев? Не много. Вот и немцы к нам так относятся.

Станислав смотрел на брата и не понимал, когда он упустил момент, что Петр вовсе не наивный крестьянин, а здраво рассуждающий человек с определенными принципами. Его брат умело забивал голову других людей образом болтливого крестьянина, любящего поговорить о политике и вещах, в которых совершенно не разбирался.

- И когда начинать?

- Да хоть завтра, - усмехнулся Петр, - расторгуюсь сегодня, завтра обратно, а ты мне циферки расскажешь. Заявление на вступление писать не надо.

- И записывать не надо?

- Не надо. Так упомню.