На своей земле - Сергей Воронин

Земля оттаивала медленно, сверху она уже подернулась пепельно-серым налетом, от нее поднимался в небо прозрачный колыхающийся пар, а внизу она еще была мерзлой. Пахать было трудно, лемех скользил, на него налипала грязь. Кузьма до последнего дня надеялся, что из райцентра подбросят на весенний сев лошадей, но так и не дождался. Трактористы должны были приехать только после того, как вспашут поля в соседних колхозах. Приходилось изворачиваться своими силами. Пахали на коровах. Отобрали самых сильных. Кузьма вывел на поля свою холмогорку. Глядя на него, вывели своих коров Никандр, Николай Субботкин, Хромовы, Алексей Егоров. План обязывал поднять все пахотные земли, какие были в колхозе, а Кузьма, к тому же, хотел еще вспахать пятьдесят гектаров земель разминированного участка. На работу уходили чуть светало, в низинах еще лежал густой туман, а возвращались — усталые, — когда на небе загорались звезды. Но это бы ничего. Общественная земля хоть и медленно, но все же обрабатывалась, а свои огороды лежали нетронутой целиной.

— Да куда ж это годится! — кричала Елизавета. — Вторая неделя на исходе, а у нас еще и кобель по огороду не валялся. Чего ты смотришь, Степан? Так мы и без огородов останемся. Жди, когда на колхозном вырастет!

Степан Парамонович молчал. С каждым днем все больше накапливалось у него недовольство Кузьмой. Если он так еще поруководит колхозом, так весь народ придет в уныние. Никакого опыта нет у человека. Как-то на-днях зашел к нему Степан Парамонович. Кузьма составлял сводку. Лучше бы и не заглядывать в эту сводку, одно только огорчение вышло, — все, что было вспахано за неделю, все это и указал Кузьма. А разве умелый председатель так сделает? Разве оттого, что раскроешь кошелек и покажешь, сколь в нем денег, станешь богаче? Степан Парамонович не вытерпел. Подсказал:

— Надо и про запас иметь. Мало ли что, дождь там или какая другая неполадка. Про запас всегда надо. Понятно, нет?

— Нет, — улыбнулся Кузьма.

— Чего ж не понять-то? — глуховато, с дрожью в голосе сказал Степан Парамонович, зная, что председатель нарочно прикидывается простачком, а на самом деле превосходно все понимает. — Дело ясное. Вот хоть и огороды. Копать надо, а времени нету. Тут-то, скажем, и выручит прозапас. Скажем, вспахали мы в первую пятидневку два гектара, укажи полтора. Значит, полгектара про запас останется. Во вторую пятидневку так же, вот тебе и гектар… Тут, значит, и дай народу два дня на огороды. А чтоб колхоз не корили за это, в сводке-то и укажи этот самый прозапас… Так все опытные председатели поступают. Смотришь, и…

— Смотришь, да не видишь, — перебил его Кузьма. — Незачем нам самих себя и государство обманывать.

— Какой же тут обман? Тут хозяйский расчет. Это понимать надо. А если про запас не иметь, так может и так случиться, что будет день, когда и по шеям накладут из райцентра. В последние дни частенько прижимает с севом. А к концу сева райзо завсегда строже спрашивает.

Кузьма внимательно всмотрелся в Щекотова, в его злые сощуренные глаза.

— Что это у вас какая нехорошая манера, Степан Парамонович, все пророчествовать в плохую сторону? Прозапас какой-то надо иметь, по шеям накладут. С какой-то хитринкой вы все работаете. Я считаю так — на то и сводки, чтоб в них правильно отражать проделанную работу.

— Ну-ну… что ж, вам видней. Только, чтоб потом не спохватиться. А то бывает… понятно, нет?

Он ушел от Кузьмы злой. С тех пор, как было принято встречное обязательство, председатель колхоза все меньше и реже обращался за советами к Щекотову. Степану Парамоновичу было обидно это, и, что бы ни делал Кузьма, ему всегда казалось, что делает он не так, как надо, и, чем больше проходило времени, тем сильнее чувствовалось между ними отчуждение. «Ну, что ж, поруководствуй. Только как бы не слететь за такое руководство. Народ-то, он тоже имеет свои понятия. Знаем, что к чему».

На другой день после разговора с Кузьмой Степан Парамонович решил вспахать свой огород. Ему нужен был плуг. Он вывел свою корову, надел на нее ярмо и погнал в кузницу, — запасные плуги хранились там. Но Иван Сидоров так заартачился, такого напустил на себя форсу, что к нему было просто не подступиться. После того, как Кузьма поставил его механиком к мотору, кузнец почувствовал себя чуть ли не главным человеком в колхозе. У него только и разговора было, что про движок, и когда он с важным видом начинал рассказывать, как он включает мотор, как готовит смесь, он даже сам удивлялся, что все у него получается так ловко. Что бы ни делал Кузьма, Сидоров все признавал правильным. И, чем больше уважал его, тем больше и сам поднимался в своих глазах.

Узнав, что Щекотов приехал за плугом, Иван Сидоров вытаращил глаза и затряс головой:

— Нет такого приказа от председателя, чтоб выдавать колхозные плуги. Я такого не могу сделать.

— Да ведь плуги-то наши! — загорячился Щекотов. — Что я тебе — единоличный сектор, что ли? Еще только не хватало, чтобы ты начал командовать!

— Знать не знаю, ведать не ведаю. Обращайся к председателю.

Не хотелось Степану Парамоновичу идти к Кузьме: он знал, — уж коли председатель вбил себе что-нибудь в голову, так навряд ли пойдет на уступки. А все-таки идти надо было; если еще упустить неделю, так можно за огороды и не приниматься.

— Значит, не дашь? — угрюмо усмехнулся Степан Парамонович. — Эх, ты, голова с затылком, — и, махнув рукой, погнал корову к дому Кузьмы.

Иван Сидоров постоял несколько секунд в раздумье и, решив, что ему непременно надо самому присутствовать при разговоре Щекотова с Кузьмой, пошел за Степаном Парамоновичем.

Был уже поздний час, солнце зашло, но облака еще были светлые, подрумяненные, пахло черемухой. Мимо Сидорова, подпрыгивая в воздухе, пролетела белая бабочка.

— Ты на меня не серчай, Степан Парамонович, — сказал кузнец, догоняя Щекотова. — Должность у меня нынче такая, все механизмы мне поручены. Вот, положим, если б тебе потребовался мотор, и ты стал бы просить вроде того, что, ну, дай, мол, его мне. Ни в жизнь бы не доверил. Механизм — он любит одни руки. Я вот изучил его досконально. Я теперь могу одних шестиметровок до полсотни в день выгонять. Видал?

— Ну, и что проку, что ты до полсотни даешь, все равно не нам идут, а Помозихе, — недовольным голосом заметил Щекотов.

— А это меня не касается, Кузьма Иваныч разочтется.

— Так же, как с плугами.

— Плуги — особая статья. Они и нам достались недорого. А с досками у них, слышь, туго. А без доски не построишь.

Кузьму они застали за чтением книги. В избе было тепло и тихо. Степан Парамонович, не снимая шапки, сел напротив Кузьмы и, тяжело вздохнув, почесал пальцами бороду.

— С завтрашнего дня думаю часть людей перебросить на рытье и очистку канав, — сказал Кузьма, разглаживая ладонью страницы книги. — Чтоб получить большой урожай, надо дренаж проводить.

— Это, конечно, вам видней, а у меня до вас другой разговор. Мне плуг нужен, — отведя взгляд в сторону, нетерпеливо сказал Щекотов.

— Во-во, насчет плуга он и ко мне пристал. Дай да дай, говорит, — словно обрадовавшись, засмеялся Сидоров.

Кузьма мягко, не желая обижать Щекотова, сказал:

— Я распорядился не давать плуги.

— Чего ж им сделается?

— Им-то ничего, а вот на севе отразиться может.

— Это как же так? — Тупое раздражение начинало овладевать Степаном Парамоновичем.

— Для меня основное — весенний сев, а отсюда надо, чтоб все силы были отданы сначала колхозу.

— А я смотрю так, — слегка пристукнул по столу Щекотов, — нам без огородов не жить! Народ недоволен, что до сих пор огороды не тронуты.

— А ведь это верно, — заегозил Сидоров, — без огородов…

— Я вам прямо скажу, — перебил его Щекотов, — огород — это большое место в сердце колхозника!

— А для меня, Степан Парамонович, — ответил Кузьма, — главное — это колхоз, а личные огороды подождут малость; вот управимся скорее с общим, колхозным севом, и огороды успеем обработать. К тому же не следует забывать, что мы встречный взяли. Я думаю, с завтрашнего дня надо бы нам увеличить рабочий день, иначе поплетемся в хвосте района. Да дело даже и не в хвосте, важно стать на ноги. Помнишь, как мы с тобой говорили еще осенью…

— Что ж, можно и увеличить, только одно скажу — от того, что человек будет работать круглые сутки, еще не значит, что он будет выполнять норму. Может еще и хуже дело пойти, как бы наоборот не пошло… Я вот прямо скажу — от того, что не дали плуг, это все равно, как оглоблей мне по рукам. Понятно, нет? — Он замолчал и потом горестно воскликнул: — Плуг! Плуг не дать колхознику, который хочет за счет своего сна огород вспахать! Да где это видано? — Степан Парамонович побагровел. Нелегко переносить всякие издевки в солидные годы. Ишь, как хочет, так и вертит.