Девушка с татуировкой дракона - Стиг Ларссон

Микаэль кивнул. Он уже успел промерзнуть до костей.

— Эта несчастная хибара стоит на самом ветру, но ею пользуются круглый год. Там живет Эушен Норман. Ему семьдесят семь лет, и он вроде как художник. По-моему, его картины напоминают китч, но его считают довольно известным пейзажистом. Он из числа тех чудаков, какие непременно имеются в каждом селении.

Хенрик Вангер повел Микаэля вдоль дороги в сторону мыса, показывая дом за домом. Селение состояло из шести домов к западу от дороги и четырех к востоку. Ближе всего к гостевому домику Микаэля и усадьбе Вангера располагался дом, принадлежавший брату Хенрика Вангера, Харальду. Это было четырехугольное двухэтажное каменное здание, на первый взгляд казавшееся необитаемым; занавески на окнах задернуты, а тропинка к крыльцу не расчищена и покрыта полуметровым слоем снега. Приглядевшись повнимательнее, можно было заметить следы, указывавшие на то, что кто-то ходил по снегу между дорогой и входной дверью.

— Харальд — отшельник. Мы с ним никогда не могли найти общий язык. Помимо ссор по поводу концерна — он ведь совладелец, — мы почти не разговариваем последние лет шестьдесят. Он старше меня, ему девяносто один год, и он единственный из моих пяти братьев, кто еще жив. Подробности я расскажу потом, но он учился на врача и работал в основном в Уппсале. Когда ему исполнилось семьдесят, он переехал обратно в Хедебю.

— Насколько я понимаю, любви между вами нет, хоть вы и соседи.

— Я считаю его отвратительным человеком и предпочел бы, чтобы он оставался в Уппсале, но этот дом принадлежит ему. Я говорю как подлец?

— Вы говорите как человек, который не любит своего брата.

— Первые двадцать пять — тридцать лет своей жизни я извинял и прощал таких, как Харальд, поскольку мы родственники. Потом я обнаружил, что родство еще не гарантирует любви и что у меня крайне мало причин брать Харальда под свою защиту.

Следующий дом принадлежал Изабелле, матери Харриет Вангер.

— Ей в этом году исполняется семьдесят пять, и она по-прежнему элегантна и тщеславна. К тому же она единственная в селении разговаривает с Харальдом и иногда навещает его, но у них не слишком много общего.

— Какие отношения были у нее с Харриет?

— Правильно мыслишь. Женщины тоже должны входить в круг подозреваемых. Я уже рассказывал, что она частенько бросала детей на произвол судьбы. Точно не знаю, но думаю, что у нее были благие намерения при полной неспособности отвечать за что-то. Близки они с Харриет не были, но всерьез никогда не ссорились. Она может быть резкой, и иногда кажется, что у нее не все дома. Когда встретишься с ней, поймешь, что я имею в виду.

Соседкой Изабеллы была некая Сесилия Вангер, дочь Харальда Вангера.

— Раньше она была замужем и жила в Хедестаде, но разъехалась с мужем лет двадцать назад. Дом принадлежит мне, и я предложил ей переехать сюда. Сесилия — учительница и во многих отношениях полная противоположность своему отцу. Пожалуй, следует добавить, что она тоже разговаривает с Харальдом только при необходимости.

— Сколько ей лет?

— Она родилась в сорок шестом году. То есть ей было двадцать, когда исчезла Харриет. Да, еще — она была в числе гостей на острове в тот день.

Он ненадолго призадумался.

— Сесилия может показаться легкомысленной, но на самом деле обладает цепким умом. Ее не следует недооценивать. Если кто и догадается, чем ты занимаешься, так это она. Я могу, пожалуй, сказать, что она принадлежит к тем родственникам, кого я больше всего ценю.

— Означает ли это, что вы ее не подозреваете?

— Я бы так не сказал. Мне хочется, чтобы ты обдумывал все это совершенно непредвзято и независимо от того, что думаю я.

Ближайший к жилищу Сесилии дом принадлежал Хенрику Вангеру, но был сдан пожилой паре, раньше работавшей в руководстве концерна. Они переехали на остров в 80-х годах и, следовательно, не имели никакого отношения к исчезновению Харриет. Следующим стоял дом Биргера Вангера, брата Сесилии Вангер, но пустовал уже несколько лет, с тех пор как хозяин поселился на современной вилле в Хедестаде.

Большинство домов вдоль дороги были основательными каменными зданиями постройки начала прошлого века. Последний же дом сильно от них отличался: это оказалась сооруженная современным архитектором по индивидуальному проекту вилла из белого кирпича и с темными простенками между оконными проемами. Вилла была красиво расположена, и Микаэль отметил, что с верхнего этажа наверняка открывается великолепный вид на море с восточной стороны и на Хедестад с северной.

— Здесь живет Мартин Вангер, брат Харриет и генеральный директор концерна. На этом участке раньше находилась пасторская усадьба, но в семидесятых годах она пострадала при пожаре, и, став в семьдесят восьмом генеральным директором, Мартин построил тут себе виллу.

В последнем доме с восточной стороны дороги жили Герда Вангер, вдова брата Хенрика Грегера, и ее сын Александр Вангер.

— Герда болезненная, страдает ревматизмом. Александру принадлежит небольшая часть акций концерна, но у него имеются и собственные предприятия, в частности рестораны. Он обычно проводит несколько месяцев в году на Барбадосе, в Вест-Индии, где у него кое-какие средства вложены в туризм.

Между домами Герды и Хенрика Вангера имелся участок с двумя небольшими зданиями, которые пустовали и предназначались для приезжающих погостить разных членов семьи. По другую сторону от усадьбы Хенрика располагался дом, купленный еще одним вышедшим на пенсию сотрудником концерна, но сейчас он стоял пустым, так как хозяин с женой всегда проводили зиму в Испании.

Они вернулись обратно к перекрестку, и экскурсия закончилась. Уже начинало смеркаться. Микаэль заговорил первым:

— Хенрик, я могу лишь повторить, что это дело едва ли даст результаты, но я буду выполнять работу, ради которой меня наняли. Буду писать вашу биографию и ради вашего удовлетворения критически и с максимальной тщательностью прочту все материалы о Харриет Вангер. Мне только важно, чтобы вы понимали, что я не какой-нибудь частный детектив, и не возлагали на меня слишком больших надежд.

— Я не питаю никаких надежд. Я хочу лишь предпринять последнюю попытку добраться до правды.

— Хорошо.

— Я человек вечерний, — заявил Хенрик Вангер, — и буду доступен начиная с обеда и дальше. Я приготовлю у себя в доме рабочий кабинет, которым ты сможешь пользоваться в любое время.

— Спасибо, не надо. У меня уже есть кабинет в гостевом домике, там я и буду работать.

— Как угодно.

— Когда мне понадобится поговорить с вами, мы сможем сидеть в вашем кабинете, но я не собираюсь набрасываться на вас с расспросами прямо сегодня вечером.

— Это понятно.

Старик казался подозрительно сговорчивым.

— Чтение материала займет у меня недели две. Мы будем работать на два фронта. Будем встречаться на несколько часов в день, чтобы я мог расспрашивать вас и собирать материал для биографии. Когда у меня появятся вопросы о Харриет, которые мне захочется обсудить, я их вам буду задавать.

— Звучит разумно.

— Работать я буду по свободному графику, без фиксированного рабочего времени.

— Это решать тебе.

— Вы, конечно, в курсе, что мне месяца через два предстоит сесть в тюрьму. Не знаю, когда именно это случится, но обжаловать приговор я не собираюсь. Следовательно, это, по всей видимости, произойдет где-то в течение года.

Хенрик Вангер нахмурил брови:

— Как неудачно получилось. Попробуем к тому времени что-нибудь придумать. Ты можешь попросить отсрочку.

— Если все пойдет хорошо и у меня уже наберется достаточно материала, я смогу работать над книгой о вашей семье в тюрьме. Мы вернемся к этому, когда придет время. Еще одно: я по-прежнему совладелец «Миллениума», а журнал сейчас пребывает в кризисе. Если произойдет что-нибудь, что потребует моего присутствия в Стокгольме, мне придется все оставить и поехать туда.

— Я не пытаюсь сделать из тебя своего раба. Мне надо, чтобы ты основательно и последовательно занимался порученным делом, но порядок работы ты, естественно, определяешь сам, по собственному усмотрению. Если тебе потребуется свободное время — пожалуйста, но если я замечу, что ты пренебрегаешь работой, то буду считать это нарушением контракта.

Микаэль кивнул.

Хенрик Вангер смотрел куда-то в сторону моста. Он был худощав, и Микаэлю вдруг показалось, что он похож на несчастное огородное пугало.

— Что до «Миллениума», то надо будет поговорить о том, в чем проявляется кризис и могу ли я чем-нибудь помочь.

— Лучшее, чем вы можете помочь, это выдать мне голову Веннерстрёма на блюде прямо сегодня.

— О нет, этого я делать не намерен. — Старик бросил на Микаэля суровый взгляд. — Ты взялся за эту работу только потому, что я пообещал тебе сдать Веннерстрёма. Сделай я это сейчас, ты можешь бросить работу в любой момент. Ты получишь от меня информацию только через год.