Косые тени далекой земли - Го Осака

Кажется, Куниэда говорил, что, по словам Сато, еще не то один, не то два японца вступили добровольцами в Иностранный легион. Если предположить, что одним из них был его дед, Нисимура Ёскэ, и что они были с Сато боевыми товарищами, то при неких обстоятельствах дед вполне мог получить от Сато этот кулон.

А может быть, уже позже, после окончания гражданской войны, Сато случайно оказался в Мексике, познакомился там с дедом и подарил ему свой кулон.

Итак, между его дедом и Сато Таро наверняка существовала какая-то связь.

Выполняя спою задачу – занимаясь поисками Сато Таро, – Рюмон одновременно искал свои корни.

Когда он вернется в Японию, нужно будет обязательно найти людей, знавших Нисимура Ёскэ, и разузнать как можно больше о своей родне.

Рюмон расстегнул рубашку и повесил кулон на шею.

Приняв ванну, Рюмон вышел из отеля и направился по Гран Виа на восток.

Он решил сходить в главный книжный магазин Мадрида, «Каса дель Либро», и купить там карты и расписание поездов.

Через несколько минут он увидел справа кафе с вывеской «Манила».

Почувствовав жажду, он перешел через дорогу и сел за одним из столиков, стоящих на тротуаре перед кафе. Он вспомнил, как сидел здесь в первый свой приезд в Испанию.

Рюмон позвал боя и заказал бутылку пива.

Солнце по-прежнему скрывали туч, и все же воздух был словно раскален. Почему-то в Испании пиво кажется более вкусным. Наверное, из-за сухого воздуха.

Проходивший мимо человек с внешностью японца, не церемонясь, сел за столик Рюмона. Это был длинноволосый мужчина лет тридцати пяти, в потертых джинсах. Его левая рука, продетая в рукав синей куртки, по-видимому, была сломана и висела на перевязи.

– Здравствуйте, – проговорил он по-японски, приветливо улыбнувшись. Во рту ослепительно блеснул серебряный зуб.

– Здравствуйте.

Как только Рюмон неохотно ответил на приветствие, мужчина безо всяких предисловий обратился к нему:

– Не угостите ли пивом?

Рюмон пристально посмотрел на незнакомца.

Ну и нахал попался! Требует, чтобы его угощали пивом, от человека, которого только что встретил.

– Может, и угощу, если найду для того достаточные основания, – сказал Рюмон.

Мужчина в ответ положил правую руку на стол.

– Вот мои основания.

Его длинные ногти были покрыты слоем лака.

Взглянув на них, Рюмон, державшийся до тех пор настороже, немного успокоился.

– Вы – гитарист фламенко.

Собеседник снова показал серебряный зуб.

– Поняли, да? Отлично – не нужно будет много объяснять. Как видите, я сломал себе левую руку и работать не могу. Даже на еду еле-еле хватает. Ну, угостите соплеменника пивом?

В его тоне не чувствовалось и намека на то, что ему стыдно попрошайничать. Рюмону почему-то стало весело.

– Можно и угостить, если скажешь, как тебя зовут.

– Кадзама Симпэй. Лучший гитарист в Мадриде.

Рюмон с усмешкой покачал головой – ну да, рассказывай… Он почувствовал странную тягу к собеседнику.

– Меня зовут Рюмон, иероглифы – как в выражении «врата драконова дворца». Ну что ж, угощу тебя, как обещал.

Позвав боя, Рюмон заказал еще пива.

Вой взглянул на мужчину за столиком и многозначительно посмотрел на Рюмона. В его глазах читалась обеспокоенность, но Рюмон не обратил на это внимания.

Принесли пиво, и человек, назвавший себя Кадзама, осушил бутылку залпом.

– Ты здесь уже давно? – спросил Рюмон.

– Лет, наверное, десять.

– И сколько бутылок пива ты выпросил за это время?

– Э-э… сколько же… – ответил тот со всей серьезностью. – Наверное, не меньше полутора тысяч. Рюмон развеселился еще больше и, достав пачку сигарет, предложил Кадзама и дал ему прикурить.

– Не хотите ли пари? – спросил Кадзама, выпустив дым.

– Какое?

Кадзама взял уже пустую бутылку и, перевернув ее вверх дном, поставил на стол, горлышком вниз.

Приложив указательный палец ко дну, он приставил большой палец к стенке бутылки.

– Нужно поднять ее вот так, двумя пальцами. Если у вас, господин Рюмон, это получится, я перейду Гран Виа на руках.

– Интересно. А если нет?

– Если у вас не получится, а у меня получится, вы мне дадите пять тысяч песет.

Пять тысяч песет. Около шести тысяч йен.

Он внимательно рассмотрел бутылку. Казалось, что приподнять ее, приложив указательный палец к донышку, было невозможно. Может быть, что-нибудь полегче – еще куда ни шло, но стеклянную бутылку – едва ли.

– Ты что, какой-то хитрый способ знаешь?

– Нет. Главное – хорошо вытереть пальцы и не особенно сильно сжимать.

Кадзама снова улыбнулся, показав свой серебряный зуб.

Рюмон тщательно вытер пальцы о штанину брюк.

Приставив указательный к донышку стоящей вверх дном бутылки, он поставил большой палец горизонтально, прижав его к стенке. Напряг пальцы и попытался поднять бутылку.

Бутылка выскользнула из его пальцев и повалилась набок. Кадзама быстро поймал ее, не давая упасть.

– Нет, не так. Вы слишком крепко держите.

Рюмон снова вытер пальцы и попробовал еще раз поднять бутылку.

Опять неудача.

– Не выходит, – сказал он, сдаваясь. – Если держать таким образом, вектор силы совершенно не работает.

Кадзама рассмеялся и бросил окурок на тротуар.

– На самом деле все очень просто. Вот смотрите. Вытерев ладонь о джинсы, он небрежно приставил два пальца к бутылке.

Бутылка без всякого сопротивления взмыла вверх.

Заинтересовавшись, Рюмон оглядел его руку. Никакого обмана, казалось, не было.

Кадзама поставил бутылку обратно на стол и протянул руку:

– Пять тысяч песет, пожалуйста.

Криво усмехнувшись, Рюмон отдал деньги.

– Скажи, сколько ты вот так заработал, а? За десять лет?

– Да, наверно, тысяч двести песет, я думаю.

Рюмон со вздохом затушил окурок в пепельнице.

– Ты бы мне хоть рассказал, в чем тут секрет. Может, найду какого-нибудь простака и отыграю у него пять тысяч обратно.

– Я же говорю вам, нет тут никакого секрета. Сноровка нужна, и все. Вы вот в гостинице потренируйтесь. Будет чем занять время.

Рюмон посмотрел на него с интересом:

– Откуда ты знаешь, что я живу в гостинице? Кадзама пожал плечами:

– Я вас видел, когда вы выходили из гостиницы «Вашингтон».

Рюмон почесал в затылке:

– Ах, ну конечно. Подумал, что добыча сама идет в руки, и пошел за мной, да?

Кадзама, не отвечая, спрятал деньги в карман и встал.

– В этом городе, знаете, немало опасных типов. Я бы на вашем месте вел себя поосторожнее, – сказал он на прощание и ушел.

Оставшись один, Рюмон еще раз попытался поднять бутылку, зажав ее между пальцев. Как он ни старался, у него ничего не выходило. Наверное, сжимал слишком крепко.

Через некоторое время он понемногу наловчился. Чтобы поднять бутылку, нужно было прижать пальцы так, чтобы не осталось воздуха в бороздках на подушечках.

Минут через пятнадцать после ухода Кадзама ему наконец удалось поднять двумя пальцами пивную бутылку.

– У тебя, видно, полно времени, – вдруг услышал он чей-то голос.

Рюмон поднял глаза. Перед ним стояла Кабуки Тикако.

15

Холодный ветер гулял по речной глади.

Ловко орудуя шестом, Хоакин Эредиа повел лодку туда, где вскоре ее подхватит течение и понесет вдоль берега.

Хотя лодка была с мотором, нечего было и думать о том, чтобы завести его, и ничего не оставалось, как отдаться на волю медленного течения и дать лодке самой спуститься вниз по реке. На обратном же пути – если им вообще предстоит обратный путь – придется гнать, выжимая из мотора столько, сколько он мог выдержать.

Хоакин дрожал всем телом. И не только из-за холода. Стоило ему представить, что с ними будет, если они попадутся в руки мятежников, и зуб на зуб не попадал. Если, паче чаяния, их обстреляют, он без колебаний прыгнет в воду и улизнет. Деньги деньгами, а жизнь дороже.

В свете звезд смутно виднелся Гильермо, восседавший на носу с веслами в руках.

Болонский сидел на корточках в центре лодки, рядом с ящиками.

Все молчали.

До войны Хоакин сдавал рыбакам лодки напрокат, сам ловил рыбу и продавал ее на рынке – так добывал себе на хлеб. Иногда ему удавалось подработать, сбывая краденое. Уже лет десять он жил один, возраста своего Хоакин и сам не знал, но тридцати ему, скорее всего, еще не было.

Кто был его отец и откуда – Хоакину не было ведомо. Этого, скорее всего, не знала даже его мать.

Хоакин родился в цыганском поселении Альбайсин в Гранаде.

Мать его танцевала фламенко, была уродиной, но первоклассной танцовщицей. Он уже довольно давно ее не видел. Интересно, танцует ли она все еще как в былые времена, развлекая туристов? Скорее всего, нет – некрасивые рано или поздно уступают место красивым и молодым, такова уж их судьба. От этой мысли у него немного защемило сердце.

Исправляя лодку шестом, Хоакин жалобно пропел один куплет солеа[35] приглушенным, горловым голосом. Он всегда напевал себе под нос солеа, чтобы успокоиться.