Небо зовёт - Александр Коновалов

Первый урок был посвящен истории изобретения радио и знакомству азбуке Морзе.

Класс был оборудован радиопередатчиками, ключами, наушниками и другим оборудованием, но для нас оно было ещё недоступно. В конце урока он объявил, что радиоделу будет уделено особое внимание, ибо связь — это одна из главных составляющих успеха любой операции. Он оказался прав. Радиоделу отводилось шесть часов в неделю. За несколько недель мы досконально изучили азбуку Морзе, научились передавать и принимать информацию, как звуковую, так и световую. Самой сложной и кропотливой оказалась работа на ключе. Мы много тренировались, попеременно передавая и принимая контрольные тексты, пока не достигли при передаче определённого количества знаков в минуту. Под конец курса мы выходили в эфир, передавали и получали информацию из центра, где оценивали нашу работу и знакомились с почерком, который, как известно, у каждого свой.

Третий урок — физкультура, но это была не формальная школьная программа, а специально разработанная, в которую кроме упражнений по общефизической подготовке, были включены основы, навыки и приёмы восточных единоборств, как: дзю–до, кунг–фу, каратэ, а также приёмы самбо против нападавших с холодным и огнестрельным оружием. На первый раз нас проверяли на предмет общефизической подготовки. Занятия проводились на спортплощадке на открытом воздухе. После небольшой разминки наш строгий физрук заставил своих подопечных отжаться от пола из положения «упор лёжа», максимальное количество раз. Из двадцати девушек на «отлично» выполнили упражнения (отжались двадцать раз) только мы с Ниной и ещё одна, наша соседка по комнате, Зина. Больше половины девушек нормативы не выполнили и получили задание тренироваться в личное время. Завершился урок кроссом на время на один километр. Большая часть курсанток в норматив «удовлетворительно» уложились, но физрук всё равно был недоволен, заявив, что бегаем мы, как сельские доярки. Передохнув десять минут, пришли в класс немецкого языка.

Это был четвёртый урок. Анна Васильевна нам уже говорила, что будем изучать углублённо разговорную речь, как на военную, бытовую, так и на литературно–историческую тематику. Основы знаний немецкого языка мы получили в школах, училищах, техникумах, а сейчас нам предстояло вспомнить слова и научиться строить из них фразы и предложения, обращая особое внимание на произношение. Никто не знал, откуда у нашей «мамки» такие глубокие познания в этой области, но было и так ясно, что так владеть разговорной речью, как это делала она, надо было непременно быть в той среде, где общение велось на немецком языке. На первом же уроке Анна Васильевна заявила, что на её уроках будем разговаривать только на немецком языке, ибо только так его можно постичь. Вначале мы её плохо понимали, но она вела свои уроки не по академическим правилам, а в виде игр, вопросов и ответов с использованием народных пословиц и поговорок. Уже через месяц мы с желанием бежали к ней на урок и с радостью замечали, что стали понимать длинные фразы и довольно сносно общаться, как с преподавателем, так и между собой. Успех её методики обучения заключался в том, что она не выставляла оценок, никого не выделяла, не упрекала за совершённые ошибки, а корректно и терпеливо объясняла, как надо правильно произносить каждое слово. Успех оказался ошеломляющий. Поверив в свои способности, мы с Ниной и в личное время стали общаться на немецком языке, а в конце курса мы могли свободно вести диалог на любые темы. За её науку владения языком потенциального врага, в дальнейшем мы не раз благодарили Анну Васильевну, и, если бы не эти знания и навыки, неизвестно, как бы сложилась наша дальнейшая судьба.

После четырёх часов занятий, в том числе солидной физической нагрузки, чувствовалась усталость во всём теле и притупление внимания к изучаемым предметам.

После большой перемены (перерыв был тридцать минут) наши головы получили небольшой отдых и готовы были отсидеть до обеда ещё два урока.

Пятым уроком была огневая подготовка. Класс, в который нас привели, был обвешан плакатами с изображением конструкций разных видов стрелкового оружия отечественного и зарубежного производства. Смена тематики изучаемых предметов благотворно повлияла и на наше внимание. Сначала инструктор ознакомил нас с историей появления огнестрельного стрелкового оружия. Затем рассказал о назначении и технических характеристиках короткоствольного оружия, находящегося на вооружении Красной армии и армии Вермахта. Учебные пистолеты системы «Наган», системы Токарева «ТТ», немецкий «Парабеллум» нам дали подержать в руках, даже пощёлкать, а потом после знакомства их конструкций на плакатах, учились неполной разборке и сборке. Занятие в стрелковом классе нам понравилось, потому что инструктор вёл его доходчиво и непринуждённо. Можно было потрогать и знаменитую винтовку–трёхлинейку с трёхгранным штыком, и автомат «ППШ», и ротный ручной пулемёт системы «Дегтярёва». Закачивая свой урок, он обещал научить нас через месяц–другой стрелять из всего этого арсенала. Обычно оружием и стрельбой увлекаются ребята, но инструктор настолько профессионально и интересно рассказывал о стрелковом оружии, что и нам захотелось пострелять и, даже двухчасовое занятие (пара) не очень утомило нас. После небольшого перерыва прозвучала команда: «Строиться на обед». Она была так же желанна, как и «Отбой». Обедали мы с аппетитом и огромным удовольствием. На первое получили суп с фрикадельками, на второе — котлета и макароны с мясной подливой, на третье — компот из сухофруктов. После обеда уже ничем заниматься не хотелось, но до «мёртвого часа» всё же пришлось «отсидеть» два часа. Сначала час на уроке психологии, затем час — на «Основах полевой хирургии». Уставшие, в 16.00 легли в постель и мгновенно отключились. Полтора часа живительного, благодатного сна не только восстановили силы, но и подняли трудоспособность. Этого заряда энергии нам хватило до самого отбоя, хотя отзанимались ещё два часа на самоподготовке. Первый день учёбы в разведшколе тянулся бесконечно долго, и нам казалось, что таких нагрузок умственного и физического характера мы не выдержим и сляжем, но понемногу втянулись, привыкли, и всё встало на своё место.

Несмотря на то, что к трудностям была готова, но такой усталости, как сегодня, не испытывала никогда. Даже не было сил сделать запись в дневнике. Не сговариваясь с Ниной, мигом разделись, легли в постель и мгновенно заснули. Спали крепко, без сновидений, только команда «Подъём» привела нас снова в реальную действительность. Всё опять закрутилось по заданной программе. Только спустя неделю, когда втянулись в сумасшедший учебный марафон, взялась за дневник, которому доверяла свои самые сокровенные чувства, ощущения и переживания. Меня не оставляла мысль передать на волю письмо родителям и Васе, но такой возможности пока не предоставлялось. Своим намерением поделилась с Ниной, но она раскритиковала меня, сказав, что могу навлечь на себя неприятности. Однако я не оставляла этой мысли и тщательно готовила план её реализации. Письма были подготовлены, осталось их только передать с кем–то из охраны или обслуги, которые выезжают на волю. Однажды в воскресенье, когда проводились совместные со взводом охраны соревнования по кроссу на три километра, я попросила об этой услуге начальника караула, молодого симпатичного лейтенанта. Он согласился, и вечером на спортплощадке я ему их передала. Уже после отбоя я сказала об этом Нине, но она, рассердившись на меня, в сердцах выпалила:

— Ленка, ты меня учила держать язык за зубами, чувства на замке, не поддаваться слабостям и эмоциям, а сама, не прошло и двух недель, раскисла, как последняя слабачка.

— Я не раскисла, просто вспомнила о Васе, загадочное письмо, которое ему оставила, побоялась, что он меня не поймёт, вот и решила ему всё объяснить, чтобы верил и ждал, и что люблю его больше жизни.

— Эх, Ленка, Ленка, навлечёшь ты беду на свою голову. Ведь знаешь же, что тут всё просматривается и прослушивается, и если, не дай Бог, об этом узнает начальник школы или его заместитель, то тебе несдобровать!

— Нина, ты всё преувеличиваешь. Во–первых, в письмах нет никакой секретной информации, во–вторых, даже если проколюсь, что мне могут сделать? Хуже, чем в этой школе, не будет.

— Лена, мне кажется, ты не поняла самого главного. Ведь если нас содержат и обучают в строгой секретности, значит, её раскрытие будет расцениваться как нарушение государственной тайны, ведь мы давали соответствующую подписку, так что это, милая моя, не шуточки.

Я уже пожалела, что об этом поделилась с подругой и теперь после её слов по серьёзному разволновалась. Ведь и впрямь, служба, в которую нас втянули, всесильна, и вряд ли кто будет разбираться, злонамеренная это информация или под действием человеческих эмоций. Упрекая себя за проявление слабости, с этими мыслями и уснула.