Возмездие - Семен Цвигун

Алешу все еще била дрожь, но он, превозмогая ее, рассказывал:

— Полицаев расколошматили вдрызг… И который меня схватил, лежит убитый… Сам видел… Захватили склады и продукты людям стали давать… А что дальше было — не знаю. Я ушел, потому что боялся — вы тут подумаете, что со мной что-нибудь случилось…

— А с тобой ничего не случилось, — сказал, покачав головой, майор Млынский.

— Ну а что, я же здесь…

Кроме Млынского, Ерофеева и Алеши в сторожке были еще Хват, Горшков и Бондаренко. На лавке лежало пальтишко Алеши с распоротым плечом. Маленький белый пакетик был в руках у майора.

Хват разглядывал карту.

— Значит, это в Tapaceвичах, говоришь? — спросил он Алешу.

— Да…

— Смотри, лихие ребята в этом отряде «За Родину», — сказал Горшков.

Ерофеев потряс баклажку со спиртом.

— Товарищ майор, может, внутрь ему дать немного? Никак не согреется.

— Растирай, Ерофеич, растирай как следует. — Майор встал, взъерошил Алеше волосы и, уходя, сказал: — Молодец, сынок…

— Я все равно бы убег, — вдогонку ответил паренек.

Млынский спустился в подвал под сторожкой. Подкрутил фитиль лампы над столом. Он старался не шуметь, потому что на лавке у рации спала, с головой укрывшись шинелью, Наташа.

В пакетике, который принес Алеша, был листочек с шифрованным текстом и маленький прямоугольничек из целлофана. Под сильным увеличительным стеклом отчетливо стало видно карту, на которой генерал Шварценберг карандашом отметил квадрат 27.

Млынский склонился над Наташей, осторожно тронул ее за плечо.

— Наташа…

Квадрат 27 был отмечен на оперативной карте командующего фронтом генерал-полковника Ермолаева. В его кабинете находился начальник разведуправления генерал-майор Елисеев, который докладывал:

— Разные источники подтверждают сообщение об усиленном внимании фон Хорна к квадрату 27: из тридцати дивизий, прибывших за последние месяцы, пять пехотных и три танковые дислоцированы в этом сравнительно небольшом районе… в котором, кстати, серьезных оборонительных сооружений у противника нет.

— Достоверно известно, что нет? — жестко спросил Ермолаев.

— Ни агентурой, ни авиаразведкой не зафиксировано, товарищ командующий. Не обмечены они и на карте фон Хорна.

— Где фотокопия карты?

— Млынский только что получил эту пленку. Если ночью будет погода…

— Плохо, генерал! — прервал его Ермолаев. — О чем мне докладывать в Ставку? О том, что ждали погоды?.. Мне нужны факты: номера частей и соединений, их дислокация, расположение укрепленных линий противника… Но главное — знать, почему фон Хорн готовит кулак на этом пятачке. Дайте задание майору Млынскому определить, чем располагают немцы в этом якобы не укрепленном районе. Пусть действует всеми средствами, вплоть до разведки боем! Срочно перебросьте ему боеприпасы, медикаменты и продовольствие. Вывезите раненых и пленного подполковника.

— Будет исполнено, товарищ командующий!

Воз с сеном стоял на городской улице около деревянного одноэтажного домика. Маша осторожно стучала в окно. Ее подружка стояла у воза, тревожно смотря по сторонам. На стук Маши выглянул парень и, узнав ее, вышел на крыльцо в накинутой телогрейке.

— Здравствуй, что случилось?

— Костя, ты должен помочь!

Раненому, который лежал на дне телеги под сеном, в узкую щель было видно крыльцо и стоящих на нем парня с девушкой, но разговора их он не слышал. К тому же по улице мимо воза с треском проехал немецкий патруль на мотоцикле с коляской.

— Маша, я не могу оставить его у себя, — убеждал девушку Костя. — В доме у нас офицер на постое… Вообще удивляюсь твоему легкомыслию — как вы проскочили?

— К обозу пристроились…

— Сумасшедшие…

— Костя, что же нам делать?.. У Лены нельзя. Мы были… Там мать такой крик подняла… Костя, ты ведь знаешь кого-нибудь в городе.

— Никого я не знаю, — сказал резко, но не очень искренне Костя.

— Хотя бы на ночь где-то остановиться… Костя, у него гангрена, наверное, начинается… Они нас выручили, спасли от неволи, а мы… — Девушка готова была заплакать. — Скоро комендантский час…

— Ладно, подожди, — сдался Костя, — шапку надену…

…Воз с сеном был загнан во двор позади церкви. Девушки с тревогой и недоверием оглядывались вокруг. Дьячок с елейной улыбочкой крутился около воза, принюхивался к сену и спрашивал:

— Почем, девоньки? — Он вырвал клок.

Маша оттолкнула его.

— Не трогай! Не продается!

— Ишь ты! Сердитая какая!.. Сенцо-то ворованное небось…

Но ссора не успела разгореться, потому что из пристройки вышли отец Павел и Костя.

— Завозите в сарай, — сказал отец Павел.

— А говорите, не продается, — покачал головой дьячок. — Нехорошо обманывать, нехорошо…

— Ладно. Хватит разглагольствовать! — оборвал его отец Павел. — Иди, выдай девушкам сорок марок…

— Да за что же такие деньги?

— Ну! Делай что говорят. Да заодно помолись как следует за спасенье души своей. Коль в божьем храме торгуешь, так уж не жмись!

— Но! Пошла! — Костя потянул усталую лошадь к сараю.

Раненого уложили за печкой в уголке, отгороженном шкафом.

Маша прощалась:

— До свиданья, Алик…

— До свиданья. Спасибо вам, девушки. Машенька, я никогда не забуду вас…

Костя поторопил:

— Идемте, идемте, а то комендантский час… А мне за врачом еще надо успеть…

Маша последний раз оглянулась на раненого, который слабой прощальной улыбкой ответил на ее взгляд.

Отец Павел сказал, провожая Костю и девушек:

— Только из христианского милосердия, сами понимаете… Мы обязаны помогать своим ближним, особенно в такое смутное время.

Профессор Беляев закончил перевязку и похлопал раненого по руке.

— Спасибо, доктор, — прошептал Алик.

Профессор вышел из-за печки, задернул занавеску и сказал отцу Павлу, который стоял наготове с кувшином воды над тазом:

— Кость не задета. Рана чистая… Поливайте, батюшка, поливайте… Лихорадка, а больше, знаете, мнительность. Организм молодой, здоровый… Еще через два-три дня можно будет забрать от вас.

На просторной поляне, где был утрамбован снег для посадочной полосы, еще догорали сигнальные костры. У края леса стоял едва различимый в сумерках самолет. Моторы его ревели, винты поднимали снежную пыль.

Одни оттаскивали только что выгруженные из самолета ящики с боеприпасами, медикаментами и прочим снаряжением. Другие заносили в самолет раненых. Лошади боялись рева моторов, и сани, привезшие раненых, остановились сравнительно далеко от самолета. Погрузкой раненых руководила Зина.

Летчик торопил:

— Побыстрей, товарищи, побыстрей, светает…

Бондаренко и Бейсамбаев несли на носилках Алиева.

Рядом шли с одной стороны Млынский, с другой — Ирина Петровна.

Встретившись взглядом с Млынским, комиссар постарался улыбнуться.

— Ты не волнуйся, Иван Петрович, все передам кому следует… — Он приложил руку к левой стороне шинели, которой был до подбородка укрыт. — Все здесь, у сердца.

— За это я не волнуюсь, — хрипло сказал майор.

— Что? — не расслышал Алиев из-за рева моторов.

— Подождите! — приказал майор бойцам. — Поставьте-ка носилки здесь. А то не услышим там ни черта друг друга.

Носилки опустили на снег. Млынский встал рядом на одно колено. Молча стояли над комиссаром Бондаренко и Бейсамбаев, чуть в стороне — Ирина Петровна.

— Тревожно мне что-то, Петрович, — сказал Алиев. — А можно мне… остаться, пока вы вернетесь из этого квадрата? Ну хотя бы до следующего самолета? — Он посмотрел на Ирину Петровну, но она отрицательно покачала головой. — Нельзя… Приговор окончательный, обжалованию не подлежит… Тогда прощайте. — Алиев замолк, говорить ему больше не хотелось.

Млынский нагнулся, поцеловал комиссара.

— До твоего возвращения замещать тебя будет Юрченко…

Но Алиев ничего не ответил. Носилки подняли и понесли к самолету. Там их быстро подхватили и втащили в люк.

Мимо Млынского два автоматчика провели к самолету пленного подполковника Бютцова. Подполковник остановился, сказал, обращаясь к Млынскому:

— Я хочу поблагодарить вас, господин майор…

— Идите, Бютцов. Ваша судьба в ваших руках, — ответил по-немецки Млынский.

Пока немец влезал в самолет, из люка на землю спрыгнула Зина. Придерживая шапку, девушка крикнула стоявшим неподалеку Млынскому и Ирине Петровне:

— До свиданья! Я только довезу комиссара! Первым рейсом — назад! Ирина, отвечаешь мне тут! За всех!..

Один из летчиков, что-то крикнув, протянул ей руку, втащил в самолет. Винты взревели, подняв снежные вихри. Самолет покатился от леса на полосу.

Алиев, приподнявшись на локте, видел в иллюминаторе стоявших рядом Млынского и Ирину Петровну, которые все удалялись и удалялись, пока не исчезли в сумерках…

Колонна тяжелых немецких танков медленно двигалась по лесной дороге.