Мертвый Город - Максим Резниченко

В городе снова поднимается ветер. Испуганным щенком он подбирается к незнакомцу и осторожно теребит полы его черного плаща. Карабкающееся в зенит солнце заставляет изуродованные здания бросать густые и плотные тени. А человек в плаще остается все так же недвижим, уставившись темным провалом капюшона на своих созданий.

Мои руки начинают затекать, но бинокль я не опускаю, жадно следя за происходящим. Рядом слышится какая-то возня. Это Семен устраивается поудобнее или просто разминает руки – не знаю.

– Долго он так стоять собирается? – недовольно бурчит он.

Соня шикает на него, что-то тихо сказав, и Рыжий затихает, оставив все-таки последнее слово за собой:

– Убью гада…

Его несдержанность временами довольно сильно меня раздражает, но в такие моменты я вспоминаю, что для него, как и для остальных из нас, они сейчас подростки с практически тем же набором своих возрастных проблем, что и у обычного юного человека в этом возрасте. Несмотря на всю подготовку Плетущих. Поэтому я делаю скидку на годы. И еще я помню про Сергея и Катю, про то, что их с нами больше нет.

Что-то неуловимо меняется. Что именно? Подсознание уже зафиксировало перемены, а мои глаза их все еще ищут. Наконец, я понимаю, что же происходит.

– Глаза, – тихо произносит Клаус, но в стоящей тишине его слышно прекрасно.

Да, в бинокль видно, как у неподвижных тварей меняются глаза, начинают краснеть, наливаясь алым. Через несколько секунд черные буркала монстров уже полыхают яростным огнем. А потом он как-то враз меркнет, тускнеет и теперь только тлеет едва заметными багровыми угольями.

Неприятно начинают ныть шея и плечи, напоминая о рукопашной схватке с одним из «волков». Вспоминаю и жалобный скулеж раненной твари в коморке у лестницы. Содрогаюсь, прогоняя навязчивые воспоминания.

Человек в плаще устало опускается на возникший прямо за его спиной обычный стул с высокой спинкой. Это словно служит сигналом, и «волки» тот же час приходят в движение. Перед тем, как исчезнуть на одной из улиц, отходящих с площади на восток, один из монстров останавливается и задирает свою башку в небо, сильно вытягивая шею. Собственное воображение заставляет словно бы вживую услышать звериный вой.

Семен опускает бинокль и направляется к дверному проему, ведущему в бывшую приемную. Самой двери уже давно нет – она сгорела в пламени пожара еще во время ядерного взрыва.

– Ты куда? – спрашиваю его.

– Хочу проверить, не появилась ли еще секретарша.

– Даже если и появилась, мы ничего не сможем сделать.

Тем не менее, оставив на время наблюдение за площадью, я перехватываю свой Вал и следую за Рыжим, страхуя его. Паук в облике девушки еще не появился, и Семен выдыхает с заметным облегчением.

– Расслабься, – говорю ему. – Уверен, что твари не могут ни видеть нас, ни причинить вред.

– Почему ты так думаешь?

Секунду я размышляю, как же донести до него свое представление о происходящем.

– По-моему, – начинаю я, – то, что мы сейчас видим, не является для нас в данный момент времени материальной реальностью. Считай, что мы смотрим кино, если хочешь. Ты же не будешь стрелять в телевизор только потому что тебе не нравится то, что он показывает?

– Ну да, – Семен кивает.

– Так вот, все попытки вмешаться в происходящее не принесут никакого результата. Мы всего лишь зрители.

– Это понятно, – начинает он, но я прерываю его взмахом руки.

– Обожди, не перебивай.

– Макс, я это уже понял, – он настойчив. – Мы зрители. Это кино. У меня другой вопрос. Кто нам все это показывает?

– Поверь, я хочу знать это не меньше твоего.

– Как думаешь, когда закончится это представление? – снова спрашивает Рыжий.

– Думаю, – отвечаю я после секундного размышления, – мы узнаем об этом сразу же, как только появятся звуки. Это, по-моему, будет самым верным признаком того, что мы вернемся в свое время.

– И когда…?

– Не знаю, – сразу отвечаю я и пожимаю плечами.

Семен серьезно смотрит на меня, от чего мне становится немного не по себе – так привык я видеть его вспыльчивым и несдержанным. Ободряюще хлопаю его по плечу и киваю на окно:

– Вернемся?

– Да, вот только… – он придерживает меня рукой и тихо, так, чтобы никто, кроме меня не услышал, спрашивает, – Макс, мы выберемся?

– Конечно, – отвечаю ему сразу и без заминки, надеясь только, что выгляжу я сейчас так же уверенно, как хочу показаться. – Семен, мы обязательно выберемся отсюда. Мы давным-давно уже сдали этот экзамен.

– И Серый с Катей?

– И Сергей, и Катя уже полтора десятка лет, как опытные Плетущие…

– Но они же погибли.

– Уверен, здесь что-то не так, – ком в горле. Кого я пытаюсь обмануть, себя?

– То есть на самом деле они живы? – как много надежды в его голосе.

– Конечно. Когда выберемся, сам их обо всем и спросишь.

Невольно замечаю, как наш уже совсем не тихий разговор жадно слушает Соня. Даже Клаус, продолжающий наблюдение за площадью, нет-нет да и поглядывает в нашу сторону. Нет, так нельзя.

– Ребята, – говорю я громко. – Семен, Катя, Клаус, я не хочу, чтобы вы думали, что раз происходящее сейчас уже когда-то было, и никто не пострадал, можно расслабиться. Только что, – киваю на Рыжего, – я рассказал Семену, будто я убежден в том, что Сергей и Катя живы. На самом деле я совсем в этом не уверен. А сказал так, чтобы ты лишний раз не тревожился и не нервничал, – обращаюсь к Рыжему, на что тот возмущенно фыркает.

– У нас нет права на ошибки, – продолжаю я. – Нас осталось всего четверо… Но вы должны знать, что я уверен в нашем успехе. В том, что мы сможем выбраться отсюда.

Мне приходится перевести дыхание, чтобы продолжить.

– Наша задача состоит в том, чтобы тихо, без лишнего шума найти точку выхода их этого сна. Не строить из себя супергероев, не палить налево-направо во все, что движется, а именно скрытно добраться до цели.

Клаус едва заметно кивает одобрительно, но его мнение меня совершенно не интересует. Я хочу уберечь Соню и Рыжего, довести их до точки выхода живыми и здоровыми.

– Хорошо, папочка, – вдруг выдает Семен.

Соня прыскает в кулачок и смеется уже не скрываясь. Даже Клаус улыбается шутке. Невиданное дело! Ну, если уже смеются, значит нервное напряжение последних часов хоть как-то ослабнет.

Отвернувшись от нас, Клаус настороженно глядит на площадь, а потом поднимает бинокль и приникает к окулярам. Опускает его, поворачивается и, поймав мой взгляд, кивает вниз, на площадь. Что же, представление продолжается. Я занимаю прежнюю позицию и осторожно выглядываю вниз, поднимая бинокль и ища взглядом главного героя этого немого кино. На моих глазах появляется новое, слишком хорошо известное нам действующее лицо.

На земле, в нескольких шагах от неподвижно стоящего человека в плаще растет и увеличивается в размерах нечто уродливое, напоминающее что-то среднее между осьминогом и кальмаром. Его щупальца растут, удлиняясь и извиваясь, словно змеи. Его башка вытягивается, обретает форму, и ее покрывает что-то, похожее на панцирь. Не помню никакого панциря, когда рубил монстра. Вижу два черных глаза, каждый из которых размером с крупное яблоко. Шкура твари серо-зеленого цвета с бурыми пигментными пятнами разного размера. Слизь, покрывающая ее, неверно поблескивает в лучах солнца, и даже на вид она какая-то склизкая. Если «гориллы» и «волки» вызывают чувство обычной настороженности, некоего уважения к своей силе и ловкости, то при взгляде на «осьминога», который уже достиг запомнившихся размеров, ничего, кроме брезгливого омерзения, я не чувствую. И еще – ненависти. Как же, оказывается, невыносимо тяжело вот так стоять и стараться спокойно наблюдать за этим чудовищем, зная, что именно эта тварь и убьет Катю.

Я вздрагиваю, когда моего плеча что-то осторожно касается. Это Соня. Слезы стоят в ее глазах, но она твердо произносит:

– Успокойся, пожалуйста. Мы ничего не можем сделать.

Она говорит правильные слова. Шумно вздыхаю.

– Да, ты права. Спасибо.

– Это и есть тот монстр, который был за дверью? – с напряженным удивлением интересуется Семен. Ну да, он же не видел его, только щупальца.

– Это он и есть, – цедит Клаус, и я с немалым удивлением замечаю, что на нем лица нет – настолько сильно его охватили чувства.

– Вот мразь! – бросает Рыжий. – Как жалко, что его нельзя достать… А может…? – и он тянется за автоматом.

– Нет, ты ничего не сможешь сделать, – я уже почти спокоен.

Мне тяжело смотреть на тварь, но я успокаиваю себя воспоминаниями о том, как я рубил его, еще живого, но не способного сопротивляться. Меня как будто опять окатывает волной жара от разрывающихся термитных гранат.

– Он двигается, – говорит Клаус, но я и сам вижу, как монстр, перебирая щупальцами, словно скользит по земле.

Наконец, он исчезает из поля зрения, скрывшись под нами. Человек в плаще снова остается один и снова опускается на стул, чтобы перевести дух. Мы молча наблюдаем за ним, пока тишину не нарушает Рыжий: