Другие времена - Евгений Мин

В больницу Кольку везли на директорской «Волге» и препроводили с ним два пол-литра для лечения. Денег у Кольки на лечебную водку, конечно, не было. Нашли выход — собрали с непьющих в помощь пострадавшему товарищу.

Больница Кольке понравилась. В палатах чисто, воздух свежий, кормежка приличная, и, главное, компания подходящая. Здесь все свои: Борька Бык, Димка Пончик и другие дружки-приятели. Есть о чем поговорить, что вспомнить, как на пол-литра скидывались, чем опохмелялись, как в очко резались.

Одно не устраивало Кольку — лечение. Каждое утро врачи кололи его шприцем со рвотным лекарством, а потом подносили пятьдесят граммов водки, чтобы выработать стойкий условный рефлекс отвращения к вину.

Пятьдесят граммов для Кольки — как слону бублик, и обидно же: стоит в шкафу твоя законная водка, трудовыми рабочими деньгами оплаченная, а тебе пользоваться не дают.

Но Колька не растерялся. Однажды ночью, когда дежурная сестра дремала на посту, Колька пробрался в аптеку, вскрыл шкаф, раздобыл заветные бутылочки и тут же прикончил их с друзьями-приятелями. Закусить, правда, нечем было. Ничего, понюхали рукава халатов, и то хорошо.

После этого случая Кольку выписали из больницы.

Главный врач сказал ему:

— Стыдно, очень стыдно, молодой человек!

А Колька тут же нашелся:

— Это вам должно быть стыдно — лечить беретесь, а не умеете.

На заводе Кольку спросили:

— Как же ты, аферист, такое учинил?

— А чего сложного, — ухмыльнулся Колька. — Замок у них пустяковый, а я как-никак слесарь с разрядом. Не зря же меня в ПТУ учили.

Пока Колька был в больнице, на заводе за него отдувался Николай Степанчиков.

Не знаю, как сложилась бы дальше Колькина судьба, но тут вышло постановление, чтобы с такими, как Колька, сурово бороться и никакой потачки им не давать. И по бюллетеню не платить.

Колька был человек грамотный, прочел постановление, понял — дело плохо. Явился в цех чистенький, бритый, встал к тискам. Руки ходуном ходят. Запорол одну деталь, потом другую.

Бригадир посмотрел, покачал головой:

— Да, пожалуй, теперь от него проку мало. Отвык от дела. Надо ему все сызнова начинать.

А профорг сказал:

— Хорошо что трезвый, и то достижение.

Целую неделю Колька, не брал в рот ничего хмельного и все гнал брак. Ходил он скучный, мрачный, ни с кем не разговаривал. Смотреть на него жалко.

Опять стали размышлять, как поступить с Колькой.

Думали и надумали. Дали Кольке путевку в дом отдыха. Пусть отдохнет, наберется сил. Все-таки заслужил — исправился.

Правда, эта путевка предназначалась Николаю Степанчикову. Ну да Николай — человек сознательный, подождет. И потом, нужно кому-то план выполнять.

Стихотворение в прозе

Утром жена ушла на работу, а муж — молодой поэт — уселся за письменный стол.

Молодой поэт думал. Он всегда сначала думал, а потом писал. Эта скверная привычка мешала ему быть состоятельным и знаменитым.

«Труд», — вывел он на листве бумаги.

— Труд, труд, труд, — бормотал он, осторожно шагая по комнате, чтобы не потревожить спавших внизу супругов-пенсионеров.

«Суд» — выскочила услужливая рифма.

Молодой поэт скривился. Вспомнилось недавнее письмо, бестактно предлагавшее ему вернуть аванс, иначе дело будет передано...

Он зачеркнул слово «труд» и написал: «Работа».

— Работа, зевота, дремота, — наплывали одна за другой неактуальные рифмы.

Вдохновение не озаряло поэта. Какие-то звуки мешали ему. Казалось, будто его бьют легким молоточком по темени. Тук!.. Тук!.. Тук!..

Поэт прислушался и пошел на кухню. Из крана медленно и тяжело падали капли.

Поэт прикрутил кран. Вода побежала тоненькой струйкой.

Поэт завинтил кран еще сильнее. Вода устремилась потоком.

Поэт принял волевое решение и позвонил жене.

— Попросите, пожалуйста, Марию Петровну, — мужественным баритоном сказал он.

— Бритикова, тебя мужчина, — пропищала какая-то насмешливая девчонка.

— Алло! — тревожно выдохнула жена.

— Муся, это я, — твердо сказал поэт, — не волнуйся, у нас чепе.

— Ой! — вскрикнула жена.

— Ничего страшного, течет кран на кухне.

— Слава богу! Можно ли так пугать! Позвони в ЖЭК, пусть пришлют водопроводчика. Деньги в серванте. Дай ему рубль восемьдесят девять, на маленькую.

— Не учи, — резко сказал поэт. — Я знаю жизнь.

В ЖЭКе ему ответили: «Ждите, вы не один».

Поэт стоял у кухонной раковины, уныло смотрел на льющуюся воду и думал, что так же бесполезно течет жизнь. Пушкин в его годы уже написал «Цыган», а Лева Коклюш, текстовик-песенник, построил дачу и купил «Жигули».

В передней прозвучал звонок. Поэт открыл дверь и увидел паренька примерно одних лет с ним. На парне была замшевая куртка, вельветовые штаны и туфли на платформе. Он носил шкиперскую бороду и прямые волосы до плеч.

— Салют! — сказал парень.

— Вам кого? — спросил поэт.

— По вызову. Ну, чего у вас приключилось?

Поэт провел водопроводчика на кухню. Тот снял оленьего цвета куртку, вынул из модного чемодана пластиковый передник, разводной ключ и еще какие-то непонятные предметы.

Минут десять он колдовал над краном, напевая: «Топ, стоп, хлоп, тра-ля-ля...»

Авария была ликвидирована.

Затем он снял передник, уложил его, разводной ключ и непонятные предметы в чемодан, долго и тщательно, как хирург перед операцией, мыл руки и наконец сказал:

— Подмахни нарядик!

Он обратился к молодому поэту на «ты», и поэт не обиделся. Поэт любил демократическую простоту.

— Пройдем в комнату, — сказал поэт.

— Некогда, ну да ладно, — сказал водопроводчик, и они прошли в комнату, которая служила спальней и творческой лабораторией.

Водопроводчик цепким взглядом окинул комнату: диван-кровать, письменный стол, сервант, полку с книгами, два стула, поглядел на бледное, изможденное лицо поэта и спросил:

— А ты что, на бюллетене?

— Нет, — почему-то застеснялся поэт.

— Ясно — значит, инвалид?

— Нет, я здесь работаю.

— Понятно. Надомник. Чего работаешь? — спросил водопроводчик, ища глазами инструмент.

— Пишу стихи. Я поэт.

— Тут вот и пишешь?

— Тут.

— Здорово!.. И никуда ходить не нужно?

— Нет.

— И номерок не вешаешь?

— Не вешаю.

— Живут люди!. . Значит, сам себе начальник?

— Сам.

— Ловко устроился. А зарплата у тебя какая?

— Никакая.

— Заливаешь!.. У нас каждому по труду.

— Я тружусь, — бледнея от гордости, сказал поэт и, раскрыв ящик письменного стола, вынул оттуда пачку исписанных листов: — Вот!

— А ну прочти, — приказал волосатый парень и уселся верхом на стул.

Поэт долго перебирал исписанные листочки и наконец, волнуясь и завывая, прочел «Песнь о молотке».

— Ясно, — сказал водопроводчик, — это к концу квартала хорошо, чтобы производительность поднять. А про любовь у тебя есть?

— Есть, — краснея, сказал поэт и прочел стихи о любви.

— Толково, — сказал водопроводчик. — И что ты потом с этим товаром делаешь?

— Несу в журнал или в издательство.

— И сразу тебе в лапу?

— Нет, если напечатают.

— И долго ждешь?

— По-разному. Иногда три месяца, иногда три года, а иногда возвращают.

— И тогда тебе чего? — заинтересовался водопроводчик.

— Ничего, — вздохнул молодой поэт.

Оба помолчали.

— Интересное кино, — сказал водопроводчик. — А на что же ты жуешь?

Молодой поэт не ответил. Не мог же он признаться, что живет на зарплату жены.

Оба опять помолчали.

— А за отпуск тебе платят? — спросил водопроводчик.

— Нет, — виновато признался поэт.

— Гады они!— решительно сказал водопроводчик.

— Кто? — не понял поэт.

— Ну, эти самые, на кого ты вкалываешь. Непорядок! Человек мучается, а они... Ни зарплаты, ни отпуска!

— Такая профессия, — сказал поэт. — Пушкин тоже весь в долгах был.

— Пушкин? — переспросил водопроводчик. — Так это же при царском режиме... Ладно, ты не огорчайся — может, тебе впоследствии, как Пушкину, фигуру отольют... Конечно, надо и при жизни свое ухватить.

Оба снова помолчали. Затем водопроводчик взглянул на свои большие квадратные часы:

— Ну, мне пора. А ты жми дальше... И вот что...

Он порылся в карманах замшевой куртки.

— Вот тебе рубль восемьдесят девять, на маленькую...

Все сто процентов

Выборы местного комитета были назначены на четверг двадцать третьего марта, после окончания рабочего дня. Так решил новый управляющий Стройбума Трофим Денисович Панкеев.

— Извините, Трофим Денисович, — сказал секретарь партбюро Кортиков, — конечно, ваша идея полна новаторского смысла, но такого у нас еще не было.

— Не было, — дружно подхватили председатель месткома Тарасюк и секретарь комсомола Дима Овчинников.

Управляющий посмотрел на них чуткими административными глазами и мягко сказал:

— Разрешите спросить, как же у вас было?