Кто не боится молний - Владимир Сергеевич Беляев

— Нашел Дронкину? — спросил Медников, не слушая рассказ о цирке.

— Ага, — сказал Киреев с равнодушным видом. — Большая фабрика, много женщин.

— А Галя?

— Все в порядке. Из больницы выписали, дома отдыхает. Между прочим, я, как идиот, влопался в это дело. Прихожу на фабрику, объясняю насчет пропуска, что, мол, вчера в лодке остался, а меня принимают за Галиного спасителя. Ну, понятно же, был в тот момент на реке, к тому же летчик. По всем статьям такой, как передавали по радио. Они мне и зааплодировали.

— Ну и что? — засмеялся Медников. — Принял цветы и раскланялся?

— В чужой славе не примазываюсь.

— Почему к чужой? Мы вместе спасали.

— А спасенная, представь себе, бредит только одним. Да я и не возражаю. Я человек не тщеславный.

— И глупый к тому же. Мог бы использовать ситуацию в личных интересах и очаровать Антонину Дронкину. Когда сказал про цирк, я был уверен, что ты вместе с Тоней ходил.

Киреев взял теплый чайник, хотел налить в стакан, но раздумал и поставил обратно на стол.

— Да нет, брат, с Тоней осечка получилась. С виду милосердная сестра, а на язык как бритва остра.

— Чем же она тебя срезала?

— А леший его знает, как вышло. Самонадеянность подвела. Мы, летчики, привыкли к тому, что наша форма действует на девчат неотразимо, как гипноз. Я и веду себя соответственно, мол, никакого сомнения не может быть; раз она мне нравится, значит, все, у моих ног, и должна делать, что я захочу, только пальцем шевельну.

— Разве это не так? — спросил Медников. — Перед летчиком никакая красавица не устоит. Верно сказал — наша форма как гипноз.

— А эта ласковая не поддается гипнозу. Говорит: предупреждаю — у меня характер. Повернулась и ушла.

Медников схватился за живот и залился смехом, подпрыгивая и корчась на кровати.

— Ува... ува-жа‑ю такую жен‑скую по‑ро‑ду, — сквозь смех сказал Медников. — Честно‑е сло‑во, такие интереснее покорных, таких ценить надо как редкость.

— А если они молча уходят?

— Зато, вернувшись, бросаются на шею, как тигрицы. Покорная овечка тускла, как свечка.

— Между прочим, насчет косынки ты угадал. Она Галина, можешь лично возвратить.

— Каким образом? Где я увижу Галю?

— В субботу на танцах. В городском саду. Это твоя судьба, так сказала тигрица.

— Что? — не понял Медников.

— Тоня, которая молча ушла и вернется тигрицей, как ты сказал.

Медников бросил книгу на одеяло и весело засмеялся.

Киреев выключил свет.

Неделя показалась друзьям длиннее обычной. Полеты проходили по расписанию, жизнь в городке текла буднично, без чрезвычайных происшествий и сенсаций. Занятия, обед, отдых, политучеба, кино, иногда поход в библиотеку за новыми книгами.

Наконец наступила суббота, и друзья отправились в городской сад.

На танцевальной площадке уже собралась молодежь, выступал ансамбль местных гитаристов. Парни с длинными волосами бойко пели модные крикливые песни под громкий аккомпанемент электрогитар. Динамики разносили музыку по всему саду. Танцы только начинались.

Подруги стояли на самом освещенном месте у кассы, и летчики сразу увидели их. Девушки были нарядны, с модными прическами, оживленно переговаривались между собой. Высокая и стройная Галя что-то рассказывала подружке, наклоняясь, чтобы та могла слышать ее слова, заглушаемые громким пением и шумом эстрадного оркестра. Ее смуглое лицо с живым взглядом синих глаз и озорной лукавой улыбкой выделялось в толпе и запоминалось своей неожиданной красотой. Тоня слушала подружку, весело отвечала ей, и обе смеялись. Тоня посматривала по сторонам, и нет-нет да и поглядывала на аллею, что вела к танцплощадке. Она первая увидела летчиков, толкнула Галю. Та поняла ее, но не переменила позы и продолжала разговор.

Летчики подошли к девушкам.

— Добрый вечер, девчата. Извините за опоздание — автобус задержался на пять минут. Теперь мы можем по-настоящему познакомиться, — сказал Медников. — Мой друг Виктор Киреев, а Медников Андрей. Вас мы уже знаем: Тоня и Галя.

Они пожали друг другу руки. Это как бы сблизило их, внесло простоту и естественность в разговор.

— Как самочувствие? — спросил Медников у Гали. — Все в порядке?

— Как видите. Даже на танцы пришла.

— Что же мы теряем время? Пойдемте танцевать.

Медников пошел с Галей, а Киреев — с Тоней.

— За что ты обиделась на меня? — спросил Киреев девушку, пробираясь в толпе и переходя сразу на «ты», — Что я такое сделал?

— Когда?

— А на фабрике.

— Я не обиделась, а предупредила.

Оркестр заиграл модный танец. Людской поток хлынул на площадку, увлек за собой наших героев.

Галя и Медников танцевали.

— Почему вы такая грустная? — спросил Медников, склонившись к Гале. — Не любите танцев?

— Ну что вы? Как можно не любить танцы? — Она тихо засмеялась. — А вы?

— Я люблю тишину. Шум и толпа утомляют. Пойдемте гулять? — предложил он.

— Если согласны, я — за.

— После третьего танца, — сказал Медников.

— Хорошо.

Он танцевал с удовольствием, сразу повел партнершу свободно, плавно и все больше входил в азарт. Он считался неплохим танцором, но теперь сам чувствовал, что танцует хуже ее — этой гибкой огневой девушки, легкой, как птица, верткой, как змея. Он любовался ею и с каждым танцем все более подчинялся ей, стараясь угадать ее движения, все меньше ошибался. Танцы по-настоящему захватили его, кружась с девушкой, он испытывал нечто похожее на чувство удовлетворения от хорошо выполненного трудного пилотажного упражнения. Он словно был в полете, хотя всего-навсего — в «полете танца», как говорили в старину.

Кончился третий танец.

Медников с сожалением остановился. Придерживая Галю за локоть, повел ее к Кирееву и Тоне.

— Уговор дороже денег, — сказала Галя, — пошли гулять.

— Мне говорили, вы сильно ушиблись об лодку.

— Ужасно глупая история. Мне даже стыдно вспоминать, ведь я хорошо плаваю.

— Локоть не болит?