Кто не боится молний - Владимир Сергеевич Беляев

— Так точно, — подтвердил Киреев. — Только пропуск-то Дронкиной не утонул, а вместе с сумочкой остался в лодке, я его после и взял.

— Постойте, постойте! — уставился на Киреева начальник охраны. — А вы разве там были?

— Ну конечно. Вот я и принес пропуск да хотел узнать о здоровье потерпевшей. Ее, кажется, Галей зовут?

Начальник хлопнул в ладоши, засмеялся:

— Да как же я сразу не догадался? Голова садовая. Ведь вы летчик, а я-то рассуждаю. Это ты, Чумакова, попутала, шут тебя побери. Я извиняюсь, товарищ. Пойдемте в помещение, мы вам и Дронкину покажем, и кого хотите. Такому человеку разве можно в чем отказать? Пожалуйста. Посторонись, Чумакова. За мной!

Начальник охраны провел Киреева в просторный кабинет фабричного комитета, возбужденно говорил каждому встречному:

— Познакомьтесь, товарищи. Спаситель нашей Гали Сережкиной. Слыхали по радио? Молодец, ей-право. Скромняга, настоящий герой. Девушки, позовите-ка живее Тоню Дронкину из прядильного! Сережкиной на фабрике нет, а Дронкина в курсе. Покличьте ее.

Вскоре прибежала Дронкина, все расступились, освобождая ей дорогу. Красная от смущения, полненькая, невысокая, Дронкина медленно приблизилась к Кирееву и, не поднимая глаз, тихо поздоровалась.

— Здравствуйте! — ответил Киреев. — Вот ваша сумочка. Тут все в сохранности. Возьмите.

— Большое спасибо! А то мне влетело за пропуск. Пришлось писать объяснение, вон Семену Ивановичу нашему, — смущенно улыбнулась девушка.

— Пустяки, — свеликодушничал начальник охраны. — Формальность требует, для порядка.

— А как Галя? Она в больнице?

— Зачем ей больница? Дома лежит, отдыхает. Надо же такому случиться: заядлая пловчиха чуть не утонула возле берега. Говорит, когда сорвалась с лодки, так стукнулась локтем, что потеряла сознание и камнем пошла на дно.

— И на старуху бывает проруха, — пошутил Киреев. — Передайте ей привет от меня и моего друга.

— Какая же она старуха? — засмеялась Дронкина. — А как вы добрались домой? Смешно было на вас смотреть, как мокрые курицы. Вот бы на глаза командиру попались!

Женщины тесным кольцом обступили Киреева и Тоню, разглядывали летчика, слушали его разговор с девушкой.

— У нас полный порядок. Летчики нигде не пропадут, будьте спокойны.

— А я боялась, налетите на неприятность в таком виде...

— Проводите меня, пожалуйста, до проходной, — нарочно громко перебил ее Киреев, не желая продолжать разговор в присутствии работниц, набившихся в кабинет. — Я тороплюсь. До свидания, товарищи! До свидания, Семен Иванович!

Когда Киреев и Тоня вышли в коридор, он тихо спросил:

— Когда мы увидимся?

— Не знаю, — пожала плечами Тоня. — Может, на танцах в городском саду. В субботу, если хотите. Мы придем с Галей. Между прочим, она даже не заметила, что вы тоже прыгали в воду. Будто, кроме вашего друга, никого не видала. Только о нем и говорит. И глаза у него, мол, выразительные, и лицо одухотворенное. А о вас ни слова.

— Какое это имеет значение? Пусть говорит, о ком хочет.

— Конечно, Галя может и не говорить о вас, но это несправедливо. Почему она вас не заметила, хотя вы откачивали ее? Я, правда, сама так перепугалась, что не запомнила, кто из вас беленький, а кто черненький.

Тоня взглянула в лицо Киреева, глаза их встретились, и она смутилась.

Они миновали проходную, пошли по березовой аллее.

Киреев неожиданно сказал:

— Кроме вашей сумочки в лодке были босоножки и голубая косыночка. Босоножки мы не взяли, а косыночка у моего друга.

— Это Галкина. — Тоня засмеялась. — Галкина косынка в руках ее спасителя. Это судьба. Они обязательно должны встретиться, я сердцем чувствую, что что-то будет. Честное слово, это судьба.

— Скажите, Тоня, а у меня может быть судьба? — лукаво подмигнул девушке Киреев. — Скажите честно.

— У каждого, наверное, должна быть своя судьба. Только человек не сразу узнает какая.

— Может, мою судьбу вы носили в вашей сумочке?

— Пропуск? — засмеялась Тоня. — Смешнее не придумаешь.

— Конечно пропуск. Если бы не он, я ни за что не нашел бы вас. А теперь от меня не уйдете.

— Я к вам веревкой не привязана.

— Есть чем привязать покрепче веревок.

— Скажите какая самонадеянность. Не зря вас, летчиков, называют хвастунами. Напрасно воображаете, что стоит вам поманить, и любая девушка побежит, как собачонка. Мы тоже гордость имеем. До свидания, мне пора в цех.

— Извините, если обидел.

— Я не обижаюсь, а предупреждаю: начнешь кусаться, сломаешь зубы.

— Принял к сведению, — сказал Киреев, не меняя шутливого тона. — В субботу увидимся?

Она не ответила, с достоинством повернулась и медленно пошла назад к проходной.

Удивленный неожиданным поворотом разговора, Киреев смотрел вслед Тоне. Когда она отошла довольно далеко, он крикнул:

— Придете в субботу?

Тоня не оглянулась и не ответила. Скрылась за проходной.

— Вот черт, — крутнул головой Киреев. — Характер.

Он повернулся и быстро пошел прямо через рощу, не ища тропинок, сминая траву.

3

Киреев долго бродил по городу и никак не мог отвлечься от впечатлений, навеянных встречей с Тоней. Ему очень понравилась девушка. Ее привлекательная внешность, простота и сдержанность в разговоре, милое, открытое выражение лица были приятны Кирееву. Однако неожиданно обнаруженная строптивость расстроила и даже рассердила Киреева. Раздражение долго не оставляло его, но исчезло, когда он вспомнил милую Тонину улыбку, ее добрые детские глаза и мягкий грудной голос.

Вечером Киреев пошел в цирк, куда настойчиво зазывали рекламы, развешанные на каждом перекрестке. Однако и здесь его душа не развеселилась. Он едва досидел до антракта, выпил пива в буфете и ушел.

Домой вернулся поздно. Медников уже лежал в постели и при свете настольной лампы читал какую-то пухлую книгу.

— Где загулял? — спросил он, не отрываясь от книги.

Киреев молча раздевался, долго не мог развязать шнурки. Наконец, сбросил ботинок на пол.

— В цирке был.

— А что такой мрачный?

— Программа скучная. Все больше лошади да дрессированные собаки.