(Не) чужой ребёнок - Аля Морейно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Конечно, думаю. О том, что у меня маленький и не совсем здоровый ребёнок, которого нужно кормить и лечить…
Разгоняюсь выдать ему обличительную речь о том, что только непорядочный и подлый мужчина может бросить своего сына на произвол судьбы, а вдобавок иметь наглость наезжать на его мать. Но тут, как на зло, у заведующего звонит телефон.
- Ладно, иди. Потом ещё поговорим. И будь осторожнее!
Машет мне рукой, чтобы я покинула кабинет. Жаль, конечно, что высказаться снова не удалось. Но зато хоть отделалась лёгким испугом…
Выдыхаю…
Иду в ординаторскую, плюхаюсь на мягкий диван. Тому, кто его сюда поставил, надо выписать премию за удачное решение. Закрываю глаза и несколько минут медитирую.
В целом, всё не так уж плохо…
Запускаю на смартфоне электронную почту и обнаруживаю письмо от риелтора. В нём сообщается, что нашёлся покупатель, который интересуется именно фермой. Но он настаивает на снижении цены.
Открывается второе дыхание. Воспоминания о недавнем инциденте мигом выветриваются. Открываю расчёты предстоящих трат и прикидываю, могу ли согласиться на его условия.
Глава 16
Павел
Заведовать отделением оказывается очень непростой задачей. Особенно когда непрерывно ждёшь какой-то подставы. Ситуация с Борисовым приучила меня постоянно находиться в ожидании удара в спину. Чувствую, что не справляюсь и внутренне выгораю. Всё-таки я хирург, а не администратор. Да и обстановка в больнице оставляет желать лучшего.
Я могу лишь догадываться, как была организована тут работа при моей предшественнице. За неполные три месяца заведования я обнаружил достаточно нарушений. И получение врачами благодарности за работу – отнюдь не самое страшное.
Впрочем, качественную медицинскую помощь людям оказывали, плановые и экстренные операции выполняли, никаких жалоб или нареканий на недобросовестность врачей, насколько мне известно, не поступало.
Да, диктовать пациенту, сколько он должен заплатить за операцию или другую медицинскую услугу, – преступно. Но почему благодарность врачу при выписке после операции вдруг стала криминалом? Кто может, тот даст денег, кто не может – скажет “Спасибо”. Конечно, на Западе такое не принято, там лечение оплачивает страховка, и зарплаты у врачей намного выше, чем у нас в стране. Но везде – свои реалии, нужен адекватный компромисс.
Ещё эта ситуация с подставой. Не удивлюсь, если окажется, что комиссию натравила на нас напоследок Грымза. Как показала эта история, любой врач потенциально может оказаться под колпаком.
Взять, например, Лизу. Она такая беспечная, что однажды может пойматься и подставить себя. И как её оградить от этого? У неё славный малыш, и мне бы очень хотелось им помочь. Но нуждаются ли они в помощи и примут ли её от меня? Не представляю, как к ней подступиться. Лиза тут же выкатывает иголки и нападает, как загнанная в угол ежиха, словно я желаю ей зла!
Ещё одна проблема, мешающая нормальной работе отделения, – кадровый состав. Штат до конца не заполнен. Каждый врач вынужден брать дежурства сверх ставки. В какой-то степени это выгодно – в итоге персонал получает больше. Однако стоит кому-то заболеть, уйти в отпуск или по какой-то другой причине выпасть из обоймы, как наступает коллапс – заменить друг друга почти невозможно.
Иногда ситуация заворачивается так, что впору сюда переезжать с подушкой и одеялом и работать за всех подряд сутки напролёт. Но сколько так можно выстоять?
Просматриваю табель, подготовленный старшей медсестрой для передачи в бухгалтерию. Нужно снова идти к главврачу и настойчиво требовать заполнить хотя бы одну из двух пустующих ставок. Потому что комиссия по труду может заинтересоваться недопустимыми переработками сотрудников.
Заглядывает дежурный врач. Киваю ей и приглашаю войти.
- Присаживайтесь, Любовь Михайловна. Я вас слушаю.
Женщина порывисто входит в кабинет и протягивает лист бумаги, игнорируя предложенный стул. Пробегаю по заявлению глазами.
- Вы хотите… в отпуск? С седьмого? Но ведь по плану у вас… – открываю файл, чтобы найти график отпусков, – только через два месяца.
Я никак не могу её сейчас отпустить. Да мы и так едва латаем имеющиеся дыры!
- Павел Владимирович, путёвка подвернулась горячая. Цена – огонь, полную стоимость мне никак не потянуть. Знаете же наши зарплаты. А я так давно никуда не ездила! Да и не отдыхала толком ещё с войны.
- Я всё понимаю, но и вы поставьте себя на моё место. Гордеев – на больничном. И нужно смотреть правде в глаза: после инфаркта он вряд ли выйдет в ближайший месяц, а то и два или даже дольше. Загребнюк с понедельника – в плановом отпуске и, насколько я знаю, уехал из города. Как я вас отпущу? А работать кто будет?
- Так я ж всего на десять дней прошу. Пожарская, Лазаренко – надеюсь, как-то подстрахуют. Ну войдите в моё положение… Такой шанс раз в жизни выпадает.
Легко сказать! Разумом я понимаю, что по-человечески должен её отпустить: всю войну Любовь Михайловна отстояла в госпитале в операционной, её муж и единственный сын погибли на фронте. Не могу я ей отказать! Кому, если не ей, делать исключение?
Просматриваю график дежурств на ближайший месяц, прикидываю, реально ли организовать замены. Тяжко, но как-то выкрутимся.
- Вы меня под монастырь подводите. Прикажете поселиться в отделении и отдуваться за всех?
Нехотя подписываю заявление. Любовь Михайловна расплывается в улыбке, благодарит и торопится уйти.
А я кручу злополучный график, ставлю стрелки, кого куда можно переместить, и ругаюсь.
Нужно учиться быть твёрже. Заведующий должен уметь отказывать. Человеческий фактор, конечно, важен. Но я, в первую очередь, должен заботиться о работе отделения. И если входить в положение каждого, если учитывать все былые заслуги, то ничего хорошего из этого не получится… Работать мы должны здесь и сейчас.
С огромным трудом перекраиваю и составляю новый график. Не всё получается, приходится обратиться за помощью к Миле, которая оптимизирует мои передвижки так, чтобы люди имели возможность хоть немного отдыхать между дежурствами.
Звоню Львовскому и напоминаю ему, что две ставки врачей до сих пор у нас не закрыты. Он обещал нам кого-то
