(Не) чужой ребёнок - Аля Морейно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня нет другого выхода – мне нужно кормить ребёнка и откладывать на операцию с последующей реабилитацией… Понимаю, что рискую, но когда получаю второй отказ от благотворительного фонда за последние несколько месяцев, мысленно посылаю заведующего с его угрозами в пеший эротический тур.
- Гальченко, рассказывайте, как ваше самочувствие, – осматриваю шов, который обрабатывает медсестра. – Шов в полном порядке.
- Да на мне всё заживает как на собаке! Мне ещё в госпитале, когда я с ранением лежал, говорили об этом. Но уверен: тут ещё ваши лёгкие ручки постарались, – мужчина хохочет.
- Вот и отлично. Завтра снимем швы и можно выписывать.
- А вы завтра будете на работе?
- Нет, но выписку я заранее приготовлю, проблем с этим не возникнет.
Медсестра, закончив перевязку и получив в карман “благодарность”, выходит из палаты, дребезжа тележкой с инструментами и материалами, а я задерживаюсь на несколько минут, чтобы обсудить с пациентом детали выписки.
- Выздоравливайте, Гальченко. И не вздумайте нарушать диету, – скептически осматриваю содержимое его тумбочки, на которой лежат запрещённые ему апельсины. – Я в выписке вам всё распишу.
Мужчина приподнимается, я прослеживаю глазами, как он вытаскивает из ящика тумбочки конверт и опускает его в карман моей формы. Стандартное действие в связи с последними событиями каждый раз вызывает у меня волнение.
- Спасибо, – говорю коротко и разворачиваюсь, чтобы уйти.
Но обмираю, увидев приоткрытую дверь и стоящего за ней заведующего.
- Елизавета Васильевна, зайдите в мой кабинет, – резко произносит он и исчезает из поля зрения.
Как я могла так проколоться? Почему по привычке не убедилась, что дверь закрыта и никто меня не видит? Что теперь будет? Павел с радостью уволит меня, чтобы не мозолила глаза? Как глупо подставилась… А ведь я потеряю не только работу и доходы, но и общежитие, которое выделил мне Львовский от больницы.
Два десятка метров до кабинета заведующего кажутся непреодолимым марафоном. Не хочу туда идти! Не хочу слушать, что этот человек будет мне говорить. Я ни в чём не виновата! Я не вымогала ни у кого никаких денег!
Боже, да с чего он вообще взял, что в конверте были деньги, а не любовная записка? Может, выбросить улику по дороге и пусть докажет, что этот конверт ему не привиделся?
Кажется, я всю жизнь оказываюсь не в то время не в том месте. Что за тотальное невезение меня преследует?
Стоя перед кабинетом, считаю до десяти, чтобы немного успокоиться. Не помогает. Считаю снова и снова… Только подношу руку, чтобы постучать, как дверь открывается.
- Ты долго там стоять собираешься?
Павел видит сквозь двери? Экстрасенс чёртов…
Нерешительно вхожу. Надо бы выпрямить спину, задрать голову и поднять подбородок повыше, заглянуть с вызовом в его глаза… Но вместо этого я внутренне съёживаюсь и обхватываю себя руками. Мне очень страшно и обидно. Мне так нужно, чтобы кто-то за меня заступился и поддержал… Я устала барахтаться в одиночку и не готова отбиваться от того, кто должен был бы нас с Ваней защищать.
- И что мне с тобой делать, Лизавета?
Ну нет, плакать и просить прощения у него я не буду. Скребу по сусекам, собирая всю свою внутреннюю наглость.
- А в чём дело? – заявляю резко и наконец задираю подбородок вверх.
- Вот только не надо, – кривится. – Я видел, как пациент положил тебе в карман деньги. Или ты будешь утверждать, что у меня галлюцинации?
- Я буду утверждать, что у вас, Павел Владимирович, очень богатая фантазия. Вы видели, что больной положил мне в карман именно деньги?
- Так очевидно же, что именно деньги лежат в том конверте.
- Кому очевидно? Вы не допускаете, например, что это – любовное послание? Я – молодая и красивая женщина. Свободная вдобавок. Имею полное право флиртовать с мужчинами!
Да! Именно так: я – красавица, от которой все мужчины без ума. И он, между прочим, тоже когда-то был. Но почему-то променял меня на какую-то девку, а потом предал своего сына. Воспоминания подогревают злость.
- И ты готова показать мне содержимое конверта? – продолжает настаивать на своём, пытаясь загнать меня в угол.
На какое-то мгновение меня охватывает паника, но я быстро беру себя в руки. Ещё чего! С какой стати я должна показывать ему содержимое карманов? Он что, полицейский? Нетушки, я не сдамся!
- А у вас есть ордер на обыск и соответствующие полномочия? Что-то я не припомню, чтобы в должностных инструкциях заведующего отделением что-то об этом было прописано. А без ордера – увы и ах, не имеете права что-то требовать.
Забавно видеть, как его лицо вытягивается от удивления. А что он думал? Что я – овца, которая тут же явится к нему с повинной? Ага, и верёвку на шею себе накинет… Нет-нет, я ещё пожить хочу.
- Лиза, ну что ты устраиваешь балаган? Я же пытаюсь решить проблему по-нормальному, – выдаёт устало.
Интересно, какой смысл он вкладывает в свои слова? “По-нормальному” – значит сдать меня полиции или вынудить написать заявление об уходе? Только очень уж всё это походит на банальный шантаж. А с шантажистом договариваться – себе дороже.
- По-нормальному – это в соответствии с законом, – меня несёт всё дальше. – А по закону у нас презумпция невиновности. Это означает, что раз у вас нет доказательств, то вы ничего не можете мне предъявить. Короче, не пойман – не вор. А чистосердечное признание я писать не намерена. Потому как сознаваться мне не в чем. Я ни в чём не виновата!
Опускаю руки, наконец-то выпрямляю спину. Ему меня не сломать!
- Лиза!
- Что, Павел Владимирович? – выдавливаю из себя ехидную улыбку.
На самом деле меня внутри по-прежнему потряхивает. Потому что знаю, что он прав. И эти кривляния могут вылезти мне боком – он только сильнее разозлится.
- Не паясничай. Замолчи на минуту и подумай! А если бы на моём месте оказался кто-то другой? Если Львовский или полиция? Если бы этот мужик тебя подставил, как Борисова? Ты вообще думаешь, что делаешь, и чем это может для тебя обернуться?
Звучит так, будто он обо мне заботится и вызвал для промывания мозгов из
