Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна - Том Бауэр

К удивлению Экклстоуна, Чепмен на гонке в Лонг-Бич тоже попытался обойти это правило — только слишком уж очевидным путём. Новый «лотус» был оснащён двойным шасси с телескопической подвеской, которая позволяла менять дорожный просвет в зависимости от скорости. Чепмен заявлял, что эта революционная конструкция полностью соответствует правилу: все элементы, влияющие на аэродинамику автомобиля, должны быть неподвижными. Экклстоун пришёл в бешенство. Во-первых, Чепмен оказался хитрее Мюррея, а во-вторых, у «Лотуса» теперь не осталось конкурентов. Единственный шанс заключался в том, чтобы подать коллективный протест и убедить Балестра: «Лотус» нарушает регламент.

В ответ на негодование Чепмена Экклстоун невозмутимо заявил, что правила есть правила. Балестр не стал возражать и тут же объявил новый «лотус» вне закона. Это удивило многих — но не Экклстоуна. После того самого завтрака в «Крийоне» они пришли к соглашению: президент ФИА может по-прежнему купаться в роскоши, но взамен станет благожелательнее относиться ко всем начинаниям своего нового союзника.

Нельсон Пике на «Брэбхэме» с секретным нововведением пришёл в той гонке третьим. Через месяц, пока конкуренты гадали, как же Мюррею удалось добиться такого прогресса, бразилец победил в Аргентине. Наконец, в середине сезона секрет был раскрыт, но поздно — «Брэбхэм» вырвался в лидеры.

Пользуясь благосклонностью Балестра, Экклстоун убедил того не запрещать изобретение Мюррея, а позволить остальным командам его воспроизвести. К тому моменту Чепмен подал сразу несколько дорогостоящих апелляций без всяких шансов на успех. Все понимали, что ФИА, прикрываясь техническим регламентом, принимает удобные ей решения. Экклстоун любил вспоминать, как Кена Тиррела однажды поймали в тот момент, когда он засыпал дробь в бак, чтобы утяжелить машину, и пригрозили снятием очков и трибуналом ФИА. Тиррел сначала тоже хотел подавать апелляцию, но в итоге последовал совету Экклстоуна: «Тебя поимели. Смирись». Чепмен же не пожелал мириться с бутафорским «правосудием» ФИА и, с головой уйдя в протесты, позволил Экклстоуну закрепить свои позиции во главе «Формулы-1».

На пит-лейн Экклстоун всегда появлялся с чёрным портфелем (по слухам, набитым деньгами) и вечно куда-то спешил или был чем-то недоволен. Утверждали, будто бы он никогда не забывает нанесённую обиду, на что сам Берни пренебрежительно бросил: «Нечего прятаться. Пусть говорят в открытую». Он носил дорогие итальянские туфли и костюмы, сшитые на заказ, а аккуратно расчёсанная чёлка чуть выше тёмных очков подчёркивала глубокие морщины на щеках. В журнале как-то написали: «Щеголеватый и проворный — словно до сих пор торгует подержанными машинами, — он нежно похлопывает по корпусу своего „Брэбхэма“, а потом с видом привередливого кондитера вытирает руки». Ещё одна газета упоминала, что мрачная атмосфера в боксах может быть вызвана всеобщим страхом перед стареющим мультимиллионером. Решение провести последнюю гонку сезона 17 октября возле казино «Сизарс-пэлас» в Лас-Вегасе вполне соответствовало его имиджу.

Нельсону Пике оставалось сделать последний шаг к званию чемпиона. Владельцы казино пообещали, что старт и финиш будут расположены у входа в отель «Белладжио» Стива Уинна, а трасса пройдёт по знаменитому Стрипу{11}. Все переговоры вёл сын основателя «Сизарс-пэлас» Билли Уайнбергер. Он приветствовал Экклстоуна в своём отеле и повёл на встречу с советом директоров, который собрался в тёмном подземном бункере, защищённом от любого прослушивания, бомб и пуль.

Стоя рядом с Экклстоуном, Уайнбергер объявил:

— Послушайте, Берни приехал устроить у нас гонку, от которой городу будет много пользы. Вопросы есть? — Последовал какой-то тривиальный вопрос, после чего Уайнбергер заключил: — Вот и хорошо.

Экклстоун получил солидную сумму за то, что привёз в Лас-Вегас мероприятие, которое привлечёт в казино толпы посетителей. Однако перед стартом его терзали мрачные предчувствия. Трасса была проложена по территории парковки «Сизарс-пэлас». Кругом простиралась раскалённая пустыня Невада, билетов продали мало, а американское телевидение не проявило ни малейшего интереса. Правда, сама гонка удалась. Полуживой Пике, чуть ли не теряя сознание, сумел-таки опередить Карлоса Ройтеманна и впервые стал чемпионом. У Экклстоуна были все причины порадоваться за своего пилота и конструктора, однако вместо этого он уехал ещё до конца гонки.

«Он просто делал свою работу», — заявил Экклстоун позднее. Поднимаясь вместе с Пике на свой этаж отеля, он выдавил:

— Твоя победа сильно облегчит нам жизнь, — и был таков.

Пике не стал расстраиваться. Он знал, что Экклстоун не любит «звёзд» среди сотрудников. По поводу отсутствия босса на праздничной вечеринке бразилец тоже не переживал. У него было с кем отметить успех. Экклстоун же с Мосли тем вечером ввязались в игру по-крупному с какими-то китайцами.

— Давай пополам, — предложил Экклстоун.

— Мне это не по карману, — отозвался Мосли.

На протяжении последующих трёх часов Экклстоун всё мрачнел и мрачнел, в итоге проиграв 100 тысяч долларов.

Победа Пике придала Экклстоуну сил для борьбы с оппозицией. «Нужно держаться вместе, иначе через два года нас здесь не будет», — укорял он тех, чьи дрязги и склоки провоцировали мрачные публикации в газетах. Пилотов он винил в наплевательском отношении к жизни: «Думают, они ангелы, — жаловался Экклстоун, — а на самом деле получают больше, чем нужно, прячутся от налогов, заботятся только о себе. Разобьют за сезон четыре машины, сожгут пятьдесят двигателей, а потом разрывают контракт, и всё. Я давно перестал гордиться, что когда-то был пилотом».

Он предлагал ограничить право гонщиков вести переговоры с разными командами. Альтернативой было требовать серьёзную компенсацию за разрыв контракта и тем самым затруднить смену команды — как в футболе. Руководство команд и Балестр без лишних споров выбрали вариант, предложенный Экклстоуном. Новые правила были опубликованы в январе 1982 года, незадолго до первой гонки сезона — Гран-при Южной Африки.

Пилоты стали возмущаться. Перед первой тренировочной сессией Экклстоун услышал: Ники Лауда, которого Рон Деннис уговорил вернуться, угрожает забастовкой. Лауда кричал, что Экклстоун ведёт себя словно какой-то мафиози: будто бы всякий, кто его обманет, уже «труп», а все оппоненты давно «на кладбище». «Не бойтесь его», — увещевал Лауда.

Пике был против предложенной австрийцем забастовки — но только до встречи с Экклстоуном в гостинице «Ранчо». Они повздорили, поскольку Экклстоуну не нравился длящийся уже полтора года роман Пике с его секретаршей Энн Джонс.

— Не сядешь завтра в восемь утра за руль — ноги твоей не будет в моей команде, — заявил Экклстоун.

— Вечно всё должно быть по-твоему, — взорвался Пике и присоединился к забастовке.

На следующее утро в семь часов Лауда ждал пилотов возле автодрома «Кьялами». Не пуская их внутрь, он усадил всех в автобус и сказал водителю: «Поехали в какой-нибудь отель — чем дальше, тем лучше». Пилот «Феррари» Дидье Пирони остался вести переговоры.

Лауда не собирался недооценивать решимость Экклстоуна. Недавно они летели в Сильверстоун на вертолёте и угодили в сильный туман.

— Нужно возвращаться, — сказал Лауда. — Мы не сядем.

— Летим назад, — поддержал его пилот.

— Всё будет нормально, — сказал Экклстоун. — Приземляйся.

Под давлением Экклстоуна пилот пошёл на снижение. Лауда побелел от страха. Такой же страх испытывал и Пике: он в Бельгии отказался ехать на переднем сиденье машины, когда за руль сел Экклстоун. «С ним просто опасно быть рядом», — жаловался бразилец.

Лауда не спорил, хотя недавно сам видел, как Берни проявил слабость, попав в Бекслихите под машину. Несгибаемый Экклстоун был надломлен. Поднимаясь с асфальта, он весь дрожал. Словом, кто бы ни победил в их южноафриканской схватке, проигравший будет вне себя от гнева — никаких затаённых обид.

Первые четыре часа собравшихся в банкетном зале отеля «Саннисайд парк» развлекал игрой на пианино пилот «Лотуса» Элио де Анджелис. Постепенно гонщиками овладело беспокойство.

— Нельсон, придумай что-нибудь, — попросил Лауда Нельсона Пике, чтобы не допустить возвращения на «Кьялами».

Бразилец спустил штаны и крикнул:

— Пусть Берни лижет мне зад — я всё равно не вернусь!

Де Анджелис заиграл какой-то бравый мотивчик, и воинственный дух был восстановлен.

Экклстоун попытался прекратить забастовку с помощью местных властей. Заметив, что к отелю подъехала полиция, Лауда велел придвинуть к двери пианино. Противостояние длилось всю ночь.

На автодроме Экклстоун сыпал ругательствами в адрес «проклятых кретинов», которых ничего не стоит заменить другими пилотами, рангом пониже. «И тогда, — бушевал он, — эти мошенники, эти бастующие примадонны могут до скончания века сидеть в своих собственных самолётах, складывать в столбик нолики в безумных контрактах — если они, конечно, считать умеют — и думать, как же им повезло».