Древний Китай. Том 3: Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.) - Леонид Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В данном случае усилиями Чжан И, который помог развалить (правда, и без того зиждившийся на очень непрочной основе и готовый рухнуть) антициньский союз хэцзун, на передний план далеко не случайно вышел второй вариант. Резкий разрыв между отвлеченными стратегическими интересами и конкретными сиюминутными целями соперничающих друг с другом правителей при искусной неторопливой политике правителей Цинь и умелой дипломатии деятелей вроде Чжан И определил весь дальнейший ход развития древнекитайской истории, обозначив в конце IV в. до н. э. итоги периода Чжаньго и всей долгой эпохи Чжоу. III век до н. э. был лишь логическим и уже безальтернативным вариантом историко-дипломатических и военных действий. Время сомнений, колебаний и убеждений осталось в прошлом. Впереди было лишь несколько десятилетий реализации того преимущества, которого добилось царство Цинь.
Последнее, о чем следует сказать в связи с деятельностью Чжан И по разрушению антициньского союза, так это о проблеме Чу. Дело в том, что существует достаточно прочное представление (и я отдал ему в свое время дань), что Чжан И в противовес союзу хэцзун пытался создать аналогичный ему горизонтальный союз царств ляньхэн во главе с Цинь против южного Чу. Намеки на это многократно встречаются у Сыма Цяня, но прямых утверждений нет[85].
Откуда же возникла версия об античуском характере всей деятельности Чжан И, которая обычно связывается с попыткой противопоставить союзу хэцзун союз ляньхэн? Известно, что за нанесенную ему лично обиду Чжан И наказал царство Чу. Но приняв это во внимание, мы все же не обнаруживаем в текстах реальных следов сколько-нибудь заметного античуского союза.
Более того, ни один из заметных чуских политических деятелей не воспринимал сложившуюся уже на рубеже IV–III вв. до н. э. ситуацию как борьбу Чу за гегемонию в Поднебесной, как противостояние Чу всем остальным соперничающим с ним царствам, как время, когда Чу следовало бы проявить себя. Достаточно ознакомиться с 40-й главой труда Сыма Цяня, чтобы убедиться в этом. К тому же в Чу, как и в других царствах, существовал страх перед Цинь, равно как и опасение, что хитрые интриги со стороны этого царства могут повредить Чу. В этой связи стоит заметить, что в критические для Чу моменты, когда Чжан И, что называется, внаглую обманывал правителя Чу, советники этого правителя, как, например, Чэнь Чжэнь, пытались предотвратить унижение Чу и разрыв с Ци ради иллюзорных 600 ли территории, которые были обещаны Чжан И за сближение с Цинь и которых чуский ван, резко порвав с Ци, так никогда и не получил [Сыма Цянь, гл. 70; Вяткин, т. VII, с. 126–127].
Политико-дипломатические усилия и успехи Цинь на рубеже IV–III вв. и в начале III в. до н. э
Помимо Чжан И и братьев Су на политико-дипломатической арене в разных царствах действовали и иные представители уже весьма развившегося в то время искусства умело продуманной политики, дипломатической интриги. В первой главе упоминалось, что, когда Цинь, намереваясь напасть на Хань, попросило предоставить ему проход через Чжоу, политически окончательно утративший сколько-нибудь солидную значимость сын Неба Нань-ван оказался перед выбором: помочь Цинь — нажить врага в лице Хань, не сделать этого — получить могущественного недруга в лице Цинь. Учитывая эту сложность, его советник Ши Янь предложил разыграть комбинацию, суть которой сводилась к тому, чтобы ханьского вана заверить в том, что Цинь имеет союзника в лице соседней с ним восточночжоуской части домена. И если Хань, отдав часть своей территории восточночжоускому государственному новообразованию, одновременно пошлет заложника в Чу, царство Цинь перестанет доверять своему восточночжоускому союзнику и передумает нападать без такой поддержки на Хань. Из текста неясно, чем кончилась эта интрига, к которой приложил руку и служивший в то время у Нань-вана Су Дай, но факт остается фактом: с легкой руки Су Циня и Чжан И интриги такого рода стали чем-то вроде нормы обычной политико-дипломатической хитрости.
Правда, уже в первой главе высказывалось соображение по поводу того, что уловки такого рода часто были слишком прямолинейны, точнее, даже однолинейны, что они, как правило, не учитывали вариантов или принимали во внимание лишь очевидные альтернативы (согласится — будем действовать так-то, откажет — так-то), а это, логически рассуждая, должно было превращать их в ничто при любом ином повороте дела. Но как бы то ни было, накопившийся за века периода Чуньцю солидный опыт искусства политической интриги делал свои успешные шаги в новых условиях периода Чжаньго, причем именно эти шаги, постепенно обретая все больший простор для полезных новаций, легли со временем как в классические древнекитайские стратагемы, так и в теорию уже упоминавшейся военной хитрости, не утратившей своей роли и в наши дни. Вот один из конкретных примеров хитрого маневра в безнадежной на первый взгляд ситуации. Имеется в виду хорошо известная история с западночжоускими треножниками, которые на рубеже IV–III вв. интересовали уже многих.
Этот рассказ, помещенный в «Чжаньго-цэ», переведен на русский К.В. Васильевым (1968, с. 193–197) (см. также [Crump, 1970, фрагм. 20, с. 37–38]). Суть его сводится к тому, что царство Цинь, желая овладеть сосудами, подготовилось к нападению на Чжоу. Обеспокоенный этим чжоуский правитель прибег к совету Янь Люя, который предложил апеллировать за помощью к отдаленному царству Ци, обещав за это треножники ему. Ци послало на помощь большую армию, и Цинь отказалось от своего намерения. Но теперь Ци потребовало от сына Неба обещанных треножников. Тогда Янь Люй отправился в Ци и сказал правителю этого царства, что Чжоу очень благодарно за помощь и готово отдать Ци все девять священных треножников. Проблема лишь в том, что они очень тяжелы и поэтому неясно, как и по какой дороге их везти. Если через Лян (т. е. Вэй), то есть основания опасаться, что треножники там и останутся, ибо вэйский правитель давно хотел завладеть ими. То же самое, если везти через Чу. А ведь помимо прочего, треножники очень тяжелы. Нужны тысячи людей, чтобы перемещать их. Словом, циский правитель понял, что его просто надули, и прекратил разговор.
Этот рассказ, независимо от того, соответствует ли он реальности или выдуман, что далеко не исключено, ставит своей целью показать одну из форм ловких политико-дипломатических уверток, с помощью которых слабые гоударственные образования в жестокой борьбе сильных не только продолжали существовать, но и сохраняли свое достоинство. Это было очень важно, в частности, для домена сына Неба, но имело значение и для остальных. Правда, в конце Чжаньго таких возможностей для слабых царств оставалось все меньше. Они одно за другим теряли свои позиции и либо деградировали, либо уничтожались, о чем уже шла речь в первой главе. Но семеро сильных и после смерти Су Циня и Чжан И продолжали активно бороться друг с другом, прибегая время от времени к различным хитростям или сложным интригам. Больше всего в этом деле преуспели политики и дипломаты царства Цинь, причем в основном из числа пришлых ши, которым это царство обычно широко раскрывало двери.
Несколько биографических по своему характеру глав труда Сыма Цяня посвящено описанию этой борьбы как бы с позиции Цинь. В них говорится о циньских деятелях, а также о различных военных, политических и дипломатических взаимоотношениях Цинь с соседями. В ходе этих взаимоотношений сражения как таковые, даже самые жестокие и кровопролитные, описаны обычно очень немногословно, что весьма контрастирует с тем, как то было в текстах «Цзо-чжуань» по отношению к ряду знаменитых битв периода Чуньцю. Вообще из текстов Сыма Цяня и вторящих им рассказов «Чжаньго-цэ» создается вполне оправданное впечатление, что для читателей, интересующихся событиями периода Чжаньго, было гораздо важнее узнать не про детали и диспозиции сражений, не про подвиги и боевые успехи, а про то, каким образом те либо иные политики и военачальники умели сделать так, чтобы победа сама упала им в руки. Вот на это и стоит обратить специальное внимание.
В 71-й главе рассказывается о двух циньских военачальниках и ся-нах (они были сянами одновременно) Чу Ли-цзы и Гань Мао. Первый из них был братом циньского Хуэй-вана и лишь после того, как он сумел одержать ряд важных побед над соседями, включая сильных Чжао и Чу, ему было пожаловано владение и дан титул Янь-цзюня. При У-ване в 309 г. до н. э. он был назначен одним из двух сянов. А когда в 306 г. до н. э. он попытался было достичь военного успеха в Пу, на границе Малого и Большого Вэй, некий Ху Янь по просьбе руководителя обороны города сумел убедить его, что победа будет невыгодна Цинь, ибо станет способствовать усилению Вэй, которое после падения Пу сумеет присоединить к себе Малое Вэй. Из текста довольно пространного рассуждения на эту тему неясно, почему Чу Ли-цзы, снарядивший поход на Пу, вопрос о продолжении похода решал по совету неизвестного ему лица. Непонятно, почему слова Ху Яня так подействовали на испытанного воина, явно знавшего, зачем он шел на Пу, что он отказался от своего первоначального намерения. Существует предположение, что здесь сыграла свою роль взятка в 300 цзиней золота [Вяткин, т. VII, с. 345–346, примеч. 9]. Но у Сыма Цяня нет и речи об этом, не говоря уже о том, что размер предполагаемой взятки ничтожен, если принять во внимание всю ситуацию в целом, все то, что было поставлено на карту. Однако факт остается фактом: поход был приостановлен (за что 300 цзиней золота получил от руководителя обороны Пу ловкий Ху Янь), а через несколько лет после этой неудачи, в 300 г. до н. э., Чу Ли-цзы умер [там же, с. 144].