Бандит - Юлия Латынина

— Всем лечь, — заорал он, — ну! Носом в пол, жопой к небу!

Ошарашенные сотрудники фирмы, вышедшие покурить в коридор, первыми исполнили требуемое.

— Шерстяные тоже!

Валерий оглянулся. Юрий Сергеевич все так же стоял на пороге своего кабинета, и глаза его были полны ужаса и тоски. Валерий схватил его за шиворот, ствол пистолета уткнулся в затылок бизнесмену: — Кто пошевелится — ему крышка!

Но никто не шелохнулся, кроме самого Юрия Сергеевича, который подогнул ноги и сделал попытку свалиться на пол.

— Стоять, — сказал Валерий.

Юрий Сергеевич застыл в чрезвычайно неудобном положении, слабо согласовывавшемся с законом Ньютона. Валерий оглянулся и впихнул его в случившийся рядом кабинет. Тот был почти пуст, если не считать одинокой полной женщины в синей кофточке, которая замерла у выхода в коридор, перепуганная поднявшимся шумом. На столе булькал и волновался покинутый электрический чайник, и там же красовалось несколько пирожных эклер, которыми сотрудники намеревались подкрепиться. По случаю летней жары окна в кабинете были распахнуты. Внизу, справа от входа, стояла черная «Волга» Юрия Сергеевича со скучающим водителем внутри. Из «Волги» доносилась громкая музыка.

Валерий бросил Иванцова на пол, как кусок баранины, вскочил на подоконник и спрыгнул на землю. Водитель в «Волге» впервые обратил внимание на происходящее и задрал голову кверху. Валерий подскочил к машине, рванул дверцу на себя и выволок водителя наружу.

— Ты чо, бля? — заорал водитель, влетая задом в кусты, украшавшие середину клумбы.

Валерий захлопнул дверцу. В следующую секунду «Волга» сорвалась с места, вылетела из подворотни на бульвар, подрезав при этом желтенькую «пятерку», и полетела вниз, к набережной.

— Черная «Волга» под номером 18-27 МНЮ, задержать! — орал в рацию опамятовавшийся Миклошин.

Валерий меж тем доехал до пустынного, однако снабженного светофором перекрестка. Впереди загорелся красный свет. Валерий примерился и без спешки, основательно, въехал в багажник затормозивших перед ним «Жигулей». Послышался треск и скрип, на мостовую полетели осколки разбитого подфарника. Владелец «Жигулей» выскочил из машины и с бранью кинулся к Валерию. Тот тоже выпрыгнул вон, отпихнул ни в чем не повинного хозяина в сторону, пересел за руль «Жигулей» и был таков. Растерянный владелец «Жигулей» сначала побродил вокруг черной «Волги», а потом, вздыхая, взгромоздился за руль и поехал по белу свету в поисках ближайшего гаишника. Ему не пришлось искать долго: через пять минут, мигая и свистя, белый милицейский «Мерседес» прижал его к обочине. Из «мерса» выскочили, трое людей, вооруженных автоматами. Один из них выворотил водительскую дверцу, а другой схватил невинного частника за шиворот и швырнул на асфальт.

— Ай-ай-ай! — заорал частник, понимая, что с ним происходит крупное и очень неприятное недоразумение. Тут милицейский внушительный сапог врезал ему по яйцам, и частник заорал еще отчаянней.

Прошло двадцать минут, прежде чем невинный владелец «Жигулей», доставленный в ближайший участок, смог доказать ментам, что он не является Валерием Нестеренко, а также его родственником, соучастником, поручителем, знакомым или любовником, и прежде чем все посты ГАИ получили новую ориентировку, — не на черную «Волгу» 18-27 МНЮ, а на синюю «пятерку» с повреждениями в задней части и под номером 47-53 МКО.

К этому времени разыскивать «пятерку» было поздно. Она мирно отдыхала от трудовой вахты в полупустом московском дворе, а Валерий мчался по Кольцу на стареньком «Москвиче», стоявшем в соседнем переулке и по ветхости даже не поставленном хозяевами на охрану.

Миклошин во дворе гавкал команды по рации, пока не сорвал глотку и не сел кулем прямо на клумбу.

Миклошин был взбешен. Шерхан кинул его, словно лоха — его, Андрея Николаевича Миклошина! Шерхан изобразил дело так, будто надо завалить какую-то сявку, кооператора, отказавшегося платить самому Шерхану, «шестерку», лоха, фраера, — словом, обычного советского гражданина, чьи конфликты с законом не простираются дальше уведенного со стройки унитаза, и то оплаченного в жидкой валюте.

Здрасьте! Ничего себе кооператор! Это откуда у рядового советского кооператора «глок»? Это в каком таком универсаме рядовой советский кооператор покупает не «ТТ», не «макар», а шикарный хромированный австрийский «глок»?

Дело было яснее ясного. За две с половиной тысячи баксов Шерхан хотел справиться с крупным конкурентом — авторитетом, а то и подручным какого-нибудь вора… И он, Миклошин, купился на это за две с половиной штуки! Да за такое дело и двадцати тысяч мало!

Ни совести, ни стыда нет у этого уголовника! Так подставлять людей!

Миклошин со страхом ощупал запрятанную глубоко за пазуху тряпочку — в тряпочке лежал «мокрый» «ТТ». Черт возьми! А если бы этот «кооператор» угрохал его, Миклошина? Или ранил? Миклошин представил себе, как его везут в Склиф и изымают там неучтенный ствол… Это за чей бы счет родная ментовка раскрывала тогда висяки?

Юрий Сергеевич меж тем молча сидел в своем кабинете, утешаемый опером. Сотрудники фирмы набились в коридор, возбужденно гудя. — Я же всегда говорил, что он урка, — кричал молоденький парень в светлом пиджаке, — а вы — ссуды! Зона по таким плачет!

— Вы видели, какой у него пистолет был? — со смаком пояснял другой сотрудник, проведший два года военной службы, играя в духовом оркестре.

— Не «Макаров» и не «ТТ», а пистолет Стечкина — самая жуткая штука. Их только «Альфе» дают…

Шакуров постоял-постоял в коридоре, подождал, пока опер покинул кабинет, и вернулся к Юрию Сергеевичу.

— Юрий Сергеевич, — сказал он, — что это? Как вы могли?

— Молчи, Саша.

— Нет, я не замолчу! — Они украли моего сына. Они убьют его, если Нестеренко не арестуют.

— Кто они?

— Кто-кто? Или не знаешь, кто? Или не знаешь, кто к тебе приходил? Кого твой Валерий катал с ветерком в морозилке?

— Но вы же им не платите, — сказал Шакуров.

— У вас же зять в КГБ.

— Нету больше КГБ! Реорганизовали! Ты что, этого не знал?

— Знал и очень рад.

— Ну и дурак, что рад! Это нас с тобой касается, а не диссидентов! Понимаешь, в стране была организация, которая знала все про организованную преступность! И теперь ее нету! Ее три раза реорганизовывали! Ее разгромили! Ты думаешь, что теперь будет? Кому такая реорганизация была выгодна? А?

— Но Нестеренко…

— Ты со мной работаешь или нет?

Шакуров побледнел.

— Если ты со мной работаешь, чтобы я больше от тебя этой фамилии не слышал. Понял?

— Да, — еле слышно сказал Шакуров.

Дверь кабинета раскрылась, и Шакуров, оглянувшись, увидел на пороге невзрачного человека в сером плаще, с лицом вытянутым, как телефонная трубка.

— Следователь Московской прокуратуры Миклошин, — представился тот.

И, повернув голову, стал пристально разглядывать Шакурова.

Глаза Иванцова забегали. Он вдруг ясно сообразил, что, коль скоро Шакуров находился в кабинете в момент передачи денег, его надо было объявлять или жертвой Нестеренко, или его сообщником. Посторонним он быть не мог. При посторонних жену не трахают и денег не вымогают.

— Гражданин Шакуров, — сказал следователь, — подождите в коридоре.

Шакуров молча вышел, за ним в коридор шагнули два опера.

— Я не совсем понимаю, — безжалостно продолжал следователь, — почему вас оказалось двое? Когда вы позвонили, вы ничего не говорили про вторую жертву.

Иванцов вздохнул и объяснил: — Мы должны были фирме Александра Шакурова за произведенные поставки. Вчера днем Александр позвонил нам и умолял выплатить деньги завтра. Как раз за час до этого звонка раздался звонок Нестеренко, я заволновался и отказался. Шакуров чуть не заплакал в трубку. В конце концов он сказал, что у него сейчас просто нет наличных, а они ему нужны позарез. Тут я понял, что Нестеренко вымогает деньги и у него. Я позвонил Нестеренко, и тот сказал, что возьмет у меня и мои деньги, и те, которые я должен Шакурову, и последние будут числиться как взнос Шакурова.

Миклошин молча выслушал эту невразумительную историю. Он уже успокоился.

Призрак пистолетного ствола, стоявший десять минут назад у него перед глазами, словно вдавленный во внутреннюю оболочку роговицы, как-то растаял, и Миклошин сообразил, что ничто, собственно, кроме этого ствола, не свидетельствовало о мафиозной сущности Нестеренко. И хотя ствол — аргумент сильный, это аргумент скорее для нервов, чем для ума. Откуда ствол? Нестеренко афганец? Афганец. Мог он его себе на память привезти? Да оттуда, говорят, не то что стволы вывозили — наркоту мешками везли…

Его успокаивала мысль о том, что Нестеренко все-таки не бандит: не дай Бог менту стать между двумя бандитами, потопчут и даже не заметят.

— Шакуров подтвердит, что Нестеренко и у него вымогал деньги? — с усмешкой спросил Миклошин.