Стихотворения - Лев Кобылинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Beauseant
Три обета
В день Марии, в час рассвета рыцарь молодойшепчет строгих три обета Матери святой.
Послушаньем, чистотою Матери служить,со святою Нищетою в браке дружно жить.
Полон рыцарского жара, и не встав с колен,для себя три чудных дара просит он взамен:
слава подвигов святая, вечная любовь,третий дар: «Мне пальму Рая. Матерь, уготовь!»
Вдруг у Девы еле зримо дрогнули уста,словно песня серафима с неба излита.
«Три обета Я приемлю, и воздам стократ,—ты идешь в Святую Землю, не придешь назад.
Слава мира мимолетней этих облаков;что неверней, беззаботней менестреля слов?
Дама сердца перескажет всем дела твоии другому перевяжет перевязь любви.
Ты от вражьего удара примешь смерть в бою.—от меня три чудных дара обретешь в Раю.
Совершая три обета. презрен, нищ и наг,верный Сыну в Царство света возойдешь сквозь мрак!»
Черный орел
Весть ужасная достигладо Италии веселой:«Град священный взят врагами,Магомет попрал Иисуса!»
«Горе Иерусалиму!»и, главы посыпав пеплом,пурпур сбросили прелаты,рыбака святого вспомнив.
Град священный взят врагами,потому что Магометумусульмане лучше служат,чем Иисусу христиане.
И далеко над пустынейслышен хохот Магомета,величание Агари,Измаила ликованье.
«Горе Иерусалиму!»плачут ангелы и люди,как дитя, рыдает папа,пред крестом упав в соборе.
Над священными стенамив полночь, в пятницу страстную,вдруг орел поднялся черный,распластав широко крылья.
Он держал в когтях железныхсемь разящих молний-копий,он вещал громовым гласом:«Горе Иерусалиму!»
Сбросив светлые доспехи,молча, рыцари клянутсявозвратить Святую Землюкровью, потом и слезами.
И в лучах багровых солнца,в тихом плаче, в блеске позднем,от земли восходит к небуочертание Сосуда.
Святой Георгий
Non nobis, Domine! Эй, Beauseant! Вперед!Напор, и дрогнут дети Вавилона…Их стрелы тьмят сиянье небосклона,их тысячи, а мы наперечет.
Да встретит смерть, как Даму, рыцарь храма,благословит кровавые рубцы,за нами море медное Хирама,Иерусалима белые зубцы.
Путь рыцаря — святой и безвозвратный,жизнь — путь греха, но смерть в бою чиста,и ждет за гробом новый подвиг ратныйсогревших кровью дерево Креста.
Чтоб утучнить святую ниву кровьюмы собрались от всех морей и стран,пребудь же нам единственной любовьюсредь вражьих стрел — святой Себастиан.
Смешались кровь и красные шелка,с молитвой брань и с кличем отзвук стона…Вперед… и вдруг незримая Рукаотбросила взревевшего дракона.
Враги бегут… с копьем наперевесих Белый Рыцарь прочь метет в восторге.он вознесен, он блещет, он исчез…— Хвала тебе, хвала, святой Георгий!
Ричард пред Иерусалимом
Душа была безумием палима,Всю ночь он гнал лесного кабана…Деревьев расступается стена,у ног его зубцы Иерусалима.
Священный град почил, как Рыцарь Белый,повергнут мановением Царя;он ждет тебя; холодная заряласкает труп его похолоделый.
В тяжелом сне он горестно затихпод вещими Господними словами:«О сколько раз собрать птенцов Моиххотел я материнскими крылами!
Се дом твой пуст, вместилище пороков!До страшного и горестного дняты не увидишь более меня,о город, избивающий пророков!»
Какой восторг тогда, какая больпроснулась в миг нежданно в сердце львином?И протекла пред верным паладиномвся жизнь твоя погибшая, король!
И вспомнил ты свою смешную славувсе подвиги ненужные свои;как раненый, с коня ты пал на травус росою слив горячих слез ручьи.
Почившего Царя своих мечтанийты в верности вассальной заверял,и простирал сверкающие длани,и рыцарские клятвы повторял.
Какой глагол звучал в душе твоей?И сон какой в тот час тебе приснился?Но до звезды среди лесных ветвейты, как дитя, и плакал и молился.
И пред тобой безгрешною стопоюсогбенный весь под бременем креста,благословляя грешные места,прошел Господь кровавую тропою.
И отпустил тебе твой Бог и браттвои вины, скорбя о сыне блудном.и заповедь о Граде Новом, чудном,тебе земной тогда поведал град.
Ангел гнева
На тех холмах, где Годефруа, Танкредпредстали нам, как горняя дружинаво славу рыцарских и ангельских побед,пылают желтые знамена Саладина.
Король в цепях, на площадях купцына рыцаря, смеясь, меняют мула,от радостного, вражеского гулавселенной содрогаются концы.
Давно не умолкают Miserereна улицах, во храмах, во дворцах,мужи скудеют в ревности и вере,лишь женщины да дети на стенах.
Безгрешные защитники Крестаушли от нас бродить в долинах Рая,и алтаря решетка золотаяна золото монет перелита.
Уж вороны над нами стаей чернойразвернуты, как знамя Сатаны,как дым от жертвы Каина тлетворный,моленья наши пасть осуждены.
На улицах собаки воют жадно,предчувствуя добычу каждый миг,и месяц злой насмешливо, злораднонад городом кривой возносит лик.
Свой кроткий лик от нас сокрыла Дева,и снизошла кровавая росаи оскверненный крест на небесавозносит прочь, сверкая, Ангел гнева.
Вестники
Среди песков рыдает Miserere,со всех сторон, пылая, дышит ад,мы падаем, стеня, за рядом ряд,и дрогнул дух в железном тамплиере.
Лукав, как демон, черный проводник.к своим следам мы возвращались дважды,кровь конская не утоляет жажды,растущей каждый час и каждый миг.
В безветрии хоругви и знаменаповисли, как пред бурей паруса;безмолвно все. ни жалобы ни стона,лишь слезный гимн восходит в небеса.
Господне око жжет и плавит латы,бросает лук испуганный стрелок,и золотые падают прелаты,крестом простерши руки, на песок.
Роскошная палатка королявся сожжена Господними лучами…А там, вдали, тяжелыми мечаминавек опустошенная страна.
Мы ждем конца, вдруг легкая четадвух ласточек, звеня, над нами вьетсяи кличет нас и плачет и смеетсяи вдруг приникла к дереву креста.
И путникам, чей кончен путь земной,воздушный путь до стен Иерусалима,—путь благодатный, радостный, инойвещают два крылатых пилигрима.
Странник («Идет навстречу мне странник…»)
