Рыцарская честь - Роберта Джеллис

— Мне все же кажется, что леди Херефорд права. Мой муж тоже забеспокоился после приезда лорда Херефорда. Я знаю, что гонцы все время скачут от нас в замок Херефорд. Туда и обратно.

— Не думаю, что нам следует обсуждать эти дела, — сухо проговорила Элизабет.

Ли широко открыла невинные глазки семнадцатилетнего ребенка.

— Мы же все здесь друзья. И лорд Сторм не из тех, кто посвящает меня в свои дела.

Хотя леди Херефорд так неудачно ляпнула, а Ли так отчаянно пыталась прикрыть ее оговорку, Элизабет с большим трудом удержалась, чтобы не рассмеяться: невозможно было себе представить женщину более осведомленную в делах мужа, чем Ли, и внешне столь неподходящую на роль серьезного советчика. Ли была осведомлена о всех делах и замыслах лорда Стррма, но, конечно, вовсе не собиралась тут разглашать что-либо ей известное. А она продолжала невинно щебетать, светясь детской чистотой на милом личике:

— А я слышала и мне кажется…

— Леди Сторм, вот мне кажется, что нам не следует обсуждать, что вы слышали в разговорах ваших мужчин, — резко прервала ее Элизабет, подхватывая игру.

— Пусть она расскажет, — это была леди Варвик. — Дальше нас это не пойдет.

Элизабет была всерьез обеспокоена, как и следовало ей по роли, чтобы к сдовам Ли отнеслись со вниманием. Ей самой не пристало молоть всякую чушь, все знали ее как советчицу своего отца и помощницу будущего мужа, зато она могла придать значимость словам Ли, притворно стараясь заставить ее замолчать. Спасибо, выручила леди Варвик, старше ее намного и столь же знатная, которой Элизабет из вежливости не могла помешать открыть дискуссию.

— Это, знаете, мой муж и лорд Херефорд намерены свести старые счеты.

— Старые счеты? — Леди Варвик в силу положения своего мужа не враждовала с королем Стефаном, но чуяла, когда надо ловить момент, и ушки у нее были на макушке.

— Да. Граф Шрюсбери несколько лет назад доставил им немало неприятностей, и они хотят с ним рассчитаться за это, зная, что король не сможет им помешать: они для него слишком сильны. И Шрюсбери больше не в почете, да еще…

— Ли, я до сих пор не показала тебе свое подвенечное платье, — снова прервала ее Элизабет. — Пойдем, пожалуй, посмотрим его, ты ведь обещала мне завтра помочь одеться.

— Чудесно! — Ли сразу вскочила на ноги.

— Но, леди Сторм! — герцогиня Варвик пыталась удержать молодую женщину. — Вы полагаете…

— Простите меня, мадам! — Ли была сама простота. — Я весь день приставала к Элизабет с просьбой показать ее вещи, а она была занята. Не могу отказать себе в таком удовольствии. Я сейчас же вернусь. — И они убежали. Голос и выражения Ли сразу изменились. — Элизабет, ты бы пошла к Херефорду и попросила его укоротить матери язык. Мой Бог, пожилая женщина и говорит такое! Я поговорю с Кэйном обо всем, пусть он что-нибудь подобное скажет и мужчинам, а потом я спущусь и посмотрю, как еще получше замести следы. — Элизабет кивнула ей и повернулась, чтобы уйти. — Элизабет! — Ли задержала ее и отвела глаза. — Роджер ужасен, и ты удручена. Если могу чем помочь, прошу тебя, позволь мне сделать это.

Элизабет, пробормотав слова благодарности, покачала головой. Заварила кашу — будет расхлебывать сама.

Херефорда она отыскала среди играющих в карты.

— Роджер, мне надо с тобой поговорить.

Лицо его напряглось, он сжал зубы.

— Прямо сейчас?

— Пожалуйста!

— Хорошо. Прошу извинить, — повернулся он к игрокам, — дама просит, я повинуюсь.

Он послушно пошел за ней в свою комнату, остановился, отойдя несколько шагов от двери, спросил сухо:

— Чем могу служить, мадам?

— Не хотелось тебя расстраивать, но придется, потому что надо принимать меры.

— Элизабет, если у тебя есть хоть капля совести, не говори мне, что мы оба ошибаемся и ты передумала выходить за меня. Спорить я не стану, просто женюсь на тебе, даже если, как уже говорил, придется тащить тебя к алтарю за волосы.

Слушая его, Элизабет кусала губы.

— Я не такая дура. Речь совсем о другом. Твоя мать рассказала всем женщинам, как таинственно ты говорил ей о грандиозных планах. Мы с Ли повернули дело так, будто ты планируешь набег на Шрюсбери, но если она начнет говорить о твоей встрече с Глостером…

— Ну, бабы! — застонал Херефорд. — Уверяет, что любит меня больше жизни, и сама готовит мне виселицу. Любила бы поменьше, а думала побольше. Кто там был еще?

Элизабет отвернулась, поджав губы. Не так заметно, как Херефорд, но и она была сильно расстроена, поэтому даже мелочи теперь казались ей целой горой.

— Прости, Роджер, тут я виновата, — голос ее дрогнул, она едва не расплакалась. — Мне надо было уследить, но я не сумела. Теперь не знаю. Моя мачеха там была, леди Варвик, леди Ланкастер… — Она закрыла лицо руками. — Еще пять-шесть женщин, не помню. Я ничего не видела и не слышала. Может, мать еще говорила что-то. Это леди Ли заставила меня прислушаться. Я виновата, думала совсем о другом.

— Узнаю тебя. Не надо, не расстраивайся, не стоит того. Сейчас все равно ничего не изменить. Отозвать ее оттуда значит только привлечь к ее словам больше внимания. Завтра… я посмотрю, что можно будет сделать.

Голос его утратил твердость, и у Элизабет вырвалось:

— Иди спать, Роджер, ты худ и бледен, как покойник! — На это он никак не откликнулся, казалось, он вообще ничего не слышит. Она подошла и взяла его за рукав, когда он молча направился обратно в зал. — Роджер, ты спишь на ходу. Очнись, иди и ляг в постель.

— Не поможет, — обреченно отмахнулся он, — я до того устал…

Он остановился. Зря стал жаловаться, у нее хватает своих забот. Не желая того, он снова ее огорчил, его слова прозвучали для нее заслуженным упреком. Она мучительно покраснела; хотя не в привычках Элизабет было каяться, тут ей захотелось признать неправоту в том, что она тогда ему наговорила, и это была первая возможность хоть как-то оправдаться.

— Если те мои слова… они вырвались от стыда и сгоряча, обидели тебя, прости. Я нередко говорю противное, ты знаешь. Но виноват ты сам, — добавила она поспешно, снова заговорив в привычно наставляющей манере. — Всю неделю пытаюсь сказать тебе это, но ты не желаешь слушать. Знай, — выкрикнула она, — если ты страдаешь, ты заслужил это своим упрямством!

Лицо Херефорда стало понемногу оживать; он положил свою руку на ее, которая еще держала его за рукав. Конечно, он не станет разуверять ее в том, что она — причина его печали, хотя это только отчасти правда. Вернейший путь завоевать любовь женщины — показать, что она дороже всего на свете. Херефорда сильно расстроила реакция Элизабет на его любовные призывы, но женщин он знал достаточно хорошо, а потому рассудил, что не стоит всерьез принимать ее гневные слова и что надежда завоевать ее совсем не потеряна. А про себя решил, что главная его беда заключена в болезненной мужской особенности. Он еще ни разу, начиная с двенадцати лет, когда получил первый опыт с девчушкой в поле, не имел такого длительного воздержания, которое переносил очень трудно. Собственно говоря, Элизабет разрешила ему переспать с другой женщиной, но он не настолько глуп и никогда бы не выставил ее на всеобщее посмешище, взяв в постель девку, когда гости съезжаются на свадьбу. Кое-кто может позволить себе такое, но Херефорд, благородный от природы, так бы не сделал, даже если бы не любил Элизабет. Но чувство праведника все же не облегчало его бессонницы, а она — благодатное время для всяческих раздумий. Ощущение тщетности, вытесненное было сидением над планами, вернулось снова, а физическое изнурение на охоте не только не давало сна, а лишь усиливало подавленное настроение.