Рыцарская честь - Роберта Джеллис

— Сейчас, должно быть, шесть. Недавно слышал, как в капелле звонил колокол.

— Молодчина, Гарри. Вот и ступай будить. Он с тобой помягче бывает.

Херефорд сегодня обещал быть помягче со всеми. Он легко проснулся от глубокого сна без всяких видений совершенно освеженным, полежал немного в полудремоте, позволил помочь выбраться из постели и принять ванну. Он лениво сидел, пока его брили и одевали, но при случайном упоминании об одежде Раннулфа вдруг вскочил полуодетый.

— Где Анна? Мне надо поговорить с ней!

— Господи, опять капризы! — проворчал Вильям. — Не тот час, милорд, рано еще!

— Рано — не рано, она мне нужна. Давайте одевайтесь сами, чтобы время не терять. Я быстро схожу. Дай мне ту шкатулку.

— Позвольте пристегнуть перевязи, милорд!

Херефорд разомкнул висевшим у него на шее ключиком шкатулку и стал торопливо перебирать драгоценности. Он извлек перстень с гравировкой герба, который носил отец до того, как получил титул графа Хсре-фордского.

— Давай побыстрее!

— Какой скорый… Если хотите, чтобы держалось на ногах как надо, побыстрее не сделаешь, — ворчал Вильям. — В церковь наденете панталоны мешком?

Херефорд любил одеваться нарядно и, довольный, рассмеялся.

— Все, что чисто и красиво, всем по вкусу и мне мило!

Вильям хохотнул, порадовавшись нормальному настроению господина.

— Дай Бог, чтобы больше не перевязывать. Готово, только постарайтесь нигде не сидеть. Ноги как вырезаны из мрамора. Если испачкаете, умру с горя!

Когда Херефорд появился на женской половине, там поднялся переполох: он редко лично являлся в апартаменты матери. К нему вышла сама леди Херефорд.

— Что это значит, Роджер, ты в своем уме? Через два часа мы должны быть в церкви, а ты посмотри на себя!

— Мне надо видеть Анну, мам.

— Ты что! Мы надеваем два подвенечных платья, думаешь, у нас есть время заниматься твоими глупостями? Нечего тебе дергать сестер. Отправляйся!

— Я совершенно серьезно. Никого не собираюсь дергать. Позволь мне войти.

— Нельзя. Там Элизабет и Анна вместе с ней.

— Господи! Пошли тогда Анну сюда.

— Она не одета.

— Черт с ним, пусть выйдет голая! — нетерпеливо крикнул Роджер. — Что я ей плохого сделаю? Говорю тебе, мне надо передать ей что-то очень важное.

Через минуту вышла Анна, испуганная, в ночной сорочке.

— Что случилось? Раннулф…

— Ничего, дорогая. Не пугайся, все в порядке. — Он взял ее за плечи и внимательно оглядел. — Ну, ему повезло. Ты очень хорошенькая, очень. — Он взял ее лицо руками и сосредоточенно поцеловал в лоб, в оба глаза, в губы. — Послушай меня, родная. Я сделал для тебя все, что было в моих силах, и очень надеюсь, что твоя славная мордашка и добрая душа будут счастливы. Но всякое может случиться даже при самых лучших намерениях.

— Что ты, Роджер? Зачем сейчас говоришь про это?

— Милая моя, сегодня ты перестаешь быть моей, я не смогу дальше о тебе заботиться. Думаю, что мужа я тебе выбрал хорошего, но, Анна… дорогая, я навсегда остаюсь тебе братом и, пока жив, не оставлю тебя без своей защиты. Вот тебе старинное кольцо нашего отца. Никто, кроме меня и мамы, не помнит, что оно на себе несет. Если вдруг… я совсем не хочу тебя пугать, но если Раннулф окажется не тем, каким я его себе представляю, или, не дай Бог, он будет ранен или убит… не надо, детка, такое может случиться, вот тогда ты мне напишешь. Слушай теперь внимательно. Ты напишешь не о том, что случилось. Пиши, что все у тебя хорошо, что ты здорова, спросишь, как наше житье-бытье и все такое, и запечатаешь письмо не печатью мужа, а этим перстнем. Как только я получу письмо с такой печатью, я сразу к тебе приеду. Поняла?

— Да… поняла.

— Только, хорошая моя, будь осторожна. Не потеряй эту безделицу и не ставь печать на другие письма. Перепутаешь — случится большая беда: приду на землю твоего мужа с огнем и мечом. По твоей неосторожности могут погибнуть твой муж, ты сама и я.

Анну затрясло.

— Не надо меня спасать такой ценой, Роджер, я не возьму этот перстень!

— Ну-ну, перестань, Анна, ты же не дурочка, чтобы так все перепутать. — Он снова поцеловал сестру. — Не теряй голову. Если муж напьется и ударит тебя, улаживайте вашу ссору сами. Убеги от него, дай сдачи. Вот только если случится большая беда… и не та, когда в постели мужа окажется другая женщина, нет, когда настоящее горе, тогда приложишь эту печать.

— Ну, какой ты всегда хороший с нами, братик!

— Каким же мне еще быть. — Он прижал ее к себе и потрепал за плечи. — Не горюй, пиши, о чем хочешь, можешь пожаловаться, я или мама всегда тебе поможем советом или делом. Помни, что мы всегда с тобой. Помоги тебе Бог, будь счастлива.

Анна заплакала.

— Ты говоришь так, будто прощаешься навсегда. Я не уезжаю далеко. Ты же будешь приезжать к нам, будешь? Раннулф тоже позволит мне иногда приехать к вам, разве нет?

— Зачем плакать. Лицо распухнет, и твой бедняга муж подумает, что ты его не хочешь. Старайся не огорчать его. Твой дом теперь в замке Раннулфа, помни это, — сказал он твердо и добавил, смягчившись: — Но тебе и твоему мужу всегда будут рады в Херефорде. И я с удовольствием приеду к вам в гости… если Раннулф захочет меня пригласить. Ступай одевайся, хорошая моя, ты продрогла.

Она прильнула к нему всхлипывая.

— Будет, Анна. Мне тоже надо одеваться. Спрячь кольцо хорошенько и никому ни слова про него и про то, что оно означает, ни одной живой душе. Его могут использовать, чтобы заманить меня в западню, это будет стоить мне жизни. Не проговорись. Иди.

К леди Херефорд дочь вернулась в слезах, и та ухаживала за ней с подчеркнутой заботливостью и вниманием. Утешая дочь, она одобрительно наблюдала за будущей невесткой, которая сохраняла спокойствие в переполненной возбужденными женщинами комнате. Элизабет, слегка побледневшая, что, однако, совсем ее не портило, была почти полностью готова. Оставалось еще верхнее блюо. Украшенное жестким золотым шитьем верхнее платье с широченными рукавами могло помяться, и она решила надеть его в самый последний момент. Элизабет сочувственно и внимательно следила за Анной, вплетая в свои толстые черные косы золотые шнуры. Тунику она выбрала из мягкой шерсти кораллового цвета, узкие рукава и высокий воротник сплошь покрывала вышивка золотой нитью. А блюо привел всех в восхищение: это был тяжелый золотистый бархат, густо обшитый узором из дубовых листьев и желудей. Великолепный свадебный убор, который действительно был богатым, удивил всех желтой гаммой — это цвет траура, а весь наряд Элизабет был именно в этих печальных тонах.

Но все шло ей необыкновенно. Туника придавала коже лица теплый оттенок, а золото хорошо сочеталось с блеском ее глаз и толстыми черными косами до колен. На Элизабет только что надели весь наряд, в чем ей помогала Ли, поддерживая своими теплыми руками ледяные руки невесты, когда попросил разрешения войти запыхавшийся паж. Он доставил маленький мешочек мягкой кожи и сложенный лист пергамента лично для леди Элизабет. Она медленно приблизилась, взяла записку, потом мешочек, открыв который, обнаружила золотое ожерелье с рубинами. Все женщины в комнате разом ахнули.