Диомед, сын Тидея. Книга вторая - Андрей Валентинов

Хорошо, когда можно ни о чем не думать – только о войне. О честной войне, правильной войне, благородной войне. Но не выходит – не думать.

Не бывает честной войны...

– ...Поэтому вновь повторяю и приказываю: бить по вождям! По вождям! Безжалостно, беспощадно. Без вождей варвары – просто толпа. Бить! Вырубим деревья – останется трава, а чем гуще трава, тем легче косить!

– А я? А я, дядя Диомед? Мне что делать? Я же теперь лавагет, самый главный, меня Носач назначил! А если я самый главный, ты мне обязательно скажи, что мне делать!

– Ты убьешь Гектора, лавагет Лигерон Пелид!

– Хей-я-я-я! Я убью Гектора! Слышали? Сам дядя Диомед сказал! Сам дядя Диомед!..

– Тидид, извини, но это неправильно! Мы же еще вчера Трою взять могли. Кто же так воюет? Надо нанести удар с левого крыла, где Идские предгорья...

– Угу.

– Да! Меня сам дядя Алким учил, он все про войну знал, и как Фивы брать мне объяснил, и...

– Мудр ты, о Одиссей Лаэртид, муж, преисполненный... Чего это ты там преисполненный, Любимчик?

– А ты-то откуда, дядюшка Терсит? Какими судьбами?

– Не ожидал, хи-хи, племянничек, не ожидал? Критяне подбросили, хи-хи, уважили. А как же иначе, племянничек? Другие, значит, подвиги совершают, добычей весь Калидон завалили, золотишка-серебришка девать некуда, а ты о дяде своем родном даже и не вспомнил. Нет, хи-хи, теперь я своего не упущу!

– Только, дядюшка, смотри – не надорвись.

– Не надорвусь, не надорвусь, хи-хи!

– Ха-ха, дядюшка!

– Э-э-э, брат Диомед, Диомед-родич! Э-э-э-э!

– Нет, брат Фоас, тебе пока в поле делать нечего. Ты своих куретов по всем окрестностям разошли, по горам, по всем стежкам-дорожкам – до самой Иды. Пусть смотрят, пусть обозы перехватывают, пусть режут по ночам!

– Ва-а-ах! Всех перехватим, всех перережем!

Только спустилась с небес розоперстая Эос, следом и Кера явилася с криком зловестным...

А все-таки странный он парень, Эвриал Мекистид, басилей трезенский! Когда тихо, когда нужно таблички с донесениями разбирать и просителей-зануд выслушивать, тосковать начинает. А как в бой – козликом прыгает. Завидно даже! Вот и сейчас...

– Тучка, тучка, дай ответ: кто сегодня Диомед? Если ты не дашь ответ, будет Смуглый Диомед!

Скалит белые зубы басилей трезенский. Ему сегодня Диомедом быть. Так мы и договорились – по очереди, пока одного не ранят. Не ранят или... Нет, просто не ранят!

– Заберу я панцирь твой, Диомед, большой герой! Шлем я тоже заберу и в том шлеме не помру!

Тут уж и я не выдерживаю – хохочу. Смех перед боем – лучшая примета.

...Туман уползает от Скейских ворот. Первые лучи Гелиоса Гиперионида осторожно скользят по сияющей бронзе, по темным плащам, по высоким меховым шапкам.

Вот они!

Там, на Востоке, у Тира и Аскалона, мы били их поодиночке, на выбор. Теперь настал их час. Их, чубатых, усатых, с хитро заплетенными косицами, с лицами, намазанными охрой. Их – варваров.

Азия! Земля Светлых Асов наносит ответный удар.

...А Капанид мрачен. Хоть бы слово сказал с утра! Или со своим Деипилом-толстозадым поругался?

– Вот чего, Тидид! Ты мне отдельный отряд не давай. С Эвриалом пойду, на твоей колеснице...

Ну вот, сказал, называется! И хромает больше обычного, сильно его все-таки под Аскалоном подрезали.

...А толпища уже валит вниз, к желтой ленте Скамандра, неисчислимая, необозримая. Уже слышен многоголосый крик, разноголосый вой. Хитер Приам, козел старый, за спины всей Азии спрятался! Загородили поле, стали в двадцать рядов (больше! больше!), бок-о-бок, локоть к локтю. Вожди в шлемах с гребнями да перьями на колесницах древних (гиксосских еще!), понятное дело, впереди, путь указывают. Вояки! Хотя... Взгляд, конечно, очень варварский – но верный.

Как это Любимчик советовал? Левым крылом к Идским предгорьям? Чтобы расступились, пропустили, а после возле этих самых предгорий по камешкам размазали? Шутник был, видать, этот дядя Алким!

...А если нас разобьют? Если растопчут, разнесут по косточкам? Остановит ли этих чубатых да усатых море? Ведь до ближайшего нашего берега – два дня пути. А Гилл со своими дорийцами только этого и ждет!

– Ребята готовы, Тидид. Как ты и сказал – треть...

Да, треть. Нас мало, очень мало, но всех вести в бой нельзя, да и просто не хватит места на поле. Треть в бою, треть наготове, на всякий потопный случай, треть отдыхает. И в каждой трети десятниками те, кого я привел с Востока. Иначе нельзя, молодых ребят надо приучить к бою, приучить к крови, к победе...

– Труба!

Всегда вздрагиваешь, когда поет труба перед боем. Наша, аргосская, старого чеканного серебра. Поет труба – чисто, грозно, и уже ничего не изменить, не повернуть назад. Вот откликнулись другие трубы – серебряные, медные, бронзовые, золотые, электровые... Спартанские, локрийские, афинские, пилосские, аркадские... По всему лагерю, от мыса Ройтейон до неровного изгиба Сигейской бухты.

Поют трубы!

...Наша Глубокая улица, мое детское царство-государство, храм Афины Сальпинги Победоносной – Афины Трубы... Мама! Неужели ты сейчас там, среди этих?

Нет, не думать!

– Басилей Эвриал! Трубу слышал? Басилей Сфенел!..

Колыхнулись клочья тумана, дрогнули. Мерно ударили в троянскую землю тяжелые эмбаты на медной подошве... Темный Эреб идет навстречу Земле Светлых Асов. Давай, Эвриал, давай, Диомед Смуглый, не подкачай! А завтра и я, Диомед Собака, не подкачаю!

Поет труба, гремят эмбаты...

Только спустилась с небес розоперстая Эос, следом и Кера явилася с криком зловестным...

– Мужи аргивяне! Мужи куреты!

Наши предки говорили: гробница доблестных – вся земля. И у этого скорбного костра клянусь вам, живым, клянусь вам, погибшим вдали от родины – но за родину, что я, Диомед, сын Тидея, ваш вождь и товарищ...

– Агафокл, сын Лина! Хайре!..

– Феофраст, сын Спесиппа! Хайре!..

– Газурий, сын Митрадора! Хайре!..

– Никомед, сын Каллистрата! Хайре!..

– Лаконий, сын Теодота!..

– Андреос, сын...

– Тимей...

Хайре! Хайре! Хайре!

– Значит, Протесилай убит?

– Да. Сколько от Таната ни убегай...

Горячие азийские звезды, морской песок, легкий шелест волн, черные дельфины-корабли вдоль берега. День позади, позади хрип битвы, позади плач у погребальных костров...

– Знаешь, Паламед, я его немного побаивался, Протесилая.

– Я тоже. Словно у него была... чужая душа, что ли?

– И тебе тоже так казалось?

Гетайры отстали, лагерь спит, двое нас с Паламедом Эвбейцом на морском берегу. Двое нас, Сияющих, у стен Крекостенной Трои под черным меднокованным небом. Было больше, но Протесилай Филакский, Иолай-Первый, мой троюродный брат, все-таки встретил своего Таната.

Прощай, Чужедушец, спутник Великого Геркала! Когда-то ты приказал мне убить гидру. Смогу ли теперь – без тебя?

Хайре!

– Помнишь Микены, Диомед? Ты тогда не хотел этой войны...

– И сейчас не хочу, Навплид. Но ее все равно начали. Такие, как Одиссей. Такие как ты! А если начали – надо победить.

Он по-прежнему мрачен, пухлый Паламед. И говорит иначе. Раньше словами булькал, теперь еле цедит. Идет, под ноги, на мокрый песок смотрит. Хоть бы на звезды разок поглядел, они тут такие яркие!

...А где Пес? Вот ты где, Дурная Собака Небес, над самой Троей! Ну, радуйся, встретились, наконец!

– Я думал, мы с НИМИ договоримся. По-честному, мы же все-таки ИХ дети. Азия – ИМ, а мы уйдем дальше, уцелеем. А потом ОНИ спустили на нас Крона...

Он тоже догадался о Кроновом Котле, о Кроновой ловушке, умница-Паламед, изобретатель клейменых слитков. Просто и надежно: запереть нас, хлебоедов, в Котле, где год становится днем. Потому и не дождался я Агамемнона, потому и не сбылась мечта Пелопса о Великом Царстве. Замуровали носатого в Авлиде, и все мои победы просочились водой сквозь песок Азии. Нам не дали уйти – уйти от Гекатомбы...

– Как думаешь, Паламед, мы и сейчас... в Котле?

Он, наконец, поднял голову, взглянул на небо, на знакомую россыпь созвездий. Не срываются звезды с мест, не чудят планеты-бродяги. Но ведь и в Авлиде небо было таким же... правильным.

– Боюсь, что да, Тидид. Ты послал мирмидонцев малыша Лигерона захватить города на побережье, а первую добычу прислали уже на следующий день...

– Умно придумано! – усмехнулся я. – Пока мы в Котле, к Приаму успеет собраться вся Азия! Сто на одного!..

Усмехнулся, хоть и не до смеха. Да и не прав я. Не успеет – уже успела.

– Это не самое страшное, Диомед. Мы бросили нашу родину, не на месяцы – на годы. Что там сейчас? Ведь ты сам говорил мне о дорийцах... Но Котел – только начало. Когда ОНИ увидят, что мы все-таки побеждаем, то сами выйдут на бой. И тогда...

– И тогда...

Теплый ветерок, дующий с моря, внезапно становится ледяным Бореем. Холод страха. Холод ненависти. Холод бессилия.

«...Бойся богов, Диомед! Бойся!»