Из истории группы 'Облачный край' - Сергей Богаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– “Сергей, мы так долго ждали вашего выступления, я в таком восторге, можно вам сделать подарок, я сама его сделала… И вручает мне что-то деревянное, похожее на что-то между рюмкой и кубком, расписанное красками… девочка была очень маленькая, совсем подросток, я не обратил на неё пристального внимания… Надо ли говорить каково было удивление, когда месяцем позже мы встретились с этой девочкой-подростком несколько в иных условиях, после чего она стала моей собственной женой…
Выступление группы «Алиса» на Архангельском рок-фестивале 1987 года
Тем временем в антракте, устроенном для настройки “Алисы”, в фойе была установлена урна для голосований, в которую каждый зритель должен был оторвать и вбросить билетный корешок, написав на нем название группы, лучшей на тот момент. Разыгрывалось всего одно призовое место – никто из зрителей не обошел вниманием это действо, и урна быстро наполнилась отрывными купонами. Их пересчитывали во время выступления наших ленинградских гостей.
Алиса не вышла на сцену до тех пор, пока я, – вырвавшийся из под нерегламентированного взаимодействия талантов и поклонников, – не пробрался в зал, на микшерский пульт. Только когда я в микрофон сказал, что все настроено, и можно начинать, в зале погас весь свет. На первой песне “Мое поколение”, я стал выводить все инструменты на нужный уровень, чтобы они ни голосу не мешали, ни барабанам. Звучало всё очень сухо, и чтобы перекричать шум зала мне пришлось вывести мастер почти наполную.
В зале воцарилось абсолютное бесовство, и я не слышал не то, что инструментов там или барабанов и голоса – не слышал вообще ничего. Звукорежиссер на пульте, я не слышал ничего вообще. Сам – только что со сцены, из под комбиков и барабанной установки – да в зал, к пульту, в центр кишащих бандерлогов… Сразу скажу, что вспомнить мне, кроме орущей вокруг субстанции нечего… было круто, громко, только и всего. Я только что сам отыграл дебют, и у меня была напрочь сорвана крыша…
Закончился концерт, и на сцену вывалили все, кто принимал участие в фестивале под одобрительные выкрики зала. Вышел наш президент Николай Дубинин. Объявил о закрытии фестиваля и для подведения итогов предоставил слово директору Олесе Викторовне Солодухиной. Замечательная женщина, она мерно подплыла к микрофону и медленно произнесла сакральное:
– “По результатам голосования зрителей лучшая группа нашего города… Облачный Край!…”, и вручила мне здоровенный металлический кубок. Надо сказать, что подобное волнение я испытывал в девять лет, когда мне повязывали пионерский галстук. Не стану лукавить, я этого ожидал, но всё ж сомнение таки было – по правде сказать, были и очень сильные коллективы…
Уже после, когда все уже расходились счастливые и довольные, Костя стал искать свой свитер. А свитер ему связала мама, он был объемный такой, красный, с огромной ярко-чёрной буквой “А”. И вот этот свитер пропал из гримёрки. Такое у Кости расстройство было на лице – не передать. Я даже не совсем понял, в чем проблема – ну пропал свитер. У меня тоже быта такая мохнашка, я в ней был похож на Кинг-Конга, так вот она тоже пропала, но мне это как-то в тот момент… особенно не волновало. Но Костя огорчился не на шутку:
– “Ты понимаешь, просто этот свитер мне связала мама, она хотела просто красный, но я попросил вывязать букву “А”, и так жаль, что…”
У Кости сей свитер, был, как талисман, приносящий удачу. Я понял, что ответственность на мне – ведь фактически, я пригласил группу к нам и вот – пропала вещь. Перерыли всё, но не нашли. Сели, переживаем все вместе и вдруг… хлопает входная дверь, топот по коридору… вбегает один из наших архангельских музыкантов, и в руках у него красный свитер. Парень приехал домой, обнаружил в своём рюкзаке Костин свитер и пулей примчался обратно. Надо было видеть лицо Кинчева в тот момент. Его озарило солнцем. Он обнялся с парнем, написал ему автограф, и воцарилось такое благолепие вокруг… все стали вынимать, что у каждого было припасено на дальний случай. У кого две, у кого три – все одновременно заговорили, зашутили, заоткрывали свои бутылки, синхронно наполняя гранёные стаканы и так, нашему фестивалю была поставлена яркая точка.
Кинчев знал, что фестиваль проходит на нашей родной базе, и попросил меня показать ему легендарную поморскую студию. Зайдя туда и увидев, на чем мы репетируем и пишемся, спросил, неужели я смогу теперь работать в каких-то иных, менее приспособленных условиях, чем многоканалка у Тропилло. Кинчев испугался, увидев два враскаряку торчащих Тембра и пульт, спросил: “это” играет? Я напомнил ему, что на “этом” у Вишни “Кино” и еще куча всего преспокойно писалось и ни чуточки не стёрлось до сих пор. И вообще, альбом мы, конечно же, запишем у Тропилло, но разве в том дело?
В Архангельске было много различных рок-групп и ни одна из них не состояла в дружбе с Андреем Тропилло. Стояла задача развить это движение, усилить его и углубить. И студию мы построили не просто для себя, что б не прерывать процесс звукозаписи и делать заметки на будущее… конечно, в процессе работы в студии совершенствуешься, набираешь опыт. С большим энтузиазмом я записывал в нашей студии местные коллективы. Мне хотелось, чтобы помимо нашей музыки появлялась еще и другая сторона медали, запечатлеть для истории как можно больше хороших групп, и я записывал отнюдь не только тяжелый рок. На этих ржавых магнитофонах было записано много разных альбомов, которые, при желании можно даже сегодня купить в Архангельске. “Сцена”, “Аутодафе”, “Святая Луиза”, “Блюз-инспектор”, а также сильной металлической группы “Тор”, во главе с Александром Коптевым, которая произвела впечатление на питерских музыкантов своей мощью и виртуозной техникой исполнения, коей не мог похвастаться никто, даже в Северной столице.
Ныне же Шура. Коптев – отец Александр, главный поп города Онега. И остальные музыканты там были… ух! Их бас-гитариста Андрея Зубрикова мы звали не
